Смекни!
smekni.com

Реэтимологизация заимствованных префиксов как фактор актуализации лингвокультурных концептов (стр. 3 из 4)

По нашим наблюдениям, у современных молодых людей понятие «интеллигенция» устойчиво связывается с понятием интеллекта и современными информационными технологиями (по данным «Русского ассоциативного словаря» отнюдь не случайны наиболее частотные реакции на стимульное слово «интеллигент» — «человек» и «умный», т. е. «умный человек» [Русский ассоциативный словарь, с. 235]). Говоря коротко, в современном восприятии интеллигентом не может быть человек вне интеллекта и Интернета. Актуализация морфосемантического поля, центрирующегося на префиксе интер-, налицо, особенно если учесть, что для современных образованных молодых людей совершенно естественны интернациональные связи, предполагающие владение иностранным языком (языками). В этом лингвокультурном контексте нельзя не признать, что либо внутренняя форма сущ. «интеллигенция» актуализуется, либо само понятие интеллигенции утрачивает сколько-нибудь ясное значение.

По внутренней этимологической форме интеллигенция — собир. от интеллигент, возникшего на базе лат. прич. intelligens, intelligentis (intellegens) ‘знающий, понимающий, разумный’, от глагола intellegere ‘ощущать, воспринимать, подмечать, замечать > познавать, узнавать > мыслить > знать толк, разбираться’ < intel- (основная огласовка: интер...) + legere (как в рассмотренном выше сущ. интеллект).

На протяжении многих предшествующих десятилетий (и в царской России, и в советские годы) акцентировалось специфически «срединное», «межеумочное» положение интеллигенции[6]: в социальном отношении — «разночинное», в религиозном отношении — между верой и безбожием, в политическом — между преданностью власти и даже принадлежностью к ней и принципиальным диссидентством, в нравственном, в национальном отношении — установка на «всечеловечность» (по словам Н. А. Бердяева, на «сверхнациональ- ные идеалы» [Бердяев, с. 13]). В современном прочтении интеллигент — это прежде всего человек, умеющий работать с информацией, находящийся «внутри», «посреди» информационного пространства, в том числе «внутри» пространства культуры, включая культуру нравственную.

Возможности иного прочтения внутренней формы «интеллигенции» в современных условиях представляются весьма сомнительными.

С точки зрения идеографической лексикографии (как одного из важнейших источников лингвоконцептологии) «задаче полного, непрерывного и без остатка членения дескрипторной области в классификационных схемах служит также прием антонимического противопоставления дескрипторов и деск- рипторных блоков» [Караулов, 1981, с. 156]. Это общий эпистемологический принцип формирования перечня лингвокультурных концептов, с тем уточнением, что «антонимическое противопоставление» следует понимать как контраст, оппозицию, противопоставление и соположение, сопоставление, совсем не обязательно антонимическое (поскольку, как говорится, все познается в сравнении, а сравнение — исходная когнитивная операция, лежащая в основе любой познавательной деятельности). В фундаментальных работах Ю. Н. Караулова, связанных с конструированием тезауруса русского литературного языка, зафиксировано, что в каталоге дескрипторов, «.который был получен методом компиляции классификационных схем наиболее крупных идеографических словарей и включил свыше 1500 единиц» [Караулов, 1980, с. 8], дескриптор «Интеллигенция» отсутствует; отсутствует и соответствующая статья в «Русском семантическом словаре» [см.: Русский семантический словарь]. Это «значимое отсутствие», причина которого — в отсутствии ясных лексико-семантических оппозитов интеллигенции и интеллигенту.

Интеллигенция — явление временное, как временными были оппозиции «рабочий — капиталист» или, тем более, «крестьянин — помещик», между полярными элементами которых находила себе место «интеллигенция». Интеллигенция как «духовная элита» играла существенную роль в истории нашей страны, когда слой людей с европейским образованием был узок. По определению Д. Н. Овся- нико-Куликовского, интеллигенция — это «образованная и мыслящая часть общества, созидающая и распространяющая общечеловеческие духовные ценности» [Овсянико-Куликовский, с. 4]. Это определение явно опирается на определение В. И. Даля (ср.: интеллигенция [в собирательном значении] — «разумная, образованная, умственно развитая часть жителей» [Даль, с. 46].

В современных условиях духовного и религиозного возрождения России «общечеловеческие ценности» не могут быть абсолютным моральным критерием в силу бессодержательности этого понятия. Ориентация на общечеловеческие ценности безотносительно специфики своей национальной культуры и ее ценностей, своей религии выступает скорее дискредитирующим, а не комплимен- тативным фактором. По словам С. Н. Булгакова, «.вместо атеизма наша интеллигенция воспринимает догмы религии человекобожия. Основным догматом, свойственным всем его вариантам, является вера в естественное совершенство человека, в бесконечный прогресс, осуществляемый силами человека.» [Булгаков, с. 124—125]. В наши дни специфически «срединное» положение интеллигенции в информационном пространстве требует от нее признания антиномичности совершенства — несовершенства человека, неотделимости прогресса от регресса

Морфосемантическое поле с фундирующим префиксом дис-, восходящим к лат этимону dis- (гр. 5ug-) в значениях ‘разделение, разъединение, расчленение’ (рус. аналог — наречное словосочетание «в разные стороны»), лингвокультурологически целесообразно интерпретировать как вербализацию концепта с условным названием «Разделение/отделение/рассогласование». Соответствующие семы — нередко с дальнейшим семантическим развитием в «отрицание» и даже в «противоположность» — отчетливо просматриваются в таких лексемах, как дисгармония, дискурс, диспропорция, диссимиляция, диссонанс, диссоциация, дисфункция и т.п.

В новейшей истории русского языка актуализация префикса дис- фиксируется в сущ. диссидент и таких производных от него, как диссидентка, диссидентский, диссидентство, диссидентствовать.

Диссидент восходит к лат этимонам — прич. dissidens (dissidentis) ‘несогласный’ и глаголу dissidere ‘быть, вдали, отстоять, находиться далеко > быть несогласным > отличаться, противоречить > восставать, бунтовать’ (букв. исходный смысл ‘неровно сидеть’), складывающемуся из прист. dis- + sidere ‘садиться; застревать, засесть’. На закате Советского Союза как коммунистического государства лексема диссидент стала распространенной в силу очевидной, хотя, как правило, неосознаваемой актуализации этимона префикса дис-.

По данным Г. И. Тираспольского, диссидент и производные от него — лексемы устаревающие; в стилистическом отношении диссидент и диссидентство трактуются им как книжные (диссидентский — без стилистических помет), диссйнт — как разговорное, диссидб и дисидб, диссер в значении «диссидент» — как сниж. и пренебр.; фиксируется также омоним диссидент в значении «тот, кто дважды отбывал заключение в тюрьме или в лагере за свои политические убеждения» [Тираспольский, с. 105—106].

По нашим наблюдениям, реэтимологизации на основе семантической актуализации префикса дис- подвергается в научной среде и сущ. диссертация (из лат. сущ. dissertatio ‘рассуждение, изыскание, доклад’, от глагола disserere ‘разбирать, обсуждать > подробно говорить, рассуждать’, складывающегося из dis- + serere ‘сплетать, соединять > завязывать, начинать > обсуждать’), на что, безусловно, влияет широкое использование диссертантами сети Интернет, предполагающей обращение (по рус. аналогу в разные стороны) к самым разным и неожиданным источникам, в том числе принадлежащим различным сферам знания.

На сходных основаниях (с семантическим этимоном «в разные стороны») может быть прочитан и приобретший широкое распространение лингвистический (скорее, уже общенаучный) термин дискурс (из лат. сущ. discursus ‘беготня в разные стороны > движение, круговорот, беспрерывное мелькание > беседа, разговор’, от глагола discurrere ‘бегать в разные стороны, разбегаться > разделяться > рассказывать, излагать’, складывающегося из прист. dis- + currere ‘бегать, спешить > уходить, проноситься’), поскольку существо понятия «дискурса» сводится к рассмотрению речи с позиций разных участников общения — как минимум, адресанта, адресата и речевой ситуации, что ведет к перифрастическому толкованию дискурса как «речи в жизни (в живой, реальной ситуации общения/сообщения)».

Менее очевидна реэтимологизация в случае сущ. дискуссия, особенно в применении к новому телевизионному жанру ток-шоу (из англ. talk show, букв. ‘демонстрация/зрелище/представление разговора’). По визуальному ряду (в визуальной модальности) — это действительно «зрелище разговора», по текстуальному (в вербальной модальности) — это дискуссия, в соответствии с лат. этимоном discussio ‘сотрясение > исследование, рассмотрение > финансовая ревизия’, от глагола discutere ‘разбивать, раздроблять > разгонять, рассеивать > расстраивать, опровергать > исследовать, обсуждать’, складывающегося из прист. dis- + quatere ‘трясти, потрясать > ударять, бить > колебать’; в современном прочтении ‘спор, обсуждение какого-л. вопроса на собрании, в печати, в беседе и т. п.’, в условиях актуализации указанных выше смыслов рус. заимствованного префикса дис-.