Субъектность текста как фактор вариативности его интерпретации
Л. Г. Ким
Задачей статьи является теоретическое и экспериментальное исследование феномена множественной интерпретации как реализации смыслового потенциала текста в процессе его функционирования, а также моделирование смыслового поля текста в «пространстве адресата».
Реализуемый в данной статье подход предполагает рассмотрение текста в качестве одного из фациенсов разворачивающейся коммуникативной цепочки «автор – текст – адресат» с текстоцентристских позиций, т. е. текст рассматривается как субъект (в широком – детерминационном – понимании этого термина), характеризующийся сложной семантической организацией и предопределяющий направления его осмысления и интерпретации читателем. Наше исследование вписывается в русло таких современных научных направлений, как коммуникативная и интерпретативная лингвистика, и опирается на положения лингвосинергетики о самоорганизации текста, а также на положение о континуальности и дискретности как имманентных свойствах текста.
Концепция функционирования текста, с нашей точки зрения, сводится к такому его пониманию, при котором он является распредмечиваемой (интерпретируемой) в языковом сознании сущностью; каждое речевое произведение (текст) содержит потенциал множественности интерпретации, реализация которого определяется двумя факторами – системно-языковым и лингвоперсонологическим [подробнее см.: Голев, Ким]. Главный предмет нашего внимания составляет проблема источника полиинтерпретативного содержания, который, как мы полагаем, обусловлен, во-первых, семиотической природой текста, определяемой в первую очередь спецификой языкового знака как потенциала, реализуемого в речевой материи; во-вторых, его синергетической природой, а следовательно, различной способностью энергетических элементов текста (квантов) к смыслопорождению; в-третьих, его «тройственной» (субъектно-объектно-результатной) коммуникативно-функциональной природой.
В связи со сказанным традиционно представляемую триаду «автор – текст – адресат» мы предлагаем развернуть в коммуникативную цепочку: «автор – текст автора – текст онтологический – адресат – текст адресата», где «текст автора» – объект и результат текстопорождающей и смысловоплощающей деятельности автора; «текст онтологический» – текст как феномен в совокупности его признаков (целостность, структурированность, когезия, когерентность, семиотичность, полиинтерпретативность и т. д.), т. е. текст как потенциальный субъект смыслопорождения и потенциальный объект восприятия и интерпретации; «текст адресата» – это текст, представляющий собой результат интерпретационно-семантизирующей деятельности, осуществляемой адресатом при восприятии текста.
В фокусе нашего внимания находится процесс взаимодействия фациенсов правой части обозначенной цепочки, т. е. текст онтологический, который рассматривается нами как потенциальный субъект порождения множественности смыслов, воплощаемых в смысловой вариативности текста адресата.
Текст онтологический: реальность или фикция?
Обсуждение сформулированной проблемы необходимо начать с определения статуса феномена, обозначенного нами термином «текст онтологический». Прежде всего следует определиться в вопросе о том, является ли этот срединный компонент коммуникативной цепочки реальным или фикциальным объектом.
Позиции лингвистов в интерпретации этого феномена расходятся кардинально. Исследователи самых разных воззрений настаивают на необходимости учитывать зависимость текста от факторов его порождения и восприятия и утверждают, что «текст не существует вне его создания или восприятия» [Леонтьев, 15]. Как видим, эта теория не предполагает наличия обозначенного нами срединного звена коммуникативной цепочки.
В соответствии с другой концепцией текст в отрыве от коммуникативной ситуации, коммуникативного замысла и декодирующей деятельности адресата, т. е. текст вообще, следует рассматривать как «теоретическую абстракцию, необходимую для теоретической мысли» [Горнфельд, 114], «гипотетический конструкт в лингвистической теории» [Кибрик, 296], т. е. некое «фиктивное (условное) единство плана содержания и плана выражения, условно отчужденное от обстоятельств его существования» [Заика, 110]. Такой фикциальный текст обозначается как «текст вообще» [см.: Горнфельд], «фиктивный (условный) текст» [Заика], «тело текста как мертвая последовательность графем» [Залевская], «мертвый текст» («Текст как продукт сам по себе мертв в том смысле, что в нем нет мысли вне дискурса и дискурсантов, вне процессов речевой деятельности» [Никитин, 262]).
Мы полагаем, что следует говорить о двух моделях текстуальности – прагматической динамичной коммуникативно ориентированной модели, постулирующей функционирование текста как реального феномена, генетически связанного с конкретной личностью автора, воплощающего его интенции и/или находящегося в реальном рецептивном пространстве и представляющего собой креативную интерпретационную деятельность адресата, и статичной системно ориентированной модели, постулирующей текст как системно-структурное образование, объективную данность, характеризующуюся признаками когезии и когерентности, занимающую определенное место в системе текстов. О некой двойственности текста писал Ю. М. Лотман: «Текст как бы двоится: он остается рядами графически выраженных слов и одновременно реализуется в некотором иконическом пространстве» [Лотман, 209]. Дифференциация системно ориентированной и коммуникативно ориентированной моделей текста осуществляется в соответствии с такими признаками, как «потенциал – реализация», «внутренняя (системоцентричная) – внешняя (антропоцентричная) ориентированность», «локализованность в пространстве текстов – локализованность в пространстве автора/адресата». Статичная системно ориентированная модель текста – это, в нашем представлении, есть текст онтологический, который в определенном смысле содержит в себе свернутую систему всех звеньев коммуникативной цепи – образ автора и образ идеального читателя. Таким образом, текст онтологический – это не фикциальный конструкт, «мертвое тело», а некое системно-структурное образование, реальный фациенс, предназначенный для коммуникативного процесса и «готовый» к участию в нем; текст, организованный по определенным внутренним законам, характеризующийся внутренним энергетическим потенциалом и представляющий собой, если воспользоваться метафорой, «пучок потенциальных смыслов».
Идея о внутренней самоорганизации текста, его энергетическом потенциале, направляющем и регулирующем процесс восприятия, коррелирует с синергетической концепцией текста, реализованной в работах современных лингвистов [см., например: Бондаренко; Борботько; Герман, Пищальникова; Герман; Москальчук; Мышкина; Сулименко; и др.].
Текст как синергетическая система
Детерминированность смыслового содержания текста, в том числе его единиц, факторами порождения и восприятия может быть описана в русле различных научно-лингвистических парадигм: системно-функциональной, герменевтической, лингвокультурологической, лингвоперсонологической, психолингвистической. Ранее нами предпринимались попытки исследования вариативности интерпретационного результата, обусловленного системно-функциональной природой текста [см.: Ким]. В рамках данной статьи предлагается рассматривать феномен смысловой множественности функционирования текста как детерминированность его синергетической природой. Таким образом, мы расширяем диапазон аспектов исследования феномена вариативности (множественности) интерпретации от системно-функционального к синергетическому. Лингвосинергетическая концепция позволяет объяснить смысловую вариативность текста как объективную закономерность, которая не зависит от типа языковой личности автора и/или адресата и обусловлена системной природой самого текста.
Теоретические положения синергетики 1 , ключевыми понятиями которой являются «универсум», «хаос», «гармония», «самоорганизация», «вариант», получили свое развитие и преломление в нарождающейся науке лингвосинергетике, имплицирующей обращенность к таким сложным диссипативным (обменивающимся со средой) открытым нелинейным системам, какими выступают язык, текст и человек, творящий текст.
Восходящая к В. Гумбольдту идея о языковой энергии и энергийности, сформулированная немецкими учеными теория напряжения/напряженности высказывания, впоследствии развитая В. Г. Адмони [1974] как теория напряженности текста, а также ряд других теоретических положений (изложение их см. в работах: [Залевская; Мышкина, 1998, 2005]) оказались весьма продуктивными и востребованными современной функциональной текстоориентированной лингвистикой, одним из направлений которой является синергетическая концепция текста и языка в целом. В соответствии с этой теорией, которая, кстати сказать, является плюралистичной, мультипарадигмальной, текст представляет собой форму энергетического бытия. Т. В. Матвеева предлагает различать энергию и энергетику как психолингвистическую и текстовую категории соответственно [см.: Матвеева]. Энергетическая природа текста обнаруживается «текучим взаимодействием внутренней и внешней форм, игрой и зыблением смыслов, иррадиацией смыслов» [Мышкина, 2005, 194]. Текстовая энергия существует в двух видах: 1) проявленная энергия (являющая себя через самодвижение текстовой стихии) и 2) скрытая энергия (потенциальная способность текстовой стихии к спонтанному самодвижению, к самоорганизации, саморазвитию) [см.: Мышкина, 1998]. Рассматривая роль и направление текстовой энергии/энергетики, исследователи подчеркивают, что «речевое произведение способно проявлять эндогенную спонтанную активность, когда оно изменяет свои свойства (это обнаруживается в процессе продуцирования текста), и экзогенную, когда модифицируется среда его обитания (концептуальная система продуцента/реципиента)» [Герман, Пищальникова, 46–47].