Другой важный в художественном отношении признак, противопоставляющий два онима: принадлежность общему ономастикону – нахождение вне ономастического ряда. Данный признак связан со стремлением героя вырваться из общей массы, противопоставить себя ей, приподняться над толпой, что присуще многим носителям романтической идеологии. Лебедев представляет собой, с одной стороны, плоть от плоти этой человеческой массы: лицо его как будто "взято напрокат из модных журналов", ему скучно, "как скучно всем в этой прекрасной стране", он – "один из многих... самообольщенных и бессильных людей". С другой стороны, в душе его постепенно формируется комплекс "сверхчеловека", презрение и агрессивное неприятие живущих рядом "обычных" людей: "...я почувствовал, что глубоко ненавижу всех этих расколотых, раздробленных, превращенных в нервное месиво людей, делающих харакири, скулящих, ноющих и презренных". Себя герой ни в коей мере не относит к этому "месиву": "Благодарю тебя, Боже, за то, что не создал меня таким, как этот мытарь", – задумчиво, серьезно сказал я... Проезжая среди огненных шаров моста, я подумал, что я , в сущности, человек хороший и деликатный, с больной, несколько капризной волей, интересный и жуткий".
Контексты, эксплицирующие заурядные, типичные черты персонажа, тяготеют к началу текста и маркируются антропонимом Лебедев; контексты, проявляющие стремление героя к исключительности, оригинальности, претензию его на нешаблонность душевного склада, группируются в оставшемся текстовом пространстве, соотносятся с петербургским периодом в жизни героя и маркируются антропонимом Гинч.
Итак, герой проходит путь от обывателя до "сверхчеловека", и это непосредственно проявляется в противопоставлении антропонимов.
Существенной представляется и затемненность внутренней формы фамилии Гинч. Ему очень хочется быть непонятным, непостижимым для других, "интересным и жутким". На простые вопросы Марии Игнатьевны он дает "эффектные" ответы: ""– Вы кто?" – "Стрела, пущенная из лука, – значительно проговорил я. – Сломаюсь или попаду в цель. А может быть, я вопросительный знак. Я – корсар"".
Сочиняя себе имя, Гинч избирает нарочито затемненное, лишенное этимологической прозрачности, поскольку именно такое имя подобает романтическому герою. Отметим, что рассмотренное выше ассоциативное сходство слов Гинч и гиена поддерживает у читателя ощущение экзотичности, необычности имени за счет коннотаций, входящих в семантику нарицательного существительного: гиена воспринимается как экзотическое животное в отличие от многих других животных, составляющих обычную фауну России (волк, лиса, медведь и др.).
Рассмотренные смысловые оппозиции существуют, конечно, не изолированно, не сами по себе. Они развертываются в тексте, подкрепляя и дополняя друг друга, взаимодействуя с иными элементами текста, и создают в итоге многогранный, многоаспектный художественный образ, эффективно воздействующий на читательское восприятие.
Итак, кратко изложим те выводы, к которым мы пришли в процессе анализа.
1. Два антропонима (фамилии Лебедев и Гинч), относящиеся к одному референту, в тексте повести вступают в определенные смысловые оппозиции. При этом антропоним Лебедев выступает как знак начальной стадии развития образа главного героя, а антропоним Гинч – как знак его заключительной стадии. Фабула повести определяется движением персонажа от одного антропонимического "полюса" к другому.
2. Фамилия Лебедев мотивирована необходимостью введения в текст сигнала интертекстуальной переклички, которая подключает к процессу восприятия гриновского текста ассоциативный фон, организованный произведениями Ф. М. Достоевского. Большей эффективности реминисценций способствует ряд схожих черт, присущих главному герою повести, с одной стороны, и персонажу "Идиота" – с другой. Ту же функцию, что и фамилия главного героя, выполняют еще несколько собственных имен в повести, взятых из произведений Достоевского. Поскольку непроизвольная реминисценция при наличии достаточно многочисленных и очевидных свидетельств в тексте, по-видимому, маловероятна, речь должна идти о целенаправленном приеме организации художественного текста, а ассоциативный фон должен учитываться при анализе повести Грина.
3. Фамилия Гинч скорее всего создана писателем искусственно на основе моделей, имеющихся в реальном английском ономастиконе. На рождение этого антропонима повлияло ассоциативное сближение фамилии с нарицательным существительным гиена , не раз употребляющимся в тексте повести. Присущие этому существительному коннотации, отчетливо проявляющиеся в соответствующем контексте, используются автором для характеристики главного героя.
4. Смысловая оппозиция Лебедев – Гинч реализуется в частных признаках: естественност – искусственность; принадлежность общему ономастикону – нахождение вне ономастического ряда; частотность, обычность, заурядность – редкость, необычность, исключительность; русскость – нерусскость, экзотичность; прозрачность внутренней формы – затемненность внутренней формы. Развитие образа связано с нарастанием по мере движения фабулы правых признаков и с убыванием левых. Так как общим принципом ономастической характеристики литературного героя служит ассоциативное перенесение тех или иных качеств имени на обозначаемый образ, можно утверждать, что функционирование в тексте фамилий Лебедев и Гинч моделирует на антропонимическом уровне художественное содержание данного текста.
Список литературы
1 О функционировании антропонимов в составе названия художественного произведения и их роли в понимании текста см., например: Кухаренко В. А. Имя заглавного персонажа в целом художественном тексте // Русская ономастика. Одесса, 1984. С. 109–117; Фонякова О. И. Имя собственное в художественном тексте. Л., 1990. С. 56–63; Веселова Н. А. Заглавие-антропоним и понимание художественного текста // Литературный текст: Проблемы и методы исследования. Тверь, 1994. С. 153–157.
2 Под сюжетом понимается последовательность событий, происходящих в произведении, под фабулой – последовательность повествования об этих событиях. Такое понимание терминов имеет давнюю традицию в филологической науке – см. об этом: Краткая литературная энциклопедия: В 9 т. Т. 7. М., 1972. С. 306–310, 873–874; Литературный энциклопедический словарь. М., 1987. С. 431, 461.
3 М.И. Гореликова, подчеркивая важность противопоставления в тексте двух имен одного персонажа, пишет: "...победа одного из имен эксплицирует авторскую оценку событий, связанных с персонажем" – см.: Гореликова М.И., Магомедова Д. М. Лингвистический анализ художественного текста. М., 1989. С. 64.
4 Особенно интересна в этом отношении фамилия Марвин. Ее восприятие как фамилии русской обусловлено по крайней мере двумя факторами: 1) типичностью структуры (наличие фамильного аффикса - ин); 2) осознаваемой возможностью производности от распространенных женских имен Мавра (в случае метатезы вр/рв: ср. фамилию Маврин) или Марфа (в случае прогрессивной ассимиляции рф/рв: ср. фамилию Марфин). Между тем и в английской антропонимии встречается мужское личное имя Marvin (см.: Рыбакин А. И. Словарь английских личных имен. М., 1973. С. 251), а также производная от него фамилия (см.: Там же. С. 310). Известен, к примеру, Чарльз Марвин (1854– 1890) – английский путешественник и писатель, проведший детство в России и затем вернувшийся на родину, посетивший Кавказ и Каспийское море, исследуя запасы нефти. Грин, всю жизнь интересовавшийся литературой о путешествиях и приключениях, вполне мог быть осведомлен о судьбе этого весьма незаурядного человека. Русская на первый взгляд фамилия персонажа в таком случае восходит к английскому ономастикону.
5 Унбегаун Б. О. Русские фамилии. М., 1995. С. 312. Обратим внимание на совпадение места действия (Петербург) и времени (повесть опубликована в 1912 году, а задумывалась и писалась несколько ранее).
6 Ковский В. Романтический мир Александра Грина. М., 1995. С. 312. Видит явные связи между гриновской прозой и творчеством Достоевского также Л. Михайлова : "...Если двое описывают похоже и возникает невольное ассоциативное сопоставление, как при параллельном чтении двух отрывков... то, очевидно, речь идет о внутренних связях, о духовном родстве, вызвавшем эту интереснейшую перекличку средств выражения, даже ритмическую, интонационную родственность" (Михайлова Л. Александр Грин: Жизнь, личность, творчество. М., 1980. С. 52).
7 Клейман Р.Я. Сквозные мотивы творчества Достоевского в историко-культурной перспективе. Кишинев, 1985. С. 70.
8 Естественно, автор заимствует при этом и соответствующий антропоним, номинируюдий художественный образ одного произведения и одновременно отсылающий к другому. Обычно такой антропоним характеризуется высокой степенью известности, представляя собой своего рода культурный знак. А. С. Бушмин, подробно исследовавший творчество М.Е. Салтыкова-Щедрина, констатирует, что "... включение известных литературных героев в свои произведения было одним из излюбленных приемов Щедрина" (Бушмин А. С. Салтыков-Щедрин: Искусство сатиры. М., 1976. С. 119). В некоторых произведениях этот прием вообще играет основополагающую роль, как, скажем, в "Господах Молчалиных".