Вопрос о разграничении узуальных и потенциальных дериватов, а также о статусе ряда модификационных производных, имеющих грамматическую значимость, непосредственно связан с определением количества слов в русском языке. Традиционная отечественная лексикография включает в качестве самостоятельных лексем и отдельных словарных статей парные по виду глаголы, возвратные глаголы с пассивным значением типа обсуждаться, асфальтироваться, уменьшительные и увеличительные производные имена, все глагольные модификационные производные с разнообразными приставками, наречия на - о, - е, образованные от качественных прилагательных, отвлеченные существительные, образованные от глаголов и прилагательных. По мнению некоторых исследователей, производные, образованные по продуктивным моделям в речи, не подлежат внесению в словарь, т. к. речь идет «о потенциальных схемах для образования лексем, еще не существующих в данном языке» [Мельчук 1995: 477–478]. К таким потенциальным схемам, для которых нет места в словаре, И. А. Мельчук относит сложные слова, образованные от числительных (типа трехметровый, семимесячный), сложные прилагательные (это соответствует отечественной лексикографической практике), а также глагольные модели с аффиксами по-, до- - ся [Мельчук 1995: 479–485], что расходится с лексикографической практикой. М. Эпштейн считает, что не подлежат внесению в словарь в качестве отдельных словарных статей парные по виду глаголы, возвратные глаголы с пассивным значением, а также уменьшительные и увеличительные имена [Эпштейн 2006].
Вопрос о лексикографическом представлении парных по виду и залогу глаголов заслуживает отдельного рассмотрения. Он связан с особенностями взаимодействия словообразовательных и грамматических категорий в русском языке, в котором словообразовательный механизм деривации используется для грамматического формообразования, а также со степенью регулярности и предсказуемости видового и залогового формообразования. Что же касается рассмотренных продуктивных производных, не имеющих грамматического статуса, то, по нашему мнению, не может быть иного решения, как представление данных производных лексем в словаре в виде отдельных словарных статей. Их образование характеризуется лексической и аффиксальной избирательностью, что делает невозможным их перемещение из словаря в грамматику.
Итак, русские корни активно участвуют в потенциальном словообразовании –производстве новых слов по продуктивным моделям, заполняющим пустые «клеточки» в словообразовательной системе. Многие из таких производных, лишенные налета необычности и воспринимаемые как узуальные образования, не вошли в словари русского языка (они и не могут быть в полном объеме зафиксированы в словарях ввиду открытости многих словообразовательных моделей).
Кроме того, необходимо подчеркнуть, что потенциальные дериваты, легко образующиеся в разговорной речи, в художественной литературе и публицистике, представляют важное системообразующее свойство русского словообразования, что необходимо учитывать при анализе образования новых слов от русских корней, – производство слов по продуктивным словообразовательным моделям в русском языке контекстно и ситуативно обусловлено.
9. Почему предпочтение часто отдается заимствованным словам? Несмотря на обилие примеров, показывающих словообразовательную активность русских корней в производстве новых слов (прежде всего в разговорной речи и художественной литературе), тем не менее в финансовой, социально-политической, экономической, компьютерной терминологии, в рекламе, публицистике и вообще в средствах массовой коммуникации предпочтение отдается иноязычным заимствованиям и производным от них. Об этом свидетельствует языковой материал, приведенный в начале статьи. Другие примеры: препейдный план используется вместо предоплатный план;в компьютерной терминологии при отсутствии номинации оказатель услуг употребляется заимствование провайдер; юзер, юзерский все чаще заменяет пользователь, пользовательский, а креатив, креативный – творчество, творческий и т. д.
Возникает вопрос о причине этого явления, которое не соответствует большому потенциалу русской словообразовательной системы. Как представляется, ее не стоит искать только в «словообразовательной робости» русистов, устранившихся от образования необходимых терминов для обозначения новых реалий, как считают некоторые переводчики экономических и юридических текстов, испытывающие недостаток русских терминов, эквивалентных английским. Причины глубже и отражают общие тенденции в речевой практике современного российского общества (а значит, в его настроениях и предпочтениях), когда и при наличии употребительных русских слов в названных типах дискурса появляются и активно употребляются синонимичные заимствования. Ср. пары заимствованных и русских лексем: сертификат – свидетельство, сервис – обслуживание, социум – общество, бренд – торговая марка, дайвинг – погружение, суицид – самоубийство, инсталляция – установка, демо-версия – пробная версия, бонус – дополнительное вознаграждение, секьюрити – охранник, дилер – посредник.
В качестве причин активного употребления иноязычной лексики исследователи указывают на семантическую спецификацию заимствований (дайвинг – не просто погружение, а спорт и целая развлекательная индустрия) и языковую экономию, когда заимствование заменяет описательную номинацию (ср. либерализация цен – повышение цен как результат отказа от их государственного регулирования). Важную роль играет также речевая мода, стремление казаться современным и «посвященным» [Крысин 2008: 18–36], [Кронгауз 2008].
Называется и другая причина, которая нам представляется очень важной, – стремление к иносказанию, к эвфемизмам, неопределенности, т. е. таким средствам номинации, которые маскируют суть явления, часто отрицательного, оказываются для него камуфляжем, делая его вполне респектабельным [Крысин 2009: 51]. ср. классические примеры, наглядно показывающие эффект употребления иноязычных лексем: киллер – наемный убийца, мизантроп – человеконенавистник, атеизм – безбожие. Эвфимизация такого типа демонстрирует «отрыв слова (имени) от вещи и скрытого в вещи смысла». Заимствования в русском (как и в любом другом славянском) языке нередко приобретают «размытую универсальность», «сокращают огромное поле смыслов до одного общего знаменателя» и тем самым скрывают суть явления. Поэтому такими словами удобно пользоваться, когда эту суть надо скрыть [Кара-Мурза 2005].
И в повседневной жизни, когда мы употребляем такие малоинформативные фразы, как, например, У него свой бизнес или Я менеджер, то с помощью иностранных слов «мы размываем нашу реальность, наше социальное положение, предпочитая весомую и многозначительную неопределенность или, точнее, недоопределенность» [Кронгауз 2008: 38]. Конечно, без многих заимствований, обозначающих новые явления, невозможно обойтись, важен большой терминологический потенциал заимствований (ср. примечание 4), которые обогащают лексику русского и других славянских языков. Мы остановились подробнее на эффекте неопределенности и затемнения содержания при употреблении некоторых заимствований только потому, что в лингвистической литературе, в серьезных и обстоятельных исследованиях иноязычной лексики в славянских языках, с которой связывается процесс их интернационализации, эта сторона данного процесса, как правило, не рассматривается. Проявлением этой же тенденции – стремления уйти от реальности и сути явления – является и «карнавализация» [Бахтин 1990] языка, усиление игровой функции языковых средств, в том числе и словообразовательных (об игровой функции словообразования см. [Санников 1999: 143–178], [Попова 2005: 46–47], [Ермакова 2008: 138–147]).
Таким образом, вопрос о новых явлениях в русском словообразовании, о возможностях, функциях и конкурентах словопроизводства в современном русском языке связан также с целым комплексом процессов, отражающих тенденции в настроениях и предпочтениях российского общества.
Список литературы
Бахтин М. М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. М, 1990.
Ермакова О. П. Ирония и ее роль в жизни языка. Калуга, 2005.
Земская Е. А. Активные процессы современного словопроизводства // Русский язык конца ХХ столетия (1985–1995). М., 1996.
Земская Е. А. Функции словообразования в языке русского зарубежья // K. Kleszczowa, L. Selimski. Słowotwórstwo a inne sposoby nominacji. Materiały z 4 konferecji Komisji Słowotwórstwa przy Międzynarodowym Komitecie Sławistów. Katowice 2000.
Кара-Мурза С. Г. Манипуляция сознанием. М., 2005.
Клобуков Е. В., Гудилова С. В. Языковая специфика непроизводных сложных слов (квазикомпозитов) // Язык, сознание, коммуникация. Вып. 20. М., 2001.
Кронгауз М. А. Русский язык на грани нервного срыва. М., 2008.
Крысин Л. П. Слово в современных текстах и словарях: Очерки о русской лексике и лексикографии. М., 2008.
Кубрякова Е. С. Роль аналогии в порождении новых производных слов // Сущность, развитие и функции языка. М., 1987.
Кубрякова Е. С. Актуальные проблемы изучения словообразовательных систем славянских языков // Научные доклады филологического факультета МГУ. Вып. 3.М., 1998.
Лопатин В. В. Аффиксоид// Русский язык. Энциклопедия.- М., 1997.
Левонтина И. Ворчалки о языке. Syntaxisu.net. О грамматике потребления. 2006.
http://www.stengazeta.net/article.html?article=916.
Левонтина И. Ворчалки о языке. Номиналисты. Хоть розой назови ее, хоть нет. 2008. http://www.stengazeta.net/article.html?article=4885