1. Из окна дуло. Штирлиц выстрелил, и дуло исчезло.
2. – Какую поэзию любит Андропов?
- Больше всего он любит Пушкина за его слова «Души прекрасные порывы!»
Эта сторона вопроса прекрасно представлена в книге В.З.Санникова «Русский язык в зеркале языковой игры».
Итак, мы увидели, что хотя для русского языка и является наиболее существенным словоизменительный критерий, но в некоторых ситуациях мы должны опираться и на знание семантики, и на синтаксическое окружение и связи данного слова, а иногда и на знание экстралингвистической ситуации в целом. На этом мы закончим обсуждение того, какие критерии и почему могут выходить на первый план при описании системы частей речи в русском языке. И попробуем показать, как их использование может зависеть от лингвиста и в итоге привести либо к одной классификации, либо к другой.
Что задается языком, а что определяется лингвистом?
Вначале стоит посмотреть на исторические факты, чтобы убедиться в справедливости вышеприведенного утверждения. Итак, приблизительно в один и тот же исторический период существования русского языка несколько, бесспорно, талантливых и выдающихся российских языковедов обнаружили в одном и том же языке такой состав и такое число частей речи.
1). Алексей Александрович Шахматов (1864-1920) выделил 14 частей речи, которые распределялись у него следующим образом:
к знаменательным частям речи были отнесены существительные, прилагательные, глаголы и наречия (с оговоркой, что все имена в этой группе должны быть неместоименными и нечислительными);
к незнаменательным частям речи были причислены местоименные существительные, местоименные прилагательные, местоименные наречия и числительные;
этим двум классам слов противостоят служебные части речи, среди которых предлоги, связки, союзы, префиксы (приставки), частицы и как отдельная группа представлены междометия.
Конечно, обращает на себя внимание то, что Шахматовым был установлен особый, фактически словесный статус префикса. И следует подчеркнуть, что главным принципом выделения частей речи был провозглашен синтаксический (в сочетании с морфологическим), что проявляется даже в названии работы, в которой эти части речи были названы, – это знаменитый «Синтаксис русского языка».
2). Александр Матвеевич Пешковский (1878-1933) главным принципом при выделении частей речи считал формальный, причем в узком понимании этого слова – когда формальными признаками слова признаются только те, что заключены внутри этого слова), выделил 7 частей речи:
глагол, имя существительное, имя прилагательное, наречие, причастие, деепричастие и инфинитив.
Следует отметить, что такая картинка предлагалась А.М.Пешковским в первом издании его главного труда – «Русского синтаксиса в научном освещении». В третьем издании в эту классификацию были внесены некоторые коррективы.
3). Василий Алексеевич Богородицкий (1857-1941) в «Общем курсе русской грамматики» опирался главным образом на синтаксические и семантические признаки слов и различал слова самостоятельные и подчиненные, а также имеющие собственное значение и не имеющие его.
Так, к словам самостоятельным с собственным значением относятся существительные, глаголы и личные местоимения;
слова с меньшей степенью самостоятельности (подчиненные), имеющие при этом своё собственное значение, - это прилагательные и причастия, числительные, определительно-указательные местоимения, наречия и деепричастия;
слова без собственного значения –это предлоги и союзы;
междометия не относятся ни к какой из вышеобозначенных групп, поскольку это «восклицания, относящиеся к области эмоциональной», а все остальные слова относятся к «области умственных представлений».
4). Лев Владимирович Щерба (1880-1944) в статье «О частях речи в русском языке» разграничил «две соотносительные категории: категорию слов знаменательных и категорию слов служебных», первые наделены самостоятельным значением, а вторые служат средством выражения отношений между предметами мысли.
Знаменательные слова – это глаголы, существительные, прилагательные, наречия, количественные слова, категория состояния (наречия в предикативной функции);
служебные слова – это связки, предлоги, союзы (разных типов), частицы;
междометия и звукоподражательные слова не относятся ни к первой, ни ко второй группе.
Итак, почему же мы видим настолько разные классификации слов по частям речи у этих ученых, предложенные примерно в одно и то же время применительно к одному и тому же языку?
Очевидно, что основной причиной является выдвижение на первый план разных критериев, а при наличии нескольких принципов классификации – учет их в разной степени и своеобразное к ним отношение самих авторов. Не останавливаясь конкретно на характеристике какой-то одной (или каждой) из них, попробуем показать некую общую идею, лежащую в основе всего этого возможного многообразия.
При желании мы можем какие-то группы слов отнести либо к одной части речи, либо к другой, либо вообще выделить их как самостоятельные разряды слов. Такова вполне классическая ситуация с причастиями и деепричастиями в русском (и не только русском) языке: если я выдвигаю в качестве главного критерия синтаксический, то логичнее будет отнести причастия к прилагательным, а деепричастия – к наречиям, поскольку их синтаксические функции и роли в предложении будут одинаковыми.
При учете морфологического критерия картина будет непростой, т.к. и в понятие морфологического критерия вкладываются разные (или многие) смыслы, о чем говорилось выше, и противоречиво эти моменты проявляются в причастиях и деепричастиях, что не позволяет однозначно ответить на вопрос, на кого они больше похожи – на прилагательные или на глаголы (и соответственно на наречия или на глаголы).
Если в качестве решающего признака выдвигать словоизменительный, то причастия окажутся вместе с прилагательными (общий набор флексий, одинаковый тип словоизменения), а деепричастия – с наречиями (как слова, у которых вообще отсутствует словоизменение).
Если посмотреть на их словообразование, то окажется, что разумнее их отнести к глаголам в силу наличия регулярных и достаточно стандартных словообразовательных моделей (к тому же, с сохранением глагольной семантики).
Если же акцент ставить на наличии у этих групп слов определенных грамматических категорий, то тогда надо решать вопрос так, как это делали александрийские грамматисты, - выделять их в отдельную группу, поскольку у тех же причастий есть как именные признаки (род, число, падеж), так и глагольные (время, залог, вид), и такое сочетание грамматических категорий имеется только у этой группы слов.
Как это ни странно, но если учитывать главным образом синтаксические и морфологические особенности слов, мы можем не выделять в русском языке такие части речи, как числительные и местоимения. Ведь какая-то их часть объединится с существительными (например, некоторые количественные числительные или личные и некоторые вопросительные местоимения), какая-то часть будет причислена к прилагательным (например, порядковые числительные или притяжательные, указательные, некоторые неопределенные и др. местоимения), а оставшиеся подмножества этих частей речи можно отнести к наречиям (это местоименные наречия, как здесь, там, туда и др., а также слова типа вдвоём, трижды и др.).
Что же тогда позволит нам сохранить эти части речи как отдельные и самостоятельные в современном русском языке? По всей видимости, для них чрезвычайно важным оказывается критерий семантический. Ведь именно указание на число или количество объединяет вместе столь разнородные разряды числительных, что мы имеем сейчас в нашем языке. А что касается семантики и вообще природы местоимений, то она у них настолько своеобразная, что действительно выделяет местоимения из всех остальных слов языка – у них особый способ, или тип, номинации, не похожий ни на что другое, представленное в остальных знаменательных частях речи.
Действительно, местоимения не называют какой-либо предмет или лицо, не дают им какой-либо характеристики, а лишь указывают на них или на их отношение к иным предметам или явлениям неязыковой действительности. Как правило, значение местоимения проявляется и конкретизируется в процессе общения (во время конкретного акта коммуникации): так, личные местоимения первого лица указывают на говорящего (я, мы), местоимения второго лица обозначают собеседника, или адресата речи (ты, вы), возвратные местоимения называют субъекта данного высказывания (себя), неопределенные местоимения отсылают к объекту, неизвестному как минимум адресату речи, а когда-то неизвестному и самому говорящему (кое-что, что-то, некто) и т.п.
Местоимения указывают на некую сущность без описания и определения качества этой сущности. Вот этот особый тип номинации, реализуемый местоимениями в языке, обычно и является главным признаком местоимений как отдельной, особой и уникальной части речи.
Таким образом, мы видим, что части речи представляют собой определенную систему, в которой есть, в частности, и своя иерархия (что проявляется, как минимум, в наличии знаменательных и служебных частей речи), и своя логика, но эта система не является чем-то жестко структурированным и строго определенным, раз и навсегда заданным. Она подвижна и изменчива, между разными частями речи нет непроходимой стены, что вовсе не говорит об отсутствии этих категорий в языке вообще.
Отнесение того или иного слова к той или иной части речи определяется целым рядом разных факторов, многое может выясняться только в конкретном контексте с учетом конкретной ситуации и требовать иногда довольно тонкого анализа языкового материала.
И закончить статью мне бы хотелось словами Л.В.Щербы, которые он произносит именно в работе, посвященной частям речи в русском языке, но эти слова замечательны тем, что могут относиться не только к интересующему нас вопросу, а должны быть неким жизненным принципом в самых разных ситуациях: «Идеалом была для меня всегда замена схоластики, механического разбора – живой мыслью, наблюдением над живыми фактами языка, думаньем над ними. Я знаю, что думать трудно, и тем не менее думать надо и надо, и надо бояться схоластики, шаблона, которые подстерегают нас на каждом шагу, всякий раз, как мысль наша слабеет. Поэтому не следует прельщаться легким, простым и удобным: оно приятно, так как позволяет нам не думать, но ложно, так как скрывает от нас жизнь, бесполезно, так как ничему не учит, и вредно, так как ввергает мысль нашу в дремоту».