Произведения искусства созерцаются не чужим, холодным внешним взором, они созерцаются и одновременно переживаются глубинным внутренним миром личности, включающим эмоциональные оценки. Но внутренний взор по отношению к произведению искусства не означает полного нарушения дистанции. Уничтожение расстояние между объектом и субъектом может привести к фамильярному общению со стариной, с историей, к оживлению ее за счет искажения объекта, к попыткам устранить дистанцию между созерцающим и созерцаемым. Возражая тем, кто хоронит театр дистанции во имя театра, в котором зритель активный соучастник действа, можно сказать: активность зрителя-созерцателя не всегда выражается в форме реплик, жестов, телодвижений и т. п.; она носит внутренний, нравственно-психологический характер.
Произведение искусства, писал Гегель, совершенно меняет нашу точку зрения, обрывая все практические связи и взаимоотношения с предметом. Например, уже сама форма стихосложения в поэзии извещает нам сразу же... другую сферу, почву, на которую мы можем ступить, только оставив практическую и теоретическую прозу обыденной жизни и обыденного сознания'. Точнее было бы говорить не об отделении, а об особом эффекте подчинения всех других сторон эстетически ценностному аспекту. И хотя предмет искусства предназначен для воспринимающего, но он предназначен не практическим образом, связанным с вожделением и волей, полагала классическая эстетика, а теоретически-духовным, созерцательным, которое оставляет предмет существовать свободно, самостоятельно, не "пожирая", не "разлагая" его, не обладая им в грубо физиологическом и меркантильно-практическом смысле.
Огромное влияние коммуникаций на «экран знаний» личности дало возможность А. Молю высказаться на этот счет категорически: я...в наше время знания формируются в основном не системой образования, а средствами массовой коммуникаций. Мозаичная культура пользуется способами убеждения, непосредственно основанными на приемах ассоциации идей. Отбирает ли что-то воспринимающий для себя в этой ситуации? Бесспорно. Происходит выборка, смещение, поляризация; одни факты отбрасываются, другие подчеркиваются, отсюда неожиданное сближение разнообразных фактов. Все это накладывается на социокультурную таблицу, хранимую в памяти общества и тем самым индивида.
В современной психологической литературе "интерес" понимается как форма проявления познавательной потребности. "Интерес" в смысле внимания к объекту, в смысле направленности на него сознания личности неотъемлемое свойство созерцания. "Интерес" в смысле высшего блага для общества и индивида несомненный признак эстетического отношения к миру, "интерес" же в значении выгоды, корысти антипод эстетическому созерцанию и чувству.
История искусства насчитывает в своем развитии несколько этапов, каждый из которых коренным образом менял понятие о месте, назначении и идеалах в искусстве: важнейший «революционный» этап начинается с эпохи Возрождения. Наряду с остающимся в церкви возникает и начинает быстро развиваться тоже серьезное и высокодуховное, но внерелигиозное искусство. Если Бах писал светские произведения еще наряду с произведениями для церкви, то уже в XVIII и XIX вв. сформировалась вполне самостоятельная оперная, а также симфоническая и вообще инструментальная нецерковная музыка высокого плана. Исследователи четко показывают, что она "вышла из Храма", но развивалась уже вне религии.
Тот же процесс в живописи можно проиллюстрировать одним из остроумных футурологических рассказов блестящего физика середины XX в. Сцилларда. В нем он рассказываем как после всемирной ядерной войны и гибели человечества на Землю прилетают инопланетяне и стараются восстановить ее историю. Исследуя картинные галереи, они приходят к выводу, что сначала Землю населяли человекоподобные существа в белых одеждах и с белыми крыльями, а также черные с рогами и хвостами, но потом они вымерли и остались обычные люди.
Современное иллюстрирование литературных произведений является одним из способов развития искусства, на фоне которой совершаются акты множественных индивидуальных читательских интерпретаций. В некоторых случаях возникает удивительно адекватное воспроизведение художественный перевод литературного первоисточника на язык графики уже в момент появления художественного произведения. Так, поэма "Двенадцать" Блока была иллюстрирована в том же году Ю. Анненковым в контрастных образах черной ночи и белого снега'. Вьюжность, "метельность" ощущаются во всех линиях и в общей композиции графической серии. Город как бы разлетается на отдельные части домов (труб, крыш, стен, окон). Но это, по удачному выражению критика, разбитый и собранный в одну целостность. мир. Точные приметы времени (вывески, плакаты, церковные главки, покачнувшиеся в период революции) соединены в мир романтически-легендарный. и Фантастическим представляется только сам принцип соединения на одной графи ческой плоскости, казалось бы, случайных и не связанных друг с другом предметов. Можно согласиться с утверждением критика, что рисунки Ю. Анненкова первая и до сих пор самая удачная попытка найти графический эквивалент произведения. Все это не означает, что только графика создает традицию определенного прочтения произведения, в данном случае поэтического. Для создания образной традиции поэмы Блока огромное значение имело чтение ее самим поэтом, эмоционально-эстетические и публицистические отклики современников, переосмысление блоковских образов в советской поэзии (В. Маяковским, например) и т. п. В данном случае мы вычленили образ, созданный иллюстратором, как попытку визуального истолкования, оказавшуюся чрезвычайно важной для понимания поэмы последующими поколениями, ибо Ю. Анненков "создал рисунки, которые история слила со строками" Блока.
В последнее время все большее распространение получает свободная "ассоциативная" графика, так называемая станковая иллюстрация, или иллюстрация по мотивам произведений писателя. В этом случае интерпретация существует вне книги и, возможно, не обретет с ней союза. Это явление искусства следует оценивать по иным критериям, чем собственно книжную иллюстрацию. Такая ассоциативная графика не столько интерпретирует, с нашей точки зрения, определенное литературное произведение, сколько имеет самостоятельное художественное значение и в лучшем случае может нам напомнить о каких-то мотивах произведения. Это не интерпретация в собственном смысле слова, а вариации на определенную тему, подобные вольным поэтическим переложениям.
Передача художественного произведения по неспецифическому для него каналу связи (специфическим каналом связи телевидение выступает, например, для телеспектаклей, телефильмов и т. д.) может способствовать выявлению особой художественной интерпретации произведения искусства, что осуществляется с помощью комментирования, вступительного слова искусствоведа, режиссера, дирижера, встречей с актерами, которые делятся со зрителями своими замыслами, размышляют о перспективах и о проделанной творческой работе. Все чаще мы имеем дело не с обычной технической пере дачей произведения искусства по другому (в данном случае техническому) каналу связи, а с попыткой придать ему новые художественные аспекты. С одной стороны, текст комментатора и его образ, а также властная направленность телекамеры ослабляют активность субъекта восприятия. С другой стороны, при соответствующей подготовке усиливается значение воображения, фантазии, ассоциативного мышления важнейших составляющих эстетического переживания, интерпретации и оценки произведения искусства. Подобную интерпретацию можно назвать культурно-коммуникативной по пре имуществу, ибо художественный ее компонент является сопутствующим, а не доминирующим.
Сферой культурно-коммуникативных интерпретаций, приобретающих зачастую уже самостоятельный художественный статус, становится копия-репродукция и грамзапись музыкального и поэтического произведения. Дело не только в том, что искусство в современную переходную эпоху существует лишь благодаря копии, но рождается, как замечает А. Моль, новая форма подлинности. Такие копии, как открытка, репродукция, художественный альбом, приобретают самостоятельное культурно-художественное значение: и подобная само довлеющая жизнь копии явление абсолютно но вое, рожденное эпохой массовых тиражей. Немалое место в культуре занимают кино и телефильмы о творчестве художников, всевозможные композиции научно-художественного характера, наиболее удачные из них по учебной программе Центрального телевидения.
Так, в связи с фильмом "Сикстинская мадонна" (1955, сценарий А. Белокурова и И. Кузнецова, режиссер Я. Миримов, оператор А. Климов) обращалось внимание на следующее: камера кадрирует изображение так, что картинная рама не попадает на экран. Изображение заполняет все пространство, как бы имея продолжение во вселенной. Это связывается не только с пониманием широчайшего, универсального значения содержания "Сикстинской мадонны", но и со спецификой кинематографического изображения: "И вот в кадре остается только фигура мадонны, которая открывается нам постепенно, сверху вниз... Мы будто отступаем на несколько шагов, чтобы еще лучше рассмотреть фигуру мадонны на фоне других персонажей... Все наше внимание приковано к лицу младенца... Движение кинокамеры, и теперь весь экран занимает лицо мадонны. Это произведение – миниатюра по своей сути – была названа критиками «фильмом, снятым на одной картине».