Смекни!
smekni.com

Проблема классификации падежей (стр. 4 из 6)

_________

1 Мы убеждены, что Ельмслев вернулся к своим старым позициям: еще в 1938 году, в ходе одной из фонологических дискуссий, он высказал мнение, что «различие классов первично по отношению к диакритической значимости» фонемы. Следовательно, в содержания синтаксические различия первичны по отношению к различиям семантическим и что семантические различия должны устанавливаться только в пределах одного и того же синтаксического класса, то есть между формами, изофункциональными с синтаксической точки зрения.

(donne-nous le pain или un pain) и Дай нам хлеба (donne-nous du pain), но уже из французского перевода видно, что это примеры весьма специального семантического противопоставления, которое основано на более существенном синтаксическом различии (между приглагольным аккузативом и приименным генитивом).

Уничтожение синтаксического различия между этими двумя падежами, употребление генитива на месте аккузатива, порождает особое семантическое значение» которое является вторичным по отношению к основному различию синтаксических классов (приглагольный падеж : приименной падеж). В нашем примере речь идет об оттенках, связанных с употреблением (во французском) артикля, то есть об оттенках, не имеющих синтаксической функции, а затрагивающих скорее семантическое содержание существительного. Аналогичный пример чередование номинатива : инструменталя в роли именного сказуемого в разговорном польском языке. Именно так мы понимаем различие между То est krol «Это — король», Оn est krol «Именно он — король», Оn est krol «Он король». Нам кажется, что правильный метод — определять семантические различия, если они есть, исходя из синтаксических различий, но не наоборот. Тогда семантическое значение формы определяется на основе ее первичной синтаксической функции. Поэтому прежде всего надо определить значение или синтаксический класс, характерный для рассматриваемой падежной формы; уничтожение различия синтаксических классов, приводящее к семантическим различиям, — явление низшего порядка.

§4

Приглагольные падежи — это именные формы с двумя функциями: 1) конкретной, или наречной, и 2) грамматической. Можно представить себе падеж, имеющий только

Грамматическую функцию, то есть такую падежную форму, которая выступала бы только в роли прямого дополнения. Однако форма, имеющая лишь наречное значение (все равно синтетическая или аналитическая, то предложный оборот), относится к наречиям, а не к падежам. Во всяком случае, мы будем различать два класса приглагольных падежей в зависимости от их первичной функции (эта классификация имеет место применительно к древним индоевропейским языкам):

1) грамматический, или синтаксический падеж - аккузатив прямого дополнения;

2) конкретные падежи, первичная функция которого является наречной или семантической (инструменталь, датив, аблатив, локатив).

Можно было бы полагать, что проблема системы падежей сводится, таким образом, к возможности сгруппировать в соответствии с критерием семантического противопоставления конкретные падежи, относящиеся к одному и тому же синтаксическому классу. Однако если они и образуют систему, то только систему наречных значений, поскольку во вторичной функции они становятся комбинаторными вариантами грамматического падежа. С другой стороны, было бы чистой случайностью, если бы эти падежи образовывали систему, а не фрагменты системы. Объясняется это двумя причинами.

Прежде всего мы видим (§ 1), что чем бы наречное значение не выражалось — предложным оборотом или «синтетическим» падежом, —это роли не играет, так как предлог не управляет падежной формой, а является всего лишь синсемантической морфемой, подчиненной существительному. Р. Якобсон сам рассматривает предложный падеж (на столе, в столе и т. д.) вместе с «синтетическими» падежами. Решающую роль играет функция, а не происхождение. Никто не будет отрицать падежный характер древнеиндийского датива только потому, что эта форма содержит постпозитивный элемент - а, который отличает ее от датива местоимений и от датива других индоевропейских языков. Все отыменные наречия и все предложные обороты, которые могут управляться глаголами определенных семантических групп, должны относиться к падежам.

С другой стороны, имеются наречия или предложные конструкции, которые никогда не управляются глаголом. Это и есть истинные наречия. Среди определений к глаголу они занимают периферийное место; с глаголом эти наречия связаны слабо — только по смыслу1. Например, {[(глагол + грамматический падеж) + конкретный падеж] + наречие}. Мы видим, что конкретный падеж занимает здесь промежуточное место: он колеблется между наречием и чисто синтаксической формой. Если мы ограничимся его вторичной — грамматической — функцией, то получим форму, представляющую комбинаторный вариант аккузатива прямого дополнения (этот аккузатив является основным вариантом). Во вторичной функции все конкретные падежи изофункциональны и, следовательно, не образуют семантической системы. Если группировать конкретные падежи по их наречным функциям, мы не можем отвлечься от функций всех прочих наречий: ведь конкретные падежи составляют, так сказать, подгруппу наречий, причем эта подгруппа отличается от остальных наречий наличием вторичной функции. Другими словами, как синтаксический класс конкретные падежи, занимающие промежуточное положение между грамматическим падежом и наречиями, составляют особую группу; но если мы приступаем к их систематизации, что возможно лишь в том случае, если мы прибегнем к их наречному значению, мы не сможем рассматривать их иначе, чем подгруппу категории наречий.

Поэтому попытки систематизировать конкретные падежи какого-либо языка приводят, как мы полагаем, к систематизации продуктивных наречных образований этого языка. Рассматриваемые образования могут быть синтетические или аналитические, но и в том и в другом случае речь идет о наречиях, образованных от существительных, а не от прилагательных (тип !ог1етеп1 «сильно»). Внутри системы этих образований конкретные падежи с их первичными функциями образуют особый сектор, который характеризуется наличием вторичной синтаксической функции.

Ни один из конкретных падежей не является сам по себе более центральным или более периферийным, чем

__________

1Если в языке есть абсолютный падеж (ablativus absolutus в латинском, абсолютный генитив в санскрите и т. д.), то именно он является самым периферийным определением личного глагола.

другой. В предложении II а travaille dans ce bureau quatre semaines «Он проработал в этом бюро четыре недели» более центральной может быть как группа quatre semaines, так и группа dans ce bureau в зависимости от того, что именно желательно подчеркнуть. Более или менее центральная позиция этих определительных групп быть фактом грамматики и становится фактом экспрессии или стиля. В некоторых языках для передачи подобных стилистических оттенков используется порядок слов. Но порядок слов бессилен там, где суть дела в различии грамматических значений, из которых одно синтаксическое, а другое — семантическое. В лат. Gladio hostem occidit «Мечом врага убивает» или Hostem gladio occidit «Врага мечом убивает» аккузатив всегда является более центральным, чем инструменталь, потому что подчинение аккузатива hostem глаголу occidit формально выражено окончанием аккузатива (синтаксическим показателем), тогда как зависимость инструменталя gladio от глагола вытекает только из семантического (наречного) значения окончания инструменталя.

Предложенную здесь систематизацию конкретных падежей вряд ли можно считать удачной заменой существующих систем. Ведь среди производных наречных образований конкретные падежи образуют квазислучайную группу, обусловленную вторичными (грамматическими) функциями, которые существуют у конкретных падежей, но отсутствуют у настоящих наречий. Имеется ли для падежей такая схема классификации, которая отражала бы их сущность и иерархию и одновременно их первичные и вторичные функции? Нам кажется, что мы можем ответить на этот вопрос утвердительно.

Конкретные падежи занимают в системе падежей подчиненное положение. Скелет системы образуют грамматические падежи, представляющие синтаксические функции. Аккузатив, падеж прямого дополнения, противопоставлен двум другим грамматическим падежам, номинативу и приименному генитиву, следующим образом.

Так как пассивная конструкция основана в индоевропейских языках на активной, то есть так как лат. hostis profligatur «враг уничтожается» основано на hostem profligare «уничтожить врага», место номинатива (падеж подлежащего) в системе определяется его противопоставлением аккузативу (падеж прямого дополнения). Функция номинатива первична в hostis profligatur, вторична в таких словосочетаниях с непереходным глаголом, как Hostis incedit «Враг наступает» или в таких именных словосочетаниях, как Hostis atrox erat «Враг был жесток», и третична в словосочетаниях с переходным глаголом, как Hostis obsides necavit «Враг убил заложников».

Из сказанного не следует, будто инструменталь в свою очередь основан на номинативе, как это может показаться, например, при рассмотрении такого противопоставления. Трехчленная пассивная конструкция, включающая наряду с объектом действия (patiens) еще и действующее лицо (agens), отличается от соответствующей активной конструкции только в стилистическом отношении. Лишь двучленная пассивная конструкция имеет грамматическое значение1. Отношение инструменталя к номинативу ничем не отличается от отношения любого другого конкретного падежа к номинативу. В языках с эргативной конструкцией основное соотношение таково: эргатив (активный падеж) абсолютный падеж, что соответствует противопоставлению субъектно- объектная конструкция:субъектная конструкция, которое в свою очередь соответствует индоевропейской категории залога.