I.3. Так, Божественный Варфоломей [имеется в виду один из 12 апостолов (см. Мф. 10, 3; Мр. 3, 18; Лк. 6, 14)] говорит ведь, что и велико Богословие, и мало, и Евангелие и пространно и велико, но при этом и кратко. Мне кажется, он совершенным образом понимал, что и многословесна благая Причина всего, и малоречива, и даже бессловесна настолько, что не имеет ни слова, ни мысли по причине того, что все Она сверхсущественно превосходит, и неприкрыто и истинно изъявляется одним тем, кто нечистое всё и чистое превзойдя, и на все и всяческие святые вершины восхождение одолев, и все Божественные светы, и звуки, и речи Небесные оставив, вступает во Мрак, где воистину пребывает, как говорит Писание [ср., напр.: «И мраком покрыл Себя» (2 Цар. 22, 12)], Тот, Кто вне всего.
И ведь не сразу Божественный Моисей, — сначала ему было повелено очиститься самому и от неочищенных отделиться, — лишь после всяческого очищения услышал многогласные трубы и увидел светы многие, чисто сияющие, и разнообразные лучи. После этого он покинул толпу и с избранными священниками достиг вершины Божественных восхождений [Исх. 19, 9–24]. Но и там он собеседовал не с Самим Богом и видел не Его Самого, ибо Тот незрим, но место, где Тот пребывал [Исх. 33, 20–23]. Это указывает, как мне кажется, на то, что Божественнейшие и высочайшие из предметов созерцания и разумения являются всего лишь некоторыми гипотетическими выражениями подножий всё Превосходящего, с помощью которых обнаруживается превышающее всякое мышление присутствие Того, Кто опирается на умственные вершины Его святейших мест.
И тогда Моисей отрывается от всего зримого и зрящего и во Мрак неведения проникает воистину таинственный, после чего оставляет всякое познавательное восприятие и в совершенной темноте и незрячести оказывается, весь будучи за пределами всего, ни себе, ни чему-либо другому не принадлежа, с совершенно не ведающей всякого знания бездеятельностью в наилучшем смысле соединяясь и ничего-не-знанием сверхразумное уразумевая.
Как подобает восходить ко всеобщей и всё превосходящей Причине и Её воспевать
Молимся о том, чтобы оказаться нам в этом Пресветлом Мраке и посредством невидения и неведения видеть и разуметь то, что выше созерцания и знания, что невозможно ни видеть, ни знать, ибо это и есть поистине видеть и ведать; и — чтобы Пресущественного пресущественно воспеть путём отъятия всего сущего, подобно создателям самородно-цельной статуи изымая всё облегающее и препятствующее чистому восприятию сокровенного, одним отъятием выявляя как таковую сокровенную красоту.
Подобает, как мне кажется, отъятия предпочитать прибавлениям. Ибо прилагая, мы сходим от первейших через среднее к последним; а в этом случае, восходя от последних к первейшим, всё отнимаем, чтобы, открыв, уразуметь то неведение, прикровенное в сфере сущего познаваемым, и увидеть тот пресущественный Мрак, скрываемый всяческим светом, связанным с сущим.
Каково катафатическое Богословие и каково апофатическое
В «Богословских очерках» мы раскрыли, что принадлежит собственно катафатическому Богословию: почему Божественная и благая Природа называется единственной, почему тройственной, что в ней именуется Отцовством и Сыновством, прояснению чего служит Богословие Духа, как от невещественного и неделимого Блага происходят в Сердце благостные светы и пребывают в нём, в самих себе и друг в друге неотрывными от совечного их возникновению Пребывалища; почему пресущественный Иисус восуществляется естественными для человека истинами; и остальное, что явлено Писанием, разъяснено в «Богословских очерках».
В книге же «О Божественных Именах» говорится о том, почему Бог именуется Благим, почему Сущим, почему Жизнью, Премудростью, Силой и прочим, чем пользуется умозрительное Богоименование.
В «Символическом Богословии» — каковы от чувственного на Божественное метонимии, что такое Божественные формы, каковы Божественные образы, части, органы, что представляют собой Божественные места, Миры, каковы стремления, страдания, негодования, что такое упоения и похмелья, каковы клятвы и проклятия, что — сны, каковы пробуждения, и что представляют собой прочие священнозданные формы символического Богословия.
Ты, я думаю, видел, насколько последнее многословнее первого.
Подобает ведь «Богословским очеркам» и раскрытию Божественных Имён быть короче «Символического Богословия». Ибо, по мере нашего восхождения вверх, речи вследствие сокращения умозрений сокращаются. Так что и ныне, входя в сущий выше ума Мрак, мы обретаем не малословие, но совершенную бессловесность и неразумение.
А оттуда, сверху, до пределов нисходя, слово по мере нисхождения соответствующим образом распространяется. Но теперь, восходя от нижнего к высшему, по мере восхождения оно сокращается и после полного восхождения будет вовсе беззвучным и всё соединится с Невыразимым.
Почему, спрашиваешь ты, утверждения о Божественном, начиная с первичного, Божественные отъятия мы начинаем с последнего? Потому, что, высказывая утверждение о всё Превосходящем, подобает начинать гипотетическую катафазу с более тому родственного. Отнимая же от того, что выше всякого отъятия, — начинать отнимать с более от того удалённого. Разве не более Бог — Жизнь и благость, нежели Воздух и камень? И не в большей ли мере не бывает Он в похмелье и не гневается, чем не может быть выражен словом или помыслен?
Что ничем из чувственного не является, превосходя его, Причина всего чувственного
Итак, мы утверждаем, что Причина всего, будучи выше всего, и несущностна, и нежизненна, не бессловесна, не лишена ума и не есть тело; не имеет ни образа, ни вида, ни качества, или количества, или величины; на каком-то месте не пребывает, невидима, чувственного осязания не имеет; не воспринимает и воспринимаемой не является; Ей не свойственны беспорядок, смута и беспокойство, возбуждаемые страстями материи; Она не бессильна, как неподверженная чувственным болезням, не имеет недостатка в свете; ни изменения, ни тления, ни разделения, ни лишения, ни излияния не претерпевает; и ничего другого из чувственного Она не представляет Собой и не имеет.
Что ничем из умственного не является, превосходя его, Причина всего умственного
Далее восходя, говорим, что Она не душа, не ум; ни воображения, или мнения, или слова, или разумения Она не имеет; и Она не есть ни слово, ни мысль; Она и словом не выразима и не уразумеваема; Она и не число, и не порядок, не величина и не малость, не равенство и не неравенство, не подобие и не отличие; и Она не стоит, не движется, не пребывает в покое, не имеет силы и не является ни силой, ни светом; Она не живет и не Жизнь; Она не есть ни сущность, ни век, ни время; Ей не свойственно умственное восприятие; Она не знание, не истина, не царство, не премудрость; Она не единое и не единство, не Божественность или благость; Она не есть Дух в известном нам смысле, не сыновство, не отцовство, ни что-либо другое из доступного нашему или чьему-нибудь из сущего восприятию; Она не что-то из не-сущего и не что-то из сущего; ни сущее не знает Её такой, какова Она есть, ни Она не знает сущего таким, каково оно есть; Ей не свойственны ни слово, ни имя, ни знание; Она не тьма и не свет, не заблуждение и не истина; к Ней совершенно не применимы ни утверждение, ни отрицание; и когда мы прилагаем к Ней или отнимаем от Неё что-то из того, что за Её пределами, мы и не прилагаем, и не отнимаем, поскольку выше всякого утверждения совершенная и единая Причина всего, и выше всякого отрицания превосходство Её, как совершенно для всего запредельной.
Приложение 1:
Письмо Гаю монаху
Мрак исчезает при свете, а тем более при ярком свете; незнание изгоняется познаниями, а тем более большими познаниями. Понимая эти слова в самом прямом, а не в переносном смысле, убеждённо утверждай, что стремящимся к познанию света и сущего недоступно неведение Бога; что этот запредельный Мрак Его скрывается при любом свете и затмевает любое познание. И если кто-либо, увидев Бога, понял то, что он видел, — не Его он видел, а что-либо сущее и познаваемое; Бог же в Своём сверхъестественном бытии превосходит ум и сущее, и потому вообще не есть ни что-либо познаваемое, ни что-либо существующее, а существует сверхъестественно и сверхразумно познаётся. И в заключение: полное неведение и есть познание Того, Кто превосходит всё познаваемое.
Приложение 2:
Письмо Дорофею диакону
Божественный Мрак — это тот неприступный Свет, в котором, как сказано в Писании [1 Тим. 6, 16], пребывает Бог. А поскольку невидим и неприступен он по причине своего необыкновенно яркого сверхъестественного Сияния, достичь его может только тот, кто, удостоившись Боговедения и Боговидения, погружается во Мрак, воистину превосходящий ведение и видение, и, познав неведением и невидением, что Бог запределен всему чувственновоспринимаемому и умопостигаемому бытию, восклицает вместе с пророком: «Дивно для меня ведение Твоё, — высоко, не могу постигнуть его» [Пс. 138, 6]. Точно так же и божественный Павел, о котором в Писании сказано, что он познал Бога [cм., напр., Гал. 4, 9; 1 Kop. 8, 3; Евр. 10, 30], постиг, что мышление и ведение Его превосходит всё сущее, вот почему он и говорит, что пути Его — неисповедимы, суждения — непостижимы [Рим. 11, 33], дары — неизреченны [2 Кор. 9, 15], а Мир Его — превосходит всякое разумение [Фил. 4, 7]; таким образом, познав Того, Кто превосходит всё сущее, превосходящим мышление разумением он постиг, что Бог, как Причина всего сущего, запределен всему сущему.