Лит.: Жирмунский В. Гете в русской литературе. Л., 1987; Гейман Б.Я. «Фауст» Гете в свете исторического перелома на рубеже XVIII-XIX вв. // Ученые записки ЛГПИ. 1961. № 14; Аникст А.А. «Фауст» Гете. М., 1978.
4) Герой философской драмы К.Д.Граббе «Дон Жуан и Фауст» (1829). В пьесе Ф. выступает соперником Дон Жуана в любви к донне Анне, предполагая, что женщину можно покорить незаурядным умом и остротой мысли. Образ сходен с гетевским и в то же время отличается от него. Ф. Граббе - романтик, он отрицает утопические идеи коллективизма, считая, что только мысль, полет фантазии способны принести счастье и удовлетворение. Главное для этого Ф. - стремление стать сверхчеловеком: «К чему быть человеком, если ты лишен стремления быть сверхчеловеком?» Коллизия подписания договора этому Ф. не нужна, он сознает, что его непомерные желания, презрение к людям отрешают его от всего человеческого и он запродан Сатане изначально. Его любовь к донне Анне - отступление от цели, в какой-то мере измена себе. Искатель истины, поклонник высокого разума, слуга духа не должен любить. Этот мотив Граббе будет использован впоследствии Т.Манном в образе Адриана Леверкюна. Донна Анна достается Дон Жуану, а Ф., зная свою участь, сам ищет встречи с Сатаной. В финале Сатана душит Ф., так как он оказался недостоин участи избранника, его удел - адские муки: герой не смог сделать окончательный выбор между Богом и дьяволом.
Лит.: Bottger F. Grabbe. В., 1963; Мокульский С.С. Борьба против романтической драмы // История западноевропейского театра. М., 1964; Карельский А.А. Зрелая драматургия Граббе // Драма немецкого романтизма. М., 1992.
5) Образ Ф. оставил заметный след в произведениях русских писателей XIX-XX веков. Первым к нему обратился А.С.Пушкин. В 1825 г. он пишет «Сцену из Фауста» и записывает «Наброски к замыслу о Фаусте» (Жирмунский называет их набросками к «Адской поэме»), которые, впрочем, так и не были сведены воедино. «Сцену из Фауста» Пушкин переслал Гете, и тот подарил ему перо, которым писал «Фауста». Однако пушкинская концепция Ф. была отлична от гетевской (нашедшей потом отражение в переводах Веневитинова, Тютчева, Аксакова) - его Ф. в сущности даже не ищет запредельного знания, не погружается в мистическое созерцание, он скорее скучающий вольнодумец в традициях скептического вольтерьянства XVIII в. Его основной мотив: «Мне скучно, бес». Образ Ф. Пушкина перекликается с «байроническими» героями молодого Пушкина (сам Пушкин считал «Манфре-да» Байрона подражанием «Фаусту» Гете) и даже с его Онегиным (Жирмунский). В «Набросках» Ф. спускается с Мефистофелем в ад (дантовский мотив), и тот представляет его бесам: «Вот доктор Фауст, наш приятель» (ср. «Онегин, добрый мой приятель»). Фаустовские мотивы намечаются у Пушкина в плане драмы «Панесса Иоанна». Дочь бедного ремесленника одержима «страстью к знанию» (1а passion du savoir), из-за которой она становится жертвой соблазнителя, «демона знания» (1е demon du savoir). Пушкин, видимо, сам заметил сходство с Ф. и отложил этот замысел: «Если это будет драма, то она будет слишком напоминать «Фауста»». Петр Анненков высказывал мнение, что, по замыслу Пушкина, ребенок, рожденный Иоанной, и должен был стать «будущим Фаустом». Еще одно упоминание о Ф. у Пушкина содержится во французской программе к «Сценам из рыцарских времен» (1835) - здесь Ф. отождествляется с Бертольдом Шварцем, изобретателем пороха и книгопечатания. В сатирическом стихотворении «Пир Асмодея» (1830-1831) Ф., сидящий в аду «по левую руку» от Мефистофеля (по правую Павел I), напоминает скорее персонажа немецких кукольных комедий о Ф., композиция стихотворения соотносится с одним из набросков Лес-синга, где черти тоже устраивают состязание, кто больше навредит людям. В «Демоне» Лермонтова фаустовские мотивы просматриваются и в образе Тамары, и в образе Демона. Тамара - это Ф. и Гретхен в одном лице, ее гибель и спасение напрямую соотносятся с историей гетевской Маргариты и со сценой спасения души Ф. Демон - это и Ф., и Мефистофель, но Ф. скорее из пушкинской «Сцены…». Своеобразный образ «простонародного» Ф. создал Н.В.Гоголь в повести «Ночь перед рождеством» - кузнец Вакула, не церемонящийся с чертом и побеждающий его. Печатью Ф. и Мефистофеля отмечен образ Чичикова. Ф.И.Тютчев сделал несколько переводов из гетевского «Фауста». Но наиболее ярко мотив Ф. прозвучал в его собственных стихотворениях: «Все отнял у меня казнящий Бог», «Природа - сфинкс…», «Не знаю я, коснется ль благодать…». Ф. в них - сам поэт, вопрошающий небо о спасении. А.А.Фет в стихотворении «Добро и зло» (1884) поднимает фаустовскую проблему выбора и познания человека. В поэзии XX в. образ Ф. находит свое отражение прежде всего в творчестве символистов. В драме А.А.Блока «Песнь судьбы» (1908- 1919) два Ф. - Герман и Фаина, у каждого из них свой «Мефистофель», оба попадают в «ад города», и их души может спасти только любовь. Блок видит в теме Ф. общепоэтическую проблему, поэзия, по его мнению, это спуск в ад, а поэт стремится попасть в «лиловые миры». Фаустовские мотивы очень сильны и в поэзии К.Бальмонта, который критически относился к этому образу: «Тип Ф., так же как тип Дон Жуана и так же как тип Прометея, сложились, каждый, под черной звездой, и представители этих трех типов неизбежно должны прийти к одному и тому же роковому концу». Душа Ф., считал Бальмонт, «отравлена навеки и для него нет спасения». Он очень негативно оценивал «Фауста» Гете, считая, что тот в отличие от Марло и Ленау «уничтожил роковой характер встречи между человеческой душой .и духом зла», в результате чего Ф. и Мефистофель стали «добрыми товарищами на скверные дела». С.Соловьев считал «Фауста» Гете «апофеозом колдуна и убийцы» и противопоставлял ему «Фауста» И.С.Тургенева (в нем писатель изобразил, как чтение гетевского «Фауста» приводит к быстрой гибели молодую женщину). Символистскую традицию поэта, лирический герой которого несет на себе печать образа Ф., продолжили В.В.Маяковский, С.А.Есении и Н.А.Заболоцкий. Ф. Маяковского по сути близок Ф. Гете - то же пристальное внимание к слову, то же безудержно страстное стремление к любви, сначала к женщине («Облако в штанах», 1914-1915; «Флейта-позвоночник», 1915; «Человек», 1916-1917), а потом и ко всему человечеству, готовность превратиться ради этого даже в «цаплю», «раскручивающую и закручивающую шею» («V Интернационал»). Такой же мотив проявится и у Заболоцкого в поэме «Безумный волк» (1931), герой которой, «интеллигентный» волк, веря в могущество «звериного разума» и желая «созерцать звезды», просит ведьму вывернуть ему шею на станке. Сам Заболоцкий называл эту поэму «своим «Фаустом»». Почти бальмонтовское ощущение образа Ф. свойственно лирическому герою Сергея Есенина, душа которого как бы «отравлена навеки» тем, что когда-то он «на эти иконы плевал», и в конце концов происходит «роковая встреча» с «Мефистофелем» - Черным человеком (поэма «Черный человек», 1925), который насмехается над поэтом, над его жизнью и поэзией, словно черт, пришедший за Фаустом по истечении срока договора. Поэт бросает в него тростью, но перед ним «лишь разбитое зеркало».
Лит.: Жирмунский В.М. Гете в русской литературе. М, 1981; Цуканов А.Л. Фаустовские мотивы в мировой и русской литературе // Литература. 1996. №24.