Слова сал, бер, йон, рош немыслимы вне «четырехэлементного анализа» Н.Я. Марра. Как известно, основное положение его теории – это единство глоттогонического процесса, соответствие языка общественно-экономической формации и происхождение всех слов в любом языке мира из четырех элементов. В антологии, составленной В.Н. Базылевым и В.П. Нерознаком [Сумерки лингвистики, 2001], собран большой материал, связанный с четырехэлементным анализом Н.Я. Марра, из которого следует, что при всей фантастичности идеи, она не полностью отвергнута современным языкознанием. Таким образом, термины метадиалекта Н.Я. Марра первоэлементы сал, бер, йон, рош (sal, ber, ion, roš) немыслимы без связи с соответствующей концепцией. Однако их прагматика (оценка стоящей за ними идеи) весьма неоднозначна.
Метадиалекты достаточно быстро сменяют друг друга. Между метадиалектами все-таки нет и не может быть непроходимой границы, и это делает возможным свободное общение между представителями различных направлений.
Научный лингвистический текст, будучи реализацией языка для специальных целей, предопределяет важнейшие особенности лингвистической терминологии. Лингвистический термин может быть охарактеризован как несущий стилистическую нагрузку, поскольку он является важнейшим стилеобразующим элементом научного стиля литературного языка. Кроме того, термин способен передавать не только особенности общего лингвистического метаязыка, но и его отдельных метадиалектов. Научный дискурс, будучи разновидностью институционального дискурса, также во многом создается при помощи соответствующей терминологии, однако акцент при описании лингвистического дискурса делается не на текстовых характеристиках, а на характеристиках участников и обстоятельствах научного общения, поэтому при описании конкретных дискурсивных практик в лингвистике терминология может быть проанализирована с точки зрения отражения в ней приоритетов адресанта.
Глава 2. Семиотические характеристики лингвистического термина
В этой главе речь идет о семантике, синтактике и прагматике термина как его семиотических свойствах, которые тесно связаны между собой и предопределяют друг друга. Отдельный параграф посвящен лингвистической метафоре, которая, как и любая научная метафора, обладает огромным креативным потенциалом. Метафоры валентности или поля в лингвистике задают когнитивную модель, чрезвычайно перспективную для концептуализации соответствующих научных областей. Как известно, валентность – термин, введенный в химию в 1868 г., в значении «свойство атома химического элемента (или группы элементов) соединяться с определенным числом атомов другого элемента». Прежде за соответствующим понятием было закреплено название атомности или значности. «О существовании химической валентности знали все, окончившие среднюю школу, но применение этой категории к языку дало совершенно новый и вместе с тем кристально ясный разворот мысли», -отмечает И.Г. Хазагерова [2004: 87]. Заимствование этого термина в лингвистику принесло совершенно новые идеи для синтаксиса.
В современной лингвистике за тропами совершенно справедливо признаются когнитивные функции, и научная метафора, играющая эвристическую роль, рассматривается как источник новых концепций. Важным свойством научной лингвистической метафоры в ряде случаев оказывается то, что она является метафорой-катахрезой, т.е. вынужденной метафорой, единственным средством выражения (если до введения метафоры понятие не имело закрепленного словесного обозначения вообще). Такой метафорой является поле (ср. современные теории функционально-семантических полей школы А.В. Бондарко и др.).
К метафорам-катахрезам может быть отнесен и термин гомеостаз, заимствованный из физиологии. Этот термин (homeostasis - греч. нomois «подобный, тот же самый» + statis 2стояние, неподвижность») в 1929 г. впервые использовал американский физиолог Уолтер Брэдфорд Кеннон в значении «относительное динамическое постоянство внутри среды (крови, лимфы, тканевой жидкости) и устойчивость основных физиологических функций (кровообращения, дыхания, терморегулирующего обмена веществ и т.д.)». В лингвистике последнего десятилетия (ср.: Г.Г. Хазагеров, 2001: 5-28, Э.Г. Куликова, 2004: 10-12) этот термин используется в применении к языковой системе, обладающей признаками динамического равновесия. В обобщенном смысле гомеостаз толкуется как тип динамического равновесия, характерный для сложных саморегулирующихся систем и состоящий в поддержании существенно важных для сохранения системы параметров в определенных пределах. Именно в связи с гомеостазом принято говорить о равновесии в системе, об угрозах системе. С ним же связан экологический аспект существования объектов. В когнитивном отношении метафора-катахреза едва ли не более ценна, чем обычная метафора. Ср.: «Термины-метафоры активно стимулировали научную мысль, поскольку различные компоненты, на основе которых осуществлялся перенос, имплицировали другие признаки и разнообразные следствия» [Н.М. Локтионова, 2002: 37].
Оценочное содержание часто передается определениями к термину: так называемая яфетическая теория (слабая пейоративность), пресловутая яфетическая теория (более сильная пейоративность). Почтенный (и, конечно, нейтральный в эмоционально-экспрессивном отношении термин) индоевропеистика в трудах Н.Я. Марра преобразуется на синтагматическом уровне в сильный пейоратив – буржуазная расистская индоевропеистика.
В современной лингвистической науке преобладает (и даже признается желательным) поликонцептуализм, при котором новая научная парадигма не исключает, а дополняет, обогащает, развивает прежние концепции или просто сосуществует с ними. Само это обстоятельство делает невозможным одно из самых часто выдвигаемых требований к термину – требование однозначности. В этих условиях лингвистический термин может быть однозначным только в рамках одной концепции.
Генеральное свойство языкового знака, обозначенное С.И. Карцевским как «асимметрический дуализм языкового знака», в полной мере присуще и лингвистическому термину. Основные семасиологические характеристики термина, к которым относят однозначность, отсутствие синонимов, особенно – стилистических и эмоционально-экспрессивных, точность и строгость номинации, существуют в виде тенденции, но никак не в виде закономерности, не знающей исключений. Требование «интеллектуальной чистоты», предъявляемое термину, вряд ли осуществимо в полном объеме. Полная «отрешенность» от образных и эмоциональных переживаний недостижима в силу того, что термин есть слово в лексической системе естественного языка, а значит все знаковые свойства – семантика, синтактика и прагматика – присущи и ему.
Признание важности высказывания и – шире – дискурса в целом для реализации семантических и прагматических свойств термина ни в коей мере не отрицает возможности решения проблемы прагматического созначения на уровне отдельного терминологического слова. На уровне слова термину может быть приписана общая позитивная прагматика, связанная с его способностью передавать общественно значимую информацию. Однако собственно прагматические приращения термин приобретает в живом функционировании.
Глава 3. Прагматика лингвистической терминолексики
Научная терминология заведомо небезразлична к таким категориям, как «свое» / «чужое», ибо научные изыскания в гуманитарных областях знания – это по сути постоянный поиск аргументов в пользу «своего» термина как наиболее адекватно выражающего понятие. «Чужое» имеет две ипостаси: с одной стороны, оно таит в себе угрозу или опасность. Типичной является интерпретация противопоставления «своего» и «чужого» в аксиологическом, ценностном плане – в виде оппозиции «хороший» - «плохой», - с резко отрицательной оценкой всего того, что принадлежит «чужому» миру [Ю.М. Лотман, 1969: 465-466]. А с другой стороны, «чужое» бывает притягательным, вызывает интерес, любопытство и даже пиетет, если известно о его превосходстве по каким-то параметрам.
Терминология, с одной стороны, открыта для постоянных нововведений, а с другой – поддается целенаправленному воздействию. При изучении лингвистических описаний нередки затруднения, которые связаны с так называемой «терминологической независимостью», в известной мере преодолеваемой с помощью авторских комментариев. Исследовать свой предмет лингвист может только в границах определенной концепции, и в рамках этой концепции он кодирует научный поиск наиболее приемлемыми с его точки зрения (часто – собственными) терминами. А если предмет изучения уже находился в поле зрения других исследователей, то неизбежно возникают концептуально связанные ряды «своих» и «чужих» терминов.
Наряду со способностью передавать значимую для реципиента информацию, термины обладают способностью делать ту же информацию закрытой для «непосвященных» восприемников. Неофиты часто оказываются в трудной ситуации, особенно в последние десятилетия, когда в лингвистику лавиной хлынули новые термины, в том числе и заимствованные из других областей знания. «Свое» и «чужое» может пониматься не только как «принадлежащее близкой или, напротив, далекой» концепции. Нередко «свое» соотносится просто с исконным (или воспринимаемым как исконное вследствие длительной ассимиляции), а «чужое» - с иноязычным, поэтому отдельный параграф посвящен анализу прагматики исконных и заимствованных терминов.
Время от времени на страницах лингвистической периодики поднимаются вопросы об очистке лингвистической терминологии от засилья иноязычных слов. Чаще всего высказываются идеи в духе известных ленинских заметок «Об очистке русского языка». Ср.: «Щеголянье «модными» терминами (прежде всего американского происхождения), нарочито «заумный» язык делают некоторые лингвистические работы (в том числе и учебники) недоступными даже узкому кругу «посвященных». Эта вредная традиция в той или иной степени проникает и в учебники для средних школ» [Ф.П. Филин, 1981: 6].