Смекни!
smekni.com

Заявление о преступлении как повод возбуждения уголовного дела (стр. 6 из 17)

Именно поэтому трудно согласиться с мнением, что «заявление»,[36] а не «заявление о преступлении» является поводом к возбуждению уголовного дела. Заявление, поступившее в орган предварительного расследования или прокурору, может вообще не иметь ничего общего ни с преступлением, ни даже с каким-либо иным общественно опасным деянием (общественно опасными последствиями). В нем упоминание о признаках преступления может просто отсутствовать. Такой повод не должен иметь следствием начало уголовного процесса.

Заявляет о преступлении физическое лицо. В комментарии ст. 141 УПК РФ, Шевчук А.Н. утверждает, что заявление о преступлении может исходить не только от физического лица, но и от должностного лица[37] и даже от организации (юридического лица).[38] Так как должностное лицо всегда одновременно является физическим лицом, то, думается, вопрос о том, может ли заявление о преступлении исходить от должностного лица, не имеет прикладного значения. Тем более что в ст. 23 УПК РФ, действительно, есть прямое указание на «заявление» должностного лица – руководителя коммерческой или иной организации, не являющейся государственным или муниципальным предприятием. Правда, в указанной норме речь идет просто о заявлении, а не о заявлении о преступлении. Просто о заявлении упоминается и во многих других статьях УПК РФ. В них во всех термин «заявление» используется в значении, аналогичном понятию ходатайства субъекта уголовного процесса. Так сформулированы положения ст. ст. 166, 186, 189 и других статей УПК РФ.

Содержание ст. 23 УПК РФ ставит данное «заявление» в ранг документа, процессуальное значение которого в большей степени соответствует уровню обязательного условия (наличие согласия) для начала предварительного расследования, а не формы документа, с которого начинается уголовно-процессуальная деятельность. Из ст. 23 УПК РФ не следует запрета производства предварительной проверки повода, в котором сообщается о преступлении, предусмотренном главой 23 УК РФ. Напротив, предполагается, что в ходе такой проверки может быть получено согласие указанного руководителя на возбуждение уголовного дела, а значит, может быть получено и его заявление, содержащее аналогичное ходатайство.

Другое дело – утверждение Шевчука А.Н. о том, что «под заявлением следует понимать устное или письменное сообщение ... организации ... о факте совершения преступления».[39] Если заявляет о преступлении не конкретное физическое лицо, то и непозволительно привлекать конкретного человека к ответственности за заведомо ложный донос по ст. 306 УК РФ, да и предупреждать его о таковой, как этого требует ч. 6 статьи 140 УПК РФ, бессмысленно.

Трудно представить устное сообщение организации, не являющееся сообщением конкретного физического лица. Кто-то же от имени организации его озвучил. Это физическое лицо и будет являться заявителем. Именно ему будут принадлежать права, предусмотренные не только статьей 140 УПК РФ, но и ч. 4 ст. 144, ч. 2 ст. 145, ч. 4 ст. 146, ч. ч. 4 и 7 ст. 148 УПК РФ.

Законодатель требует отражать в протоколе принятия устного заявления о преступлении данные о заявителе. Согласно же УПК РФ это не наименование и местонахождение организации и даже не сведения о должности должностного лица, это общеустановленные анкетные данные физического лица: фамилия, имя, отчество, дата и место рождения, гражданство, место жительства, работы и т.п.

Автор считает, что возможность признания потерпевшим по уголовному делу юридического лица «свидетельствует» о том, «что кроме физических лиц, заявителями могут выступать и другие субъекты». Между тем данное обстоятельство ничего не доказывает. Основной объем уголовных дел в российском уголовном процессе составляют дела публичного обвинения. Законодателем же по данной категории дел не ставится знак равенства между заявителем и потерпевшим. Нигде не указывается на то, что заявителем по делам публичного обвинения может быть только потерпевший, или на то, что потерпевшим может быть признан только заявитель. По делам публичного обвинения эти две процессуальные фигуры совершенно самостоятельны.

Да, действительно, по некоторой категории дел обычно заявителем является пострадавший. Но таковыми могут быть и другие лица, к примеру очевидец общественно опасного деяния. Более того, о преступлении вправе заявить и лицо, которому о таковом стало известно с чьих-то слов.

Некоторыми учеными высказано мнение, что заявление о преступлении, содержащее сведения, полученные из «вторых рук», даже при условии, что указан источник осведомленности, поводом к возбуждению уголовного дела не является.[40]

Трудно согласиться с такой позицией, и вот почему. Во-первых, как правильно отмечают эти же авторы, «закон не запрещает рассматривать в качестве повода к возбуждению уголовного дела заявления лиц, которым преступлением вред не причинен»,[41] а значит, такой повод нельзя признать незаконным. Во-вторых, боюсь, что приведенное мнение может породить не только крайне нежелательные теоретического плана последствия, выразившиеся в пренебрежительном отношении к закону и его толкованию, но и увеличить процент латентных, хуже того, укрытых преступлений. В-третьих, правоприменители, убежденные в правоте такой позиции, рискуют быть привлеченными к уголовной ответственности. Если признать, что такое заявление не является поводом к возбуждению уголовного дела, то его нельзя регистрировать, нельзя приступать к предварительной проверке и принимать по нему процессуальные решения. Практике же известны случаи лишения свободы должностных лиц за такое бездействие.

Все вышесказанное значит, что заявление о преступлении всегда поступает от физического лица, вне зависимости от того, являлось оно одновременно должностным лицом и (или) представителем какой-либо организации. Заявляя о преступлении, оно действует от своего имени. И именно в отношении его, а не в отношении организации будет решаться вопрос о привлечении к ответственности за заведомо ложный донос.

В конце концов, Шевчук А.Н. вынужден также согласиться с этим. Уже в следующем абзаце, после утверждения, что заявление о преступлении может исходить от юридического лица, он пишет следующее. «Представители организаций, учреждений не вправе от имени организации делать заявления о преступлении... Подобного рода заявления следует расценивать как сообщения частного лица».[42]

Именно частный характер любого заявления о преступлении позволяет говорить о несостоятельности данного Масленниковой Л.Н. разъяснения статьи 141 УПК РФ. Она утверждает, что «письменное заявление должностного лица, сделанное им от имени предприятия, учреждения или организации, помимо подписи этого лица, должно иметь соответствующий штамп (печать)».[43] Такого требования нет в законе. Заявление о преступлении будет поводом для возбуждения уголовного дела и при отсутствии на нем штампа и (или) печати, кем бы оно ни было написано. Лишь бы оно не было анонимным и были соблюдены все иные требования, закрепленные в статье 141 УПК РФ.

Хотелось бы сделать очередное замечание. Шевчук А.Н. считает, что в заявлении о преступлении сообщается о факте преступления. С этим трудно согласиться. Исходя из содержания ч. 2 ст. 140 УПК РФ, в заявлении о преступлении сообщается не о факте преступления, а о признаках преступления, причем уголовно-процессуальное значение имеет сообщение не о любых признаках состава преступления, а лишь о признаках общественно опасного деяния и общественно опасных последствий.

Заявлением о преступлении, о котором идет речь в статье 141 УПК РФ, может быть лишь сообщение, поступившее в орган, уполномоченный возбуждать уголовное дело. Поэтому нельзя признать поводом для возбуждения уголовного дела публичного или частно-публичного обвинения заявление о преступлении, адресованное суду (судье), в иное не компетентное возбуждать уголовное дело учреждение.

В ч. 4 статьи 141 УПК РФ описывается ситуация заявления о преступлении в ходе судебного разбирательства. Такое заявление о преступлении должно быть занесено в протокол судебного заседания. Между тем поводом к началу нового (по новому «преступлению») уголовного процесса оно станет лишь в случае присутствия в судебном заседании должностного лица, уполномоченного возбудить уголовное дело,[44] а именно прокурора, дознавателя или следователя. В новом уголовном деле данный повод для возбуждения уголовного дела будет содержаться в виде письменного документа – копии протокола судебного заседания или выписки из него.

В некоторых комментариях к ст. 141 УПК РФ говорится, что «заявлением следует считать обращение лица ... в суд».[45] Данное утверждение правильно лишь применительно к началу уголовного процесса по делам частного обвинения, да и то, только если под судом понимать одних лишь мировых судей, а в субъектах Российской Федерации, в которых не созданы должности мировых судей, – судей районных судов (ст. 5 Федерального закона от 18 декабря 2001 года «О введении в действие Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации»[46]). Остальные суды не имеют права возбуждать уголовные дела. То обстоятельство, что уголовный процесс начинается со стадии возбуждения уголовного дела, а эти суды не уполномочены УПК РФ осуществлять какие-либо действия на данной стадии, и позволяет исключить их из числа органов, обращение к которым с заявлением о преступлении порождает возникновение уголовно-процессуальных правоотношений.

Любое заявление о преступлении обязательно должно быть зафиксировано в материалах предварительной проверки (уголовном деле) в виде письменно составленного, подписанного заявителем документа.