Поскольку предлог и приставку об-единодушно возводят к и.-е. obhi-, отметим, что именно объ- представляет собой закономерный рефлекс и.-е. праформы. Следует принять во внимание, что в праязыке кроме ebhi-, obhi- и bhi-, имелось также слово epi-, opi-, pi-; оба "частично совпадали по значению"36. Принимая точку зрения Т.В. Гамкрелидзе и В.В. Иванова, согласно которой придыхательность не была фонологически значимым признаком37, мы получаем ситуацию, при которой признак звонкости-глухости "частично" не выполняет смыслоразличительной функции, а следовательно, появляется основание видеть в двух разных словах и.-е. праязыка "частичные" варианты одного слова.
Вслед за А.Мейе, все дружно указывают на то, что в славянском об- совпали ebhi-, obhi-, bhi- и epi-, opi-, pi-, семантика которых со временем унифицировалась38.
Говоря о семантике, отметим, что префиксальная семантика круга, охвата, столь важная и яркая в славянских языках, наличествует лишь в рефлексах архаичной латыни, германских и балтийских языков. Предположение же о совпадении в славянском *оЫ- и.-е. *оЬЫ- и *ambhi- (ЭССЯ 26, 73-74), несмотря на некоторые фонетические затруднения (бесследное исчезновение т), решает все семантические проблемы.
Таким образом, есть основания видеть в слове беседа искаженный вариант весьма архаичного имени *оби-сёда, производного от исторически засвидетельствованного глагола оби-сёсти 'Осадить, окружить' (СлРЯ XI-XVII вв. 12, 55). Первоначальная семантика этого глагола хорошо сохранилась в литовском языке. Ср. ap-sesti 'обсесть, обседать (кого-что); сесть (садиться) вокруг (кого-чего)' (Косухин, Либерис 1956, 34). Древнерусские тексты дают и употребления глагола обсёсти, объсёсти - в том числе и с древним значением 'Сесть, расположиться вокруг': "Обсядутъ бо ны и друзи наши, советы творяще, кое убо былие клю-чается на оздравление наше. Поел. Ив. Гр., 189. XVII в. ~ 1573 г." (СлРЯ XI-XVII вв. 12, 168).
Рассмотрим возможные причины и механизм превращения обисёды в беседу. Как известно, предлоги вън, кън, сън, отсутствуют в старославянских памятниках: "уже задолго до ГХ в. произошло в славянских языковых группах обобщение этих предлогов в виде vb, kb, уь"39. Это привело к тому, что на стыке предлога и существительного возникла позиция нейтрализации, представление о которой даёт строка из песни "Вдоль по Питерской": "Во пиру я была, во беседушке"40. Эта строка может с равным успехом передавать как предположительно исконную предложно-падежную конструкцию "въ обиседушке", так и её современную, полученную в результате переразложения, версию: "во беседушке". Поскольку главной семантикой предлога-приставки *obhi была направительная, то, естественно, что наиболее употребительным предлогом, предшествовавшим слову *обисёда, был именно предлог въ (из *vbri), что постоянно создавало условия для осмысления начального гласного как принадлежащего предлогу: *въ обисёду, *въ обисёде. Поскольку это было одно фонетическое слово, то звучало оно как [въб'эис'ёду], [въб'эис'ёд'ь]. Механизм переразложения представляется следующим: 1-ый этап - соположение, приводившее к стечению двух одинаковых гласных: [въ_ъб'эис'ёд'ь]41; 2-ой этап - стяжение гласных: ъъ > ъ [въб'эис'ёд'ь]; 3-ий этап -переразложение: осмысление въ как предлога, а остатка существительного бес °д- (в силу неинтерпретируемости сегмента би-/бе- в начале русского слова) - в качестве самостоятельного корня [въ_б'эис'ёд'ь].
Как и в случае со словом обед, утрата словом внутренней формы (в данном случае - связи с глаголом сидеть и приставкой оби-) сопровождалась его переосмыслением: на первое место вышел наиболее актуальный в новое время и в новой ситуации аспект ритуала - 'разговор, обмен мнениями'. Многообразие семантики указывает, что ведущими могли представляться и другие аспекты ситуации: 'пир', 'развлечение', 'компанейское веселье с угощением', 'вечернее собрание' и т.д. (ЭССЯ 1, 211).
Если во втором предударном слоге происходила нейтрализация оппозиции ъ:о, то в первом предударном - оппозиции и: е. Написания обе-, наряду с оби-42 свидетельствуют о том, что имела место также фонетическая нейтрализация оппозиции и:ё. Показательно также наличие вариантов обсёсти
- объсёсти - обисёсти; обсияти - объсияти
- обисияти; обступити - объступити - оби-ступити; обстояти - объстояти - оби-стояти в древнерусских текстах (СлРЯ XI-XVII вв. 12).
Двойственность семантики приставки оби-/об- проявляется в оппозиции: замкнутый круг <-> разомкнутый круг. Замкнутый круг является символом целостности, единства, абсолюта, а разомкнутый круг утрачивает все эти свойства, вступая в невыгодную для себя оппозицию с прямой линией. В итоге две оппозиции, имеющие общий член, составляют триаду: 'замкнутый круг <-> ра-зомнутый круг = кривая <-> прямая'. С аксиологической точки зрения эта триада имеет вид "[+] <-> [—] <-> [+]", крайние члены триады составляют позитивные ценностные концепты, а средний - негативные.
К первой из оппозиций приставочных значений восходят такие оппозиции глагольных ЛСВ, как обойти всех (каждого) <-> обойти (миновать) кого-л. одного; обнести всех (каждого) <-> обнести (миновать) кого-л. одного.
К семантике 'разомкнутого круга = кривой' как раз и восходит значение приставки об- 'миновать кого-что-л. по окружности, по кривой'43.
Именно это значение и позволяет объяснить происхождение глагола обидеть (< об-видетъ), неочевидность связи значения которого со значением глагола видеть ставила в тупик А.Г. Преображенского (Преображенский 1, 627), да и по сей день не имеет внятного объяснения в этимологических словарях.
Речь идет о ситуации, по существу, хорошо нам известной: "В одно собранье Он едет; лишь вошел... ему Она навстречу. Как сурова! Его не видят, с ним ни слова; У! как теперь окружена Крещенским холодом она! (А.С.Пушкин, "Евгений Онегин", гл. VIII, XXXIII)". Все дело в том, что Онегина намеренно, демонстративно не видят, потому что обходят, минуют взглядом. Когда тебя нарочно не замечают, это, действительно, обидно, поэтому развитие значения 'обидеть' из значения 'обойти видением', представляется вполне прозрачным.
Обизор "позор, стыд, поношение, поругание, срам" - производное от глагола обиз-рети, как и позор, при котором виновник "выставляется на позор", т.е. на всеобщее обозрение и поругание (ср. современный армейский ритуал разжалования перед строем или гражданской казни - в России XIX в.), принципиально отличается от обиды. Тут тебя не обходят вниманием, а напротив - за какую-то провинность помещают в центр всеобщего внимания, что не обидно, а позорно.
Тем самым есть основание для соотнесения первоначального значения приставки об- с семантикой разомкнутого круга (на это указывает и семантика слов озор из об-зоръ, озорной, озорник, тот, кто озирается, осматривается, оглядывается44, собираясь сделать нечто опасное, предосудительное)45 а приставки оби- (объ-) с семантикой замкнутого круга.
Что касается семантики глаголов зази-рать, завидовать и их производных (зазорный, зависть), то семантика приставки за- в качестве одного из вариантов прямого значения предполагает направленность действия внутрь пространственного ориентира, мыслимого как замкнутое пространство (Волохина, Попова 1993, 56-57, 59). Следует уточнить - речь идет о том, пространстве, вне которого находится субъект действия, т.е. о "чужом" для него пространстве. Таким образом, зависть, это постоянное смотрение на "других", постоянное сравнивание себя с другими, проистекающее из того, что человек 'считает себя обделённым в каком-либо отношении'. Если человек так не считает (не завидует), он интересутся своими, а не чужими делами, присматривает, приглядывает, призирает за своим, держит под присмотром, приглядом, призором своё, а не за чужое.
Рассмотрим теперь семантику слов оби-сести, *оби-седа и попробуем разобраться, почему "сесть кругом, вокруг чего-либо" первоначально имело сакрально-ритуальный смысл. Для этого необходимо доказать, что круг и сидение были ритуально маркированы, отягощены сакральной символикой. Поскольку относительно концепта 'круг' это уже установлено, обратимся к анализу концепта 'сидеть'.
Начнем с того, что язык, особенно в своих истоках, построен на бинарных оппозициях. Это справедливо и относительно глаголов положения в пространстве. Для обозначения положения в пространстве предметов и живых существ, как правило, используется два глагола. Один из них обозначает нормальное (а значит - немаркированное) положение предмета или существа в пространстве, а другой - аномальное и маркированное. Например, стакан, бочка, стул, автомобиль, жито, подсолнух, дерево, животное, человек может стоять (норма) или лежать (аномалия). Корова, лошадь пала -значит, 'умерла'; человек пал, значит, 'погиб', слёг, значит, 'заболел', и напротив - на ногах, значит, 'жив, здоров'. Ничего не меняет и употребления глагола сидеть для обозначения нормального положения в пространстве: воробей, пчела, муха, комар сидят (норма) или лежат (аномалия); морковь сидит в земле (норма) или лежит на земле (аномалия); ничего не меняется и с появлением в оппозиции глагола висеть: яблоко, груша, шишка, вишня, слива висит (норма) или лежит (аномалия) - пара "норма <-> аномалия" остается неизменной. Тюркские языки вообще имеют исконно специализированные корни для выражения только двух положений в пространстве: нормального и аномального.
Таким образом, столь привычная нам триада стоять <-> сидеть <-> лежать отнюдь не является чем-то само собой разумеющимся, а напротив, заслуживает всяческого удивления. Начнем с того, что круг субъектов, способных занимать все три положения весьма узок: человек и человекоподобные (обезьяны, медведи) или очеловеченные (одомашненные) животные.