Прежний приказ командующего фронтом Н.Ф. Ватутина ставил танкистов Катукова в очень сложное положение, поскольку 1-я танковая армия не имела в своём составе боевых машин тяжёлого типа. Значительную долю материальной части армии составляли лёгкие танки Т-60 и Т-70, (из 3444 танков и самоходно-артиллерийских установок в составе Центрального и Воронежского фронтов 900 были легкими).
«Под утро, когда было еще темно, гитлеровцы продолжили наступление. Танкисты армии, покинув засады, пошли навстречу бронированной лавине врага. При первых лучах солнца Михаил Ефимович увидел со своего наблюдательного пункта, как горят на открытых позициях Т-34, как губителен огонь «тигров». [23] Такая тактика ведения боя была ошибочной. В такой ситуации немецкие танкисты с полным преимуществом для себя использовали огневую мощь своих боевых машин. Действительно, против 6-й гвардейской и 1-й танковой армий наступали крупные немецкие соединения, основой которых был 48 танковый корпус СС. Вот что вспоминает Ф.В. фон Меллентин, начальник штаба 48-го танкового корпуса СС, куда входила моторизированная дивизия «Великая Германия»: ««Великая Германия» была очень сильной дивизией с особой организацией. В ней насчитывалось около 180 танков, из которых 80 составляли батальон «пантер» под командованием подполковника фон Лаухерта, а остальные входили в танковый полк. Дивизия также имела два полка мотопехоты – гренадерский и мотострелковый. Имелись также артиллерийский полк четырех дивизионного состава (примерно 50-60 орудий), дивизион самоходных орудий, противотанковый дивизион, саперный батальон и обычные подразделения связи и обслуживания. В первый и последний раз за всю русскую кампанию дивизии получили несколько недель на отдых перед наступлением и были полностью укомплектованы вооружением и личным составом. 11-я и 3-я танковые дивизии (входившие в 48 танковый корпус) имели каждая танковый полк с 80 танками и артиллерию полного состава. 48 танковый корпус, таким образом, располагал 60 самоходными орудиями и более 300 танков, то есть огромной ударной силой».[24]
Немецкий корпус, оснащенный новейшей техникой, которая во многом превосходила на то время все имеющиеся образцы в армиях союзников, беспрерывно атаковал советские позиции. Учитывая натиск врага, Катуков отдал своим подчинённым приказ о защите второй полосы обороны.
Таким образом, большая часть механизированных сил Катукова в условиях изменившейся тактической обстановки предназначалась для поддержки обороняющейся пехоты, а не в качестве самостоятельных ударных подразделений. Только 2-й гвардейский танковый корпус Бурдейного нанёс удар по прорывающимся немецким танкам. Остальные же корпуса Катукова втянулись в тяжёлые оборонительные бои с наступающими немецкими силами. По отечественным уставам исследуемого периода такое использование бронетанковых и механизированных войск считалось ошибочным. Несмотря на то, что запланированный контрудар не был проведён в полном объёме, последующая тактика боевого применения советских танков оказалась наиболее действенной, способной наносить максимально возможный ущерб наступающему противнику. Одна часть нашей бронетехники, находясь в обороне, выполняла свою основную тактическую задачу - задерживала дальнейшее продвижение германских бронечастей. Другая часть наших танков наносила локальные фланговые контратаки на участках наметившегося прорыва фашистов. Данные удары приводили к большим потерям в личном составе и материальной части, но полностью соответствовали сложившейся обстановке. Немецкие танковые войска несли значительные потери и не могли сконцентрировать силы для решительного удара в сторону Обояни и Курска. 5 июля командование Воронежского фронта получило важный урок по наиболее оптимальному использованию бронетехники в полосе обороны 6-й гвардейской армии. В подразделениях, где боевые машины использовались в засадах, вели огонь из земляных аппарелей в качестве неподвижных огневых точек, процент потерь в танках был ниже, а эффективность их огня значительно выше. На тех участках обороны, где танковые роты в развёрнутом строю на открытой местности наносили удары по танковым группам немецких войск, потери материальной части были очень значительными (до 85-90% в ходе одной атаки). Были допущены ошибки штабом командующего бронетанковыми и механизированными войсками фронта. Работа по текущему обобщению боевого опыта проводилась недостаточно, объективные данные о боевой обстановке доводились до Н.Ф. Ватутина и Военного совета фронта не в полном объёме. [25] «6 июля танкисты армии отбили восемь массированных атак бронированных колонн врага. В районе Яковлево натиск «тигров» сдерживала 1-я гвардеская танковая бригада. Против засад батальона С.И. Вовченко, насчитывавшего десяток машин, двинулись 70 танков противника. Подпустив «тигров» на близкое расстояние, гвардейцы вступили в бой. Он длился весь день. Гвардейцы не отступили. В этом бою совершил бессмертный подвиг экипаж лейтенанта В. Шаландина. Его экипаж уничтожил два «тигра» и «пантеру». На машину обрушились удары самолетов и танков. Танк Шаландина загорелся, а сам командир и члены экипажа были ранены. Что делать? Шаландин, используя последнюю возможность бить врага, пошел на таран ближайшего «тигра». Пылающая «тридцатьчетверка» на большой скорости врезалась в фашистский танк и взорвала его».[26] Не подлежит сомнению тот факт, что экипаж лейтенанта Шаландина совершил подвиг, но к тому, что «тридцатьчетверка» уничтожила огнём именно два «тигра» и «пантеру», а еще одного «тигра» уничтожила таранным ударом, нужно относиться критически. Во всем 48 танковом корпусе немцев было 15 «тигров», а это всего лишь 3% от всех имеющихся танков в этом соединении. Чтобы пробить броню «тигра», даже бортовую, а не лобовую, нашему танку нужно было приблизиться на расстояние 500 метров, что было очень затруднительно. Если полностью доверять автору, то против наших 10 танков действовало 70 танков противника, и все почти типа «тигр» и «пантера». Автор вероятнее всего ошибается, во время Курской битвы немцы применяли помимо «тигров» и «пантер» модернизированные танки Т-IV и Т-III, которые благодаря дополнительной навесной броне по обводам корпуса напоминали «тигра». Скорее всего, эти танки и были уничтожены экипажем гвардии лейтенанта Шаландина.
В своём дневнике командир танка «Т-34» из 1-й гвардейской танковой бригады 3-го механизированного корпуса 1-й танковой армии лейтенант Г.И. Бессарабов сделал следующую запись: «День 6 июля прошёл в таком страшном бою, что сам не верю, почему до сих пор живой. Соколов уничтожил «Тигра» и Т-IV, Можаров - два «Тигра». Я – два средних.
7 июля я командовал группой в четыре танка. Хорошо окопались, сделали запасные. Долго ждать не пришлось. Из лощины показались длинные пушки, потом «Тигры». <…> Ударил бронебойным. Танк задымился… Ударил по второму и сменил позицию.
Малороссиянов подбил три «Тигра». Опять меня перегнал. Поехал на заправку. Вернулся. Метрах в ста из-за развалин показался «Тигр». Ударил несколькими снарядами. Он загорелся, но успел поджечь танк Малороссиянова. Подвернул к его машине, забрал экипаж и отвёз на командный пункт». [27] Как и в предыдущем случае, данный боевой эпизод подлежит более подробному исследованию. 6 июля немцы бросили на советские позиции помимо Т-IV дополнительно 166 «Пантер», и только 3 «Тигра». Из дневниковой записи следует, что три танкиста 1-й гвардейской танковой бригады в этот день уничтожили пять «Тигров», что является неверным. Причина этой неточности в описании Бессарабовым характера боя, на мой взгляд, в том, что на атакующих немецких танках было изображение оскалившегося тигра. Данную эмблему несли на бортах башен «Пантеры» 52-го батальона 39-го танкового полка. Таким образом, можно сделать вывод о том, что лейтенант Бессарабов и его однополчане вели бой с «Пантерами», а не «Тиграми».