Уральское городское просторечие: лингвокультурные типажи
И. В. Шалина
Включение в объект современной лингвистики человека в качестве «основного героя, проявляющего свои индивидуальные и типизированные черты, обусловленные местом и временем жизни, образованием и культурой, этнической и профессиональной принадлежностью» [Милославский, 50], способствовало разработке культурологических аспектов решения проблем языкового существования отдельной личности и различных лингвокультурных общностей. Объект лингвокультурологии – языковая личность как обобщенный носитель «культурно-языковых и коммуникативно-деятельностных ценностей, знаний, установок и поведенческих реакций» [Карасик, 1966, 3], как член определенной лингвокультурной общности – наиболее ярко обнаруживает себя в коммуникативном взаимодействии. При этом лингвокультурологию интересует типизированность проявления стереотипных установок, поведенческих реакций, сходство мировоззренческих представлений и оценок в отношении тех или иных предметов, явлений, жизненных ситуаций. Очевидно, что внутри широкого круга людей, связанных общностью социокультурной биографии, разделяющих общую для всех них судьбу, являющихся «носителями одних и тех же идей и понятий, определенным образом связанных с реализацией этой судьбы», могут выделяться подгруппы, отличительными признаками которых являются не просто «вовлеченность… в определенную конфигурацию событий, но и тождественность ответов, одинаковый характер реакции на переживаемые события» [Мангейм, 31], а также ориентация на определенные ценности культуры и их защита. Указанные признаки могут служить основанием для объединения представителей данных подгрупп в лингвокультурные типажи.
Понятие «лингвокультурный типаж» неразрывно связано с понятием «языковая личность» [см., например: Караулов; Карасик, 1996, 2002; Лингвокультурные типажи]. Языковую личность, речевое поведение которой характеризуется национально-культурной спецификой, можно назвать национальной языковой личностью. Такой личности свойственны как индивидуальные, так и усвоенные в рамках этнокультурной общности черты. Устойчивость, константность, типизированность характеристик национальной языковой личности позволяет подойти к решению проблемы ее реконструкции, в процессе которой необходимо учитывать ценностные доминанты, а также черты национального характера. В современных исследованиях осмысляются культурные константы национальной языковой личности. Так, например, к константам внутренней жизни русской языковой личности относят тягу к совести, чести, защите собственного достоинства, любовь к родине, детям, родным, деревне, труду [см.: Лю Лицзюнь].
Лингвокультурный типаж выступает как одно из многообразных преломлений национальной языковой личности, которая в конкретной ситуации речевого взаимодействия предстает как личность коммуникативная. Это обобщенный тип с выраженными в речи перцептивно-образными, понятийно-дефиниционными характеристиками, ценностными предпочтениями и соответствующими знаковыми маркерами вербального и невербального поведения.
Ценностная составляющая лингвокультурного типажа дает возможность поставить вопрос о глубинных механизмах, регуляторах поведенческих реакций. Речь идет о так называемых архетипах, «врожденных предписаниях общего плана, побуждающих к активности или реагированию на ситуацию». Лингвокультурный типаж в этом случае рассматривается как «культурная оболочка архетипа», обусловливающего определенные эмоционально-чувственные реакции и более или менее типичные действия. Поскольку архетипы связаны с ценностями, то понять лингвокультурный типаж можно, если обратиться к сетке ценностей и ценностных предпочтений личности [см.: Дмитриева, 2006а, 69, 72–73].
Ценности входят в ядро любой культуры, являются ее стержневым элементом. Это «обобщенные, устойчивые представления о том, что отвечает каким-то потребностям, интересам, намерениям, целям, планам человека» [Гусейнов, Апресян, 228]; «изначальные, высшие принципы» [Петров, 28], которые заставляют людей действовать определенным образом, задавая типизированное поведение.
Ценности нередко трактуются как принципы, регулирующие жизнедеятельность больших социальных групп людей. Например, такие понятия, как соборность, жертвенность, социальная справедливость, могут получить общественно значимое звучание, стать основанием ценностных установок, определяющих сознательно выбираемые человеком (группой, гражданами) позиции. По сути, речь идет о концептах-идеях, которые, вербально закрепляясь, осуществляют функцию предписания для членов социума, о константах культуры – концептах, существующих постоянно или очень длительное время [см.: Степанов].
Ценности как целепобудители, потребности, направленные на решение личностно значимых задач (например, здоровье, материальная обеспеченность, семья), получают индивидуальное осмысление. Соответственно разграничивают ценности на культурном уровне, т. е. разделяемые в обществе абстрактные идеи о том, что считается хорошим, правильным и желательным в этом обществе или социальной группе, и ценности на индивидуальном уровне, т. е. мотивы и установки, которыми человек руководствуется в своей деятельности [см.: Лебедева, 73–74].
Наиболее существенные для лингвокультуры ценности организуются в ценностную картину мира. Одним из возможных способов реконструкции ценностной картины мира могут служить оценочные суждения, соотносимые, например, с моральным кодексом культуры, а также установки в отношении той или иной ценности. Выявив наиболее существенные для данной культуры смыслы (ценностные доминанты), существующие как в коллективном, так и индивидуальном сознании [см.: Карасик, 1996], мы, по сути, можем охарактеризовать типизированного носителя лингвокультуры, который предстает как носитель предсказуемых ценностных установок, задающих оценочные и поведенческие реакции участников общения.
Каждая лингвокультура имеет свою персонологию (набор лингвокультурных типажей). Тот или иной типаж поддерживается, принимается или, напротив, отвергается членами лингвокультурной общности. Объективная реконструкция типажа может быть осуществлена на базе подхода извне и изнутри.
Взгляд извне отмечает появление того или иного типажа в меняющемся социокультурном контексте, фиксирует со стороны нормы и стереотипы речевого поведения, свойственные определенному этносу или социальной группе в определенный период. Так, В. И. Карасик описывает три социальных типажа в постсоветской России, которые становятся образцами при выборе одной из моделей поведения: 1) братан, 2) новый русский, 3) телевизионный ведущий [см.: Карасик, 2002]. Например, телевизионный ведущий ассоциируется с властью, отличается высокой степенью интеллекта, образован, этикетен, склонен к юмору и иронии, является элитарной языковой личностью, наследует определенные признаки модельной личности русского интеллигента, отличаясь, однако, от него некоторым моральным релятивизмом. Он воспринимается большинством носителей этнокультуры как представитель чуждой западной цивилизации [Там же, 14–15].
Взгляд изнутри, опирающийся на реальное речевое взаимодействие носителей лингвокультуры, дает возможность достоверно представить их собственные взгляды на происходящее, проинтерпретировать и обобщить их точку зрения, мнения и оценки как участников тех или иных событий.
Методика реконструкции типажа может основываться на разных исследовательских процедурах [см.: Дмитриева, 2006б]. Представляется, что одним из способов реконструкции типажа является семиотическая диагностика, позволяющая выявить знаковые маркеры коммуникативного поведения, выступающие как «яркие диагностические пятна» [см.: Николаева, 73] в речевых партиях коммуникантов.
Объектом нашего исследования является лингвокультура определенного социального слоя – носителей уральского городского просторечия. Хотя их речевой быт характеризуется общими признаками, нельзя говорить о существовании единого языкового коллектива. С учетом совокупности параметров (возраст, пол, уровень образования, род занятий, образ жизни) социолингвисты дифференцируют носителей просторечия-1 и просторечия-2 [см.: Крысин, 56–57]. Внутри каждой группы выделяются лингвокультурные типажи, в коммуникативном поведении которых находят отражение как общие для членов групп, так и специфические для группы культурные представления, ценностно значимые установки, оценочные и – шире – поведенческие реакции относительно мира, других людей и себя в этом мире. Вербальное и невербальное поведение, внешняя деятельность, ценностные ориентации и предпочтения носителей уральского городского просторечия позволяют судить в целом о специфике мироощущения, миропонимания и мирооценивания представителей данной лингвокультурной общности.
Для иллюстрации сказанного представим один показательный фрагмент диалогического взаимодействия двух коммуниканток – соседок, живущих на одной лестничной площадке. Они знакомы почти 50 лет, часто приходят в гости друг к другу, любят поговорить, обменяться новостями, впечатлениями. Обе женщины вспоминают измены мужей. Тема мужской неверности в просторечной культуре не является табуированной: грехи мужей охотно обсуждаются в «своем кругу», о чем свидетельствуют другие собранные нами тексты-разговоры. Обе информантки – выходцы из крестьянской среды. Ф. П. – 70 л., образование среднее специальное, бывшая медсестра; В. И. – 82 г., образование среднее специальное, бывшая работница фабрики «Уралобувь».
Ф. П. Помнишь / как твой-то гульнул?
В. И. Ну как не помню //
Ф. П. Сидела на кровати железной / есть перестала //
В. И. Съездил в дом отдыха // Женщина с Урала / двое детей имеет // Я потом к ним ездила / сказала ейному мужу // Толюнчик [муж В. И.] адрес знает / свидание было назначено // Я его опередила конечно / он не ожидал // Пришла / «Здрасьте» – «Здрасьте / Вы к кому?» // «Тут такие-то такие-то живут?» // Она значит детей из садика привела / муж с работы пришел // Все дома были / и я все высказала //