В первом УК РСФСР 1922 г. не было самостоятельной главы о преступлениях против правосудия. Нормы о таких преступлениях содержались в разных главах. В разделе 1 «О контрреволюционных преступлениях» главы «Государственные преступления» устанавливалась ответственность за укрывательство контрреволюционных преступлений. В разделе 2 «О преступлениях против порядка управления» этой же главы закреплялась ответственность за недонесение о достоверно известных предстоящих и совершенных преступлениях; освобождение арестованного из-под стражи или из места заключения или содействие его побегу; побег арестованного из-под стражи или из места заключения, учиненный посредством подкопа, взлома и вообще повреждения затворов, стен и т.п.
Уголовный кодекс РСФСР 1926 г. также не имел специальной главы о преступлениях против правосудия. Рассматриваемые деяния содержались в основном в гл. II «Преступления против порядка управления» и гл. III «Должностные (служебные) преступления». К числу преступлений против правосудия относились: незаконное освобождение арестованного из-под стражи или из мест заключения или содействие его побегу; побег арестованного из-под стражи или места заключения, а равно возвращение в запрещенные для проживания места, побег с места обязательного поселения или с пути следования к нему; уклонение свидетеля от явки или отказ от дачи показаний, уклонение эксперта, переводчика или понятого от явки или отказ от исполнения обязанностей, а равно воспрепятствование явке к исполнению обязанностей народного заседателя; заведомо ложный донос, заведомо ложное показание; оглашение данных предварительного следствия, дознания или ревизионного обследования; постановление судьями из корыстных или иных личных видов неправосудного приговора, решения или определения; незаконное задержание или незаконный привод; разглашение, сообщение, передача должностным лицом сведений, не подлежащих оглашению. Глава VII «Имущественные преступления» включала норму о присвоении чужого имущества, вверенного для определенной цели, или растрате этого имущества.
Впервые в истории советского периода в УК РСФСР 1960 г. была выделена особая глава «Преступления против правосудия». Данная глава включала преступления против правосудия, понимаемые не в узком смысле как деяния против деятельности судов по разрешению уголовных и гражданских дел, а рассматриваемые в широком понимании правосудия. Это позволило свести к единому объекту уголовно-правовой охраны деятельность судов, органов прокуратуры, следствия, дознания, исправительно-трудовых учреждений, организаций и отдельных лиц в сфере установления истины по делу, обоснованного принятия судебного решения и его исполнения.
В первоначальной редакции УК РСФСР 1960 г. включал 15 статей об ответственности за преступления против правосудия. Они включали преступления должностных лиц, препятствующие правильному отправлению правосудия, и преступления иных субъектов. К первой группе посягательств относились: привлечение заведомо невиновного к уголовной ответственности; вынесение заведомо неправосудного приговора, решения, определения или постановления; заведомо незаконный арест или задержание; принуждение к даче показаний. Вторая группа преступлений включала: заведомо ложный донос; заведомо ложное показание; отказ или уклонение свидетеля или потерпевшего от дачи показаний или эксперта от дачи заключения; понуждение свидетеля или потерпевшего к даче ложных показаний или эксперта к даче ложного заключения либо подкуп этих лиц; побег из мест лишения свободы, предварительного заключения или из-под стражи и др.
Такое построение системы преступлений против правосудия с выделением деяний, связанных со злоупотреблением или превышением должностных полномочий при осуществлении правосудия со стороны его представителей, и деяний иных лиц способствовало существованию в течение многих десятилетий взгляда о системе преступлений против правосудия, в основу которой был положен субъект преступления.
Начавшаяся в конце 80-х - нач. 90-х гг. прошлого столетия реформа законодательства, реализация принципа разделения властей, необходимость обеспечения самостоятельности и незыблемости судебной власти потребовали применения и специальных уголовно-правовых средств защиты представителей судебной власти, осуществляющих правосудие.
Закон СССР «Об ответственности за неуважение к суду» от 2 ноября 1989 г. установил уголовную ответственность за ряд посягательств против судьи, народного или присяжного заседателя. Указ Президиума Верховного Совета РСФСР от 11 декабря 1989 г. дополнил УК РСФСР ст. ст. 176.1, 176.2 и 176.3 об ответственности за вмешательство в разрешение судебных дел, угрозу по отношению к судье, народному или присяжному заседателю и за оскорбление судьи, народного или присяжного заседателя.
В последующие годы нормы главы о преступлениях против правосудия неоднократно подвергались изменениям. В основном изменения и дополнения касались необходимости обеспечить должную защиту лиц, непосредственно отправляющих правосудие. Кроме того, на нормах рассматриваемой главы отразились и происшедшие изменения в социально-экономических, идеологических и политических общественных отношениях. Так, например, была отменена ответственность за самовольное возвращение высланного в места, запрещенные для проживания (ст. 187 УК РСФСР), в связи с исключением из системы наказаний ссылки и высылки. Ложный донос всегда признавался опасным преступлением. Об этом свидетельствует анализ памятников отечественного права.
2. Уголовно-правовая квалификация заведомо ложного доноса
Любое лицо, если ему стало известно что-либо о совершенном или подготовляемом преступлении, может сообщить об этом в правоохранительные органы. Это не только является гражданским долгом, но и способствует быстрому раскрытию преступлений (часто по «горячим следам»), предупреждению наступления тяжких последствий или продолжения преступной деятельности (совершения новых преступлений).
С момента возбуждения уголовного дела органы правосудия вправе проводить расследование, привлекать лиц в качестве подозреваемых и обвиняемых, применять меры пресечения, в том числе, заключение под стражу, иные меры процессуального принуждения.
Все это свидетельствует о важности получения органами правосудия правдивых, достоверных сведений о преступлении. Общественная опасность заведомо ложного доноса заключается, таким образом, как в том, что соответствующие органы государства отвлекаются от раскрытия и расследования действительно совершенных преступлений, так и в возможном применении процессуальных мер принуждения в отношении невиновных, и даже привлечении их к уголовной ответственности и осуждении. Однако заведомо ложный донос нельзя относить к преступлениям, посягающим на общественные отношения по обеспечению в ходе получения доказательств прав человека и гражданина. Совершение этого деяния не предполагает обязательное указание на определенное лицо. Нельзя согласиться с мнением Мальцева В., что ложный донос означает ложное обвинение в совершении какого-либо преступления отдельным лицом. Рассматриваемое деяние предполагает ложное сообщение о факте совершения общественно опасного деяния, запрещенного УК под угрозой наказания. Поэтому правы те авторы, которые отмечают, что вовсе не требуется, чтобы в этом сообщении содержалось указание на конкретное лицо.
Таким образом, непосредственным объектом заведомо ложного доноса являются общественные отношения по обеспечению поступления в распоряжение органов правосудия достоверных сведений о преступлениях.
Что же касается прав и интересов личности, то вред рассматриваемым деянием им причиняется не всегда. Поэтому нельзя расценивать их в качестве дополнительного непосредственного объекта.
В данном случае, как правильно отмечает Л.В. Лобанова, речь должна идти о факультативном дополнительном объекте заведомо ложного доноса. Разумеется, в случае, когда лжедоносчик указывает на конкретное лицо, опасность такого деяния повышается. На степень общественной опасности заведомо ложного доноса влияет и то, «в совершении какого преступления обвиняется невиновный и насколько «обоснован» и «убедителен» ложный донос». Так, по сведениям С. Юдушкина, во многих случаях для ложного доноса выбираются или наиболее распространенные преступления, такие как против собственности граждан (26,6%) и общественного порядка (20%), или наиболее сложные по оценке доказательственного материала, например, половые (21,6%), что усиливает трудность разоблачения доносчика. По утверждению этого же автора, о внешней убедительности, а, следовательно, и опасности ложных доносов говорит и тот факт, что по 36,7% таких заявлений были возбуждены уголовные дела. Причем больше половины доносов (63,2%) связано с делами о тяжких преступлениях, т.е. направлено на применение к невиновным самого сурового наказания. Думается, в настоящее время ситуация мало изменилась, скорее - еще более усугубилась.
Анализ объективной стороны заведомо ложного доноса вызывает целый ряд дискуссионных вопросов, которые по-разному разрешаются в литературе. Во многом это связано с тем, что по законодательной конструкции диспозиция ст.306 УК РФ является простой (или назывной), т.е. не содержит описания признаков деяния. В литературе справедливо отмечается, что простая диспозиция должна применяться при конструировании уголовно-правовых норм лишь в тех случаях, когда смысл преступного посягательства ясен без специального пояснения в законе. Однако этого нельзя сказать о заведомо ложном доносе. Данное преступление с объективной стороны представляет собой ложное сообщение (устное или письменное) о факте совершения преступления. В связи со сказанным возникает ряд вопросов. О чем и в какой форме должен быть сделан ложный донос, чтобы его можно было считать преступлением? Кто адресат этих сведений? С какого момента преступление считается оконченным?