Понятие виртуальной реальности обсуждается в последние годы в целом ряде наук. "Это сравнительно новое поле вмещает в себя не только своих пра-родителей — компьютерные миры, но и довольно большой набор иных "реальностей", издревле человеку знакомых: сны, мифы, шаманство, игры, многие (если не все) виды искусства и, наконец, особые состояния сознания, вызываемые различными причинами — от естественных и находящихся в пределах общепринятой данной цивилизацией нормы до патологических, вызываемых болезнью или направленными психическими или химическими воздействиями" 15. По мнению психолингвистов, поставщиком как минимум двух возможных "реальностей" — право- и левополушарной, со своими принципами организации, приоритетами и языком , — является уже сама структура мозга. "Разные миры даны человеку изначально, и возможно именно эти "альтернативно настроенные" субстраты и провоцируют порождение иных виртуальных пространств. <…> Идея "мозгового диалога" подчеркивалась в разное время и в разных планах многими авторами: Л.С. Выготским, утверждавшим: то, что было некогда диалогом между разными людьми, становится диалогом внутри одного мозга (ср. "повествование" формирует мозг); Вяч. Вс. Ивановым, подчеркивавшим, что человеческий мозг, рассматриваемый обычно как явление биологическое, оказывается как бы обществом в миниатюре; В.С. Библером, описывавшим процесс "внутреннего диалогизма" как столкновение радикально различных логик мышления, "Я" рассудочного и "Я" интуитивного; наконец, М.М. Бахтиным, отмечавшим, что событие жизни текста (понимаемого в широком смысле) всегда развивается на рубеже двух сознаний. <…> Мыслительный процесс — игра этих систем, постоянные попытки перевода с языка на язык, попытки как бы "осмотреть" объект с разных сторон, в разных проекциях и с разной степенью разрешения" 16.
Одно из словарных значений прилагательного "виртуальный" — 'возможный; такой, который может проявиться при определенных условиях' 17. Именно такого рода "виртуальные" варианты выражения смысла, возможность которых проявляется в условиях контекста романа в целом, и обозначены в тексте Крусанова знаком слэша: хилиазм/миллениум, объяла/облапила, среда/обстановка, лапшу/дрэды, рокотало/пучилось/зрело, машинке/технике/аппаратуре, переливами/модуляциями, сделал/замесил, повинуются/поддаются, подоплеки/основания, источник/мотив, гнездовым/роевым, сердцем/давлением/сахаром в крови, рассмотрел/почувствовал, в столовой/кабинете/мастерской/гостиной, удачные/яркие, студента/школьника, комфортную/безмятежную, легкую/быструю, через месяц/год/три года, устройство/механизм, в своем Ораниенбауме/Рамбове, пятаками/рылами, иссякнул/изошел, Нержан/Несмеян, оседлав/обступив/обметав, выкаблучивались/фиглярили, правдиво/искренне/начистоту, уныло/обреченно, приблизительно/на глазок, сенцы/переднюю, братству/ордену, пря/тяжба, своей/неявной/внутренней, клубника/земляника, поверенного/стряпчего.
Иначе говоря, здесь слэш как знак препинания употребляется не в ставших для него уже традиционными значениях ('как/так и', 'либо/либо', 'с одной стороны/с другой стороны', 'и/или'), не в роли "знака оппозиции", а как символ реализации некоей возможности, потенциально заложенной в тексте, имманентно присущей тексту 21 — в значении 'а может быть и', то есть в роли "знака пресуппозиции".
Если понимать пресуппозицию как компонент общих знаний говорящего и слушающего и использовать теорию пресуппозиций "для объяснения того, каким образом фонд внеязыковых знаний используется участниками коммуникации при формировании содержательной связности текста" 18, то можно утверждать, что выразителем семантической пресуппозиции и становится новый знак препинания - слэш.
По словам В.В. Колесова, в процессе формирования литературного языка "изменяются и семиотические основы литературного языка, в частности на уровне точек зрения, отношения к прагматическим установкам дискурса и текста; все больше внимания уделяется конкретной личности, которая сама выбирает удобную для нее и ценимую ей форму выражения" 19. Процесс подобных изменений затрагивает все уровни языка - в том числе и пунктуацию. Смена парадигм выражается, в частности, и в постепенном перерастании пунктуационной системы из системы утилитарной в систему семиологических кодов.
Список литературы
"…Я - запятая, а вы угадайте, в каком тексте..." 20
1 Лингвистический энциклопедический словарь. — М., 1990. С. 407.
2 Валгина Н.С. Русская пунктуация: принципы и назначение. Пособие для учителей. — М., 1979. С. 5.
3 См. об этом: Пеньковский А.Б., Шварцкопф Б.С. Опыт описания русской пунктуации как функциональной системы / Современная русская пунктуация. — М., 1979. С.5 —7; Валгина Н.С. Трудные вопросы пунктуации. — М., 1983. с.7.
4 Валгина Н.С. Трудные вопросы пунктуации . — М., 1983. С. 49.
5 Ковтунова И.И. Поэтика пунктуации (Функции тире) / Язык как творчество: К 70 —летию В.П. Григорьева. —М., 1996. С. 336.
6 См. об этом: Друговейко С.В. Синкретизм языкового знака в поэзии постмодернизма. // Вестник СПбГУ. Сер. 2. 2000. Вып. 2. (№9). С. 58 —61. Заметим, впрочем, что подобный прием вовсе не нов — книга Артема Веселого "Реки огненные", где отсутствовали знаки препинания, вышла еще в 1924 г.
7 См. примеры также в: Зубова Л.В. Современная русская поэзия в контексте истории языка. — М, 2000. С. 315.
8 Русский язык. Энциклопедия. — М., 1979. С. 297.
9 Моисеев А.И. Звуки и буквы, буквы и цифры… — М., 1987. С. 163.
10 Моисеев А.И. Звуки и буквы, буквы и цифры… — М., 1987. С. 162.
11 Hamp E.P. Graphemica and paragraphemica // Studies in linguistica. — Buffalo, 1959 — Vol..14 — № 2(3).
12 Дедова О.В. Лингвистическая концепция гипертекста: основные понятия и терминологическая парадигма // Вестник МГУ. Сер. 9. № 4. 2001. С. 23 —24.
13 Акимова Г.Н. Новые явления в синтаксическом строе современного русского языка. — Л., 1982. С. 126. См. также: Моисеев А.И. Система знаков препинания в русском языке // Русский язык в школе. 1981. № 6. С. 65 —66 ("Дробная черта употребляется в значении (точнее, на месте) альтернативного союза и/или, а также в самом союзе").
14 Виролайнен М.Н. Пушкинский "возможный сюжет" и виртуальная реальность // М.Н. Виролайнен. Речь и молчание: Сюжеты и мифы русской словесности. — СПб., 2003. С. 469 —478.
15 Черниговская Т.В. В своём ли мы имени? // Альманах "Канун". — СПб, 2001. Вып. 2.
16 Там же.
17 Крысин Л.П. Толковый словарь иноязычных слов. — М., 1998. С.150.
18 Филиппов К.А. Лингвистика текста. — СПб., 2003. С. 255.
19 Колесов В.В. "Жизнь происходит от слова…" — СПб., 1999. С. 15 —16.
20 Боске Ален. Русская мать. — М., 1998.
21 В связи с этим любопытно отметить, что слэш (Slash Fiction) - это еще и один из весьма специфических жанров современной сетевой литературы. Согласно законам этого жанра, главными героями "слэшерских" текстов непременно должны становиться уже завоевавшие популярность персонажи ранее созданных произведений (скажем, легендарные Робин Гуд и Шериф Ноттингемский, или Тимур, Мишка Квакин и Коля Колокольчиков из гайдаровской повести "Тимур и его команда", или Дункан Маклауд и герои фильма "Горец"). При этом отправной точкой для такого "слэш"-текста становятся, как правило, нереализованные в тексте-источнике, но уже заложенные в нем сюжетные возможности: развиваются либо "недостающие" эпизоды, либо иное направление развития сюжета. Перед рассказами такого рода обычно стоит значок AU (Alternative Universe) - Альтернативная Вселенная. В Альтернативной Вселенной можно, например, сделать Робин Гуда современным пятнадцатилетним правонарушителем, Колю Колокольчикова пришельцем из космоса, а Маугли - Бароном фон Штирлицем на первом задании компартии. Кроме того, законы жанра позволяют смешивать героев и сюжеты нескольких произведений.