Ветвями молодых берез,
И жар от них душистый пышет...
Неожиданная рифма «машет» - «пышет» объясняется тем, что наборщик заменил непонятную для него форму «пашет» (не имеющую отношения к хлебопашеству, а связанную с корнем слова «опахало») более знакомой формой «пышет». Точно так же у Лермонтова и у Грибоедова наборщики систематически, в тесном союзе с корректорами, уничтожают архаические формы «раде» и «пьяни», заменяя их «рады» и «пьяны», хотя этим формам соответствовали определяющие произношение рифмы («пьяни» - «няни»).
Подобного типа опечатки характерны для определенных эпох. Если в одно время печатают вместо «нумер» - «номер», то в другое «номер» вместо «нумер». Точно так же «эксплуатация» одно время заменялась «эксплоатацией», после чего появилась обратная тенденция. В каждую эпоху существует свой репертуар неупотребительных слов. Некоторые из этих слов окончательно выходят из употребления, умирают, другие же возвращаются к жизни. То же можно сказать и про разные формы слов.
Что касается замены одного слова другим (за исключением слов однобуквенных: «я», «и» и т. п.), то это сравнительно редкий случай опечатки. По большей части это подстановка вместо одного слова его синонима (пример см. выше).
Как на особый тип замены слов следует указать на случай, когда набирается вместо нужного слова какое-нибудь находящееся по соседству. Хотя наборщик и старается читать последовательно набираемый текст, но в его поле зрения находятся слова, расположенные на сравнительно широкой площади. Очень часто, при ослабленном внимании, какое-нибудь слово, лежащее в поле зрения, механически набирается, особенно если при этом не теряется смысл. Вот примеры. В оригинале стояло: «привстал вдруг с своего места» («Братья Карамазовы»); в издании «Просвещения»: «привстал вдруг с своего кресла». Дело в том, что двумя строками ниже есть: «усадил его опять в кресла». Глаза наборщика забежали вперед, и он поставил вместо «места» бросившееся ему «кресла», так как слово это не противоречит общему смыслу. Так же вместо «мелкий разносчик с лотка» напечатано: «мелкий приказчик с лотка» («Братья Карамазовы», в издании «Просвещения», т. III, стр. 376), потому что через восемь строк есть слово «приказчик». Иной раз также по ошибке попавшиеся в глаза наборщика слова интерполируются в текст, образуя добавления. Например, в оригинале: «таков ли был бы я в эту ночь и в эту минуту»; в печати: «в эту проклятую минуту», потому что двумя строками выше читаем: «в эту проклятую ночь» («Братья Карамазовы», т. II, стр. 348). Здесь интерполяции способствовало повторение слов «в эту», но вместо обычного в таких случаях пропуска получилась вставка в текст лишнего слова. По той же причине в «Полтаве» в издании Брокгауза - Ефрона мы читаем: «Украина шумно зашумела» (Песнь третья, стих 42) вместо обычного (и правильного) «Украина смутно зашумела». Иногда эти «паразитные» влияния, сочетаясь с синонимической подстановкой, определяют направление в выборе синонима. Например, вместо «самым нетерпеливым и резким отказом» печатается: «самым решительным и резким отказом» («Братья Карамазовы», изд. «Просвещения», т. III, стр. 46): здесь «ре» слова «резким» предопределило выбор слова «решительным».
Пожалуй, не реже, чем замены, встречаются перестановки. Здесь мы имеем одинаково обильно представленные перестановки букв и перестановки слов.
Перестановка букв встречается гораздо чаще, чем это можно предполагать. Существует ряд слов, близких по значению, которые отличаются друг от друга порядком букв. Такие слова сплошь и рядом набираются одно вместо другого, например: «штука» и «шутка», «кончено» и «конечно», «поминать» и «понимать», «одобрять» и «ободрять», «провраться» и «прорваться», «большего им не дано» и «не надо». Иногда перестановка соединяется с заменой букв, их пропуском и т. д. Так «поминать» иногда переходит в «помнить». Постоянно путаются слова «благородный» и «благодарный». В соединении с более сложным искажением постоянно путают «всё» и «свое».
Ещё чаще происходит перестановка слов, особенно коротких.
Вообще надо отметить, что наиболее подвержены опечаткам слова короткие, слишком мало привлекающие внимание, и слова длинные - утомляющие внимание. Точнее всего передаются слова средние по размеру, т. е. содержащие шесть-семь букв.
Последний и самый редкий класс опечаток - это добавления (7). Если исключить повторения, о которых сказано выше, то большинство добавлений вызывается тем, что можно назвать фразеологической инерцией. Если в живом языке существует какая-нибудь поговорка или освященная употреблением формула, то появление ее в неполном виде иногда влечет пополнение при перепечатке. Так, если у автора сказано «имею право», есть шансы, что наборщик наберет «имею полное право». В этом порядке систематически наблюдается дополнение сокращенных форм «может», «должно», «стало» (например, «Стало, Васька и тать») при помощи «быть»: «может быть», «стало быть» (см. выше стр. 41), вместо «несколько лет тому» - «несколько лет тому назад» и т. п. Вот пример такого механического добавления. В речи Версилова в «Подростке» (часть третья, глава седьмая, III) имеется место: «каждый отдавал бы всем всё свое»; фраза эта казалась неполной, и в большинстве посмертных изданий читается: «каждый отдавал бы всем всё свое состояние».
Как особый класс добавлений отмечу повторение при наборе целых строк. Происходит это удвоение строк и по отношению к строкам оригинала (когда наборщик дважды читает одну строку) и к строкам набора. Принимая во внимание, что при верстке и правке корректуры бывают передвижения строк, очень часто такое удвоение строк замаскировывается тем, что удвоенный текст не начинается с новой строкой.
Отмечу еще некоторые типичные опечатки, не вошедшие в приведенную классификацию.
Довольно часто при наборе появляются или исчезают выделения абзаца красной строкой (т. е. происходит слияние двух абзацев в один). Иногда это делается даже сознательно, при верстке, чтобы выгнать нужное число строк на страницу, так как по укоренившемуся в типографской среде предрассудку абзац не считается знаком препинания, заслуживающим внимания. Чаще это происходит при следующих условиях:
• Абзац пропадает, когда последняя строка предыдущего абзаца оканчивается вместе с обычной строкой (т. е. когда абзац оканчивается полной строкой). Это явление столь обычно, что, очевидно, для восприятия абзаца недостаточно отступа в начале его, а требуется еще вид короткой строки предыдущего абзаца. Между тем полные строки в конце абзаца - явление весьма частое, так как при верстке нередко приходится «вгонять» лишнюю строку и метранпаж в таком случае довольствуется минимумом. Кроме того, дурно понимаемая эстетика книги требует ровных строк. Поэтому типографщики вообще рассматривают неполные строки как некоторый дефект. Меж тем неполная строка в конце абзаца - это опорная точка для глаза. Это следовало бы усвоить техникам книжного дела и стараться избегать в конце абзацев полных строк, оставляя в конце последней строки абзаца пробел не менее одного круглого *.
• Появляется абзац довольно часто тогда, когда новая строка начинается с прописной буквы. Такую строку иногда принимают за красную. Это случается сплошь и рядом при наборе с печатного оригинала, но еще чаще при печатании с рукописи, так как большинство авторов допускает у себя в рукописях очень неотчетливое обозначение абзаца.
Следует поэтому обратить внимание авторов на то, чтобы абзацы в оригинале были отчетливы, и лучше всего, если бы в начале каждого абзаца стоял корректурный знак абзаца (Z).
Другая типичная опечатка в знаках препинания - это появление точки перед прописной буквой. Наборщик настолько привыкает к тому, что с прописной буквы начинается новое предложение после точки, что самый вид прописной буквы вызывает у него представление о точке. Поэтому часто появляются неожиданные, противоречащие смыслу точки перед собственными именами.
Таковы основные типы опечаток, коренящихся в процессе набора. Это-первая цепь искажений, которым произведение подвергается в печати. Это - своего рода подводные камни, которые полезно знать и предусматривать. Вот почему я остановился с некоторой подробностью на классификации опечаток.
Полезно было бы, чтобы авторы заранее учитывали возможность искажения некоторых мест и обращали на них особое внимание. Так, в частности, совершенно необходима особая тщательность оригинала в случае слов, которые могут быть не поняты наборщиками, научных терминов, имен собственных и т. п. Что касается до форм непривычных (например, диалектных, разговорных, нелитературных, устаревших), то точность их в оригинале полезно оговаривать на полях. Вообще полезно отмечать (например, цветным карандашом) все места, «опасные» в смысле опечаток, чтобы при корректуре обратить на них особое внимание.
Вообще же надо заметить, что наиболее опасные опечатки - это те, которые дают смысл. Какая-нибудь перевернутая буква или бессмысленная замена букв почти не опасны для книги. Это - чисто внешний, технический дефект. Сколько-нибудь внимательное чтение их быстро обнаружит. Гораздо опаснее опечатки осмысленные, дающие в результате новый текст и новый смысл. С подобными опечатками бороться значительно труднее, а между тем они вовсе не так редки, как это вообще думают. В среднем в каждом печатном листе книги средней исправности найдется одна осмысленная опечатка, иначе говоря - одно искажение текста.
Ввиду того, что нет набора без опечаток, книга не может печататься в том виде, в каком она выходит из рук наборщика. Необходима вторая стадия работы над книгой - корректура.
Сперва остановимся на работе профессионального корректора, чтобы уяснить, какие опасности грозят точности текста от неудовлетворительной корректуры и в чем выражается неудовлетворительность ее.
В первую очередь тексту грозит то, что корректор не будет считывать корректуры с оригиналом. Таким образом, все опечатки, имеющие некоторое вероятие осмысленности, сохранятся. И действительно, существуют корректоры, которые справляются с оригиналом только в случае явной нелепости. Но что считать явной нелепостью?