О.Б. Абакумова
Статья посвящена проблеме функционирования пословиц в медийном дискурсе. Особое внимание уделяется описанию коммуникативных стратегий, используемых говорящим или пишущим для достижения коммуникативного эффекта и роли пословиц в использовании этих стратегий. Предполагается, что медийный текст в большинстве случаев представляет собой результат социально-стратегического коммуникативного действия, который имеет целью манипулирование мнением читателя. Цель достигается за счет особой подачи материала и использования разных средств речевого воздействия, к которым относится использование пословиц и поговорок. Пословица выполняет текстообразующую функцию, а её смысл зависит не только от контекста, но и от используемой говорящим или пишущим коммуникативной стратегии. Использование пословицы в большинстве случаев представляет собой косвенный речевой акт директивного типа.
В данной статье мы рассмотрим пословицу в газетном тексте, который представляет собой результат и дальнейший стимул обсуждения какой-либо темы в сфере массовой коммуникации с применением традиционно принятых или официально разрешенных дискурсивных практик и связанных с ними языковых средств.
Под дискурсивными практиками М. Фуко [1], представитель французского постструктурализма, понимал освященный соответствующей традицией и принятый в данном сообществе способ рассуждения о чем-либо. Дискурсивные практики находят отражение в частоте употребления соответствующих явлений фонетического, морфологического, синтаксического и семантического уровня [2. C. 147].
В 1990-е гг. формируется постмодернистский либерально-плюралистический тип публицистического дискурса. Журналисты говорят на свободном, «игровом» языке. Нередко это свобода не идейная, а сугубо моральная. Исследователи В.В. Хорольский и И.В. Смотрова отмечают, что «стремительная смена событий, имен, фактов, новостей, модных веяний, культурных клише, идеологических лозунгов усилила внушаемость и психологическую зависимость от СМИ. Газета стала не только отражением реальности, но и творцом мифа об этой реальности, что и породило релятивизм ценностных установок - в том числе и у работников масс-медиа» [3. C. 17].
Традиционное для теории журналистики понятие «текст» ассоциируется в коммуникативной лингвистике с теперь уже основополагающим термином «коммуникативный акт». Выдающийся философ современности, занимающийся вопросами коммуникации, Ю. Хабермас [4] предлагает дифференцировать собственно коммуникативный акт, целью которого является взаимопонимание, и стратегическое действие, ориентированное на успех, когда слушающего используют без учета его интересов. Стратегическое действие может быть как открытым, так и завуалированным, оно предполагает манипуляцию субъектами и продуцирование искаженного дискурса. Внутри стратегического действия выделяются несоциальный инструментальный акт и социально-стратегический акт, каждый из которых ориентирован на успех.
Инструментальный акт отвечает такому подходу к человеческой деятельности, когда прагматические критерии выдвигаются на первый план, а социальный контекст как бы выносится за скобки. Социальное стратегическое действие ставит в центр внимания социальные взаимодействия людей, но смотрит на них с точки зрения эффективности процессов решения и рационального выбора [5]. Дискурс в таком случае состоит из разъяснения и аргументации. «Коммуникативный разум находит для себя масштаб и меру в способе аргументации в процессе прямой или косвенной реализации претензий на пропозициональную истину, правильность нормативов, субъективную правдивость и эстетическую достоверность», - пишет Ю. Хабермас [6].
Центральным элементом массовой коммуникации, по мнению Г.Г. Почепцова [7], является понятие социального общения, включающее поиск, создание, обработку и распространение общественно значимой информации с помощью текстов и дискурсов, в свою очередь формирующих медийные коммуникативные акты и процессы.
Речевая манипуляция общественным сознанием - актуальная тема в современной лингвистике. От речевого воздействия, которое в силу объективных причин говорящий всегда в той или иной степени оказывает на своего слушающего, речевая манипуляция, считает М.Л. Ковшова [8], отличается тем, что манипулятор сознательно и преднамеренно скрывает истинную цель своего сообщения, т.е. оказывает насильственное воздействие на адресата речи. Синонимом речевой манипуляции она считает речевое «насилие». Наиболее предрасположенными к речевой манипуляции, по мнению многих исследователей, являются средства массовой информации. М.Л. Ковшова объясняет кажущуюся самостоятельность сделанных адресатом выводов главным образом за счет особой организации речи: «Ключевые компоненты в ней имплицируются, предстают в завуалированном виде, субъективная точка зрения может быть выражена в виде общего мировоззренческого суждения (пословицы, поговорки, афоризмы); сообщение может быть перегружено оценочной лексикой, фразеологизмами, которые благодаря своей образности создают наглядность описания и будят эмоции, прецедентными текстами и т.п.» [8. C. 47]. Способы речевого воздействия, точнее языкового «насилия», над сознанием читателя подробно описаны А.Н. Барановым и включают введение в отрицательно оцениваемый контекст, навязывание пресуппозиции, семантические импликации, развернутую метафору, ссылки на авторитет, на неизвестный источник, языковую игру и др. [2].
А. Кибрик, обсуждая таксономию дискурса, в основе которой лежит понятие функционального стиля, отмечает, что в современном глобальном мире публицистический, или медийный, функциональный стиль менее определен, чем научный, официальный или художественный. Медийный функциональный стиль гораздо сильнее интегрирован с немаркированным бытовым стилем [9]. На роль прототипического жанра СМИ, по мнению данного исследователя, может претендовать телевизионное интервью.
В. Хорольский и И.В. Смотрова дифференцируют журналистский текст, который может быть написан любым желающим, и публицистический текст, результат творческой деятельности профессионального журналиста. Они полагают, что журналистский дискурс служит для связи других дискурсов, и в этом его специфика [3]. На современном этапе развития масс-медиа главенствующими системообразующими признаками вербализованного публицистического текста В.В. Хорольский считает: а) осознанную и часто явно выраженную авторскую цель; б) инфор- мационно-ориентирующий и убеждающий (агитирующий) пафос высказывания; в) внутреннюю диалогичность и полемичность публицистического текста, нацеленного на установление «обратной связи»; г) повышенную пафос- ность, непосредственно наблюдаемую бесспорную эмоционально-экспрессивную «планку» высказывания [10].
Опираясь на теорию коммуникативного действия Ю. Хабермаса [11], используя понятийный аппарат референциально-ролевой грамматики Р. Ван Валина и У. Фоли с определенными модификациями в силу специфице- ской природы пословиц и модель метафорического преобразования конкретных фреймов Т.С. Зевахиной [13], можно описать семантику и прагматику пословиц и выявить доминирующие стратегии их использования в бытовом и медийном дискурсах. Описание функционирования пословицы в бытовом дискурсе выполнено нами на материале художественного текста [14]. В данной статье речь будет идти о пословице в медийном дискурсе.
Пословица определяется нами как языковой знак с текстовыми характеристиками (и функциями). Реализованная в речи пословица представляет собой оценочное высказывание, практическое суждение, приводящее к действию, и функционирует как косвенный речевой акт чаще всего директивного типа, поскольку эксплицитно, а чаще имплицитно содержит совет, рекомендацию, указание на то, как нужно вести себя в определенных (типовых) ситуациях.
В данной статье мы проследим реализацию двух стратегий речевого действия, нацеленных на успех, одна из которых является асоциально-инструментальной, а другая социально-стратегической, в газетном тексте из рубрики «Криминальная хроника». Материалом для исследования послужила статья К. Леонарда в газете «USA Today» от 7 июля 2008 г. «Gunman’s Note: The Truth Will Come Out».
Краткое содержание коммуникативной ситуации, описанной в статье, следующее. Афроамериканец, потерявший свой бизнес (асфальтирование дорог) по причине большого количества штрафов, предъявленных ему за парковку машинного оборудования вблизи здания муниципального совета, проигравший несколько судебных разбирательств по этому делу и лишенный права защищать свои интересы на заседании городской управы, в отчаянии теряет контроль над своими эмоциями и решается на убийство своих обидчиков, членов администрации города. Хорошо осознавая, что этот шаг будет стоить ему жизни, он оставляет записку своим родственникам, в которой сказано: «Правда в конце концов выйдет наружу» (ср. рус. Правда своё возьмёт).
Позиция афроамериканца. Асоциальный инструментальный акт. Kommunikativa. Претензии на понимание. Афроамериканец Чарльз Торнтон страстно желает быть понятым и оправданным в глазах родственников и общественности. Он использует пословицу, которая известна всем носителям англоязычной культуры, своей экспрессивностью должна привлечь внимание людей и в краткой форме передать важные для него смыслы. Он претендует на понимание, сочувствие и справедливую оценку его непростой жизненной ситуации, но не учитывает тот факт, что собирается лишить жизни людей, выполняющих свои профессиональные обязанности в городском совете.
Konstantiva. Претензии на истину. Написавший записку претендует на знание истины, хотя имеет в виду справедливость. Пропозиция пословичного предложения- высказывания представляет собой одноместный предикат. Фактическая фокусная область (термин Р. Ван Валина) представлена ядерным предикатом will come out.
Логическая структура: что? выйдет наружу, обнаружится, проявится когда?