Смекни!
smekni.com

50 Глава Массовые психические состояния и проявления (стр. 44 из 46)


144 Часть 2. Массовые настроения

XVIII — начала XIX века. Приближение Великой французской революции, в частно­
сти, характеризуется тем, что «вся страна была охвачена революционным брожени­
ем. ...Выборы в Генеральные штаты и составление наказов проходили в обстановке
крайнего общественного возбуждения». Это проявлялось буквально во всем, подчас
совершенно неожиданно: «Рост боевых демократических настроений давал о себе
знать и в театральной жизни страны» (Манфред, 1983).

«Население Парижа и других городов Франции находилось в непрерывном воз­буждении. Газеты, многочисленные брошюры и листовки, выпускавшиеся в те дни, пользовались огромным спросом. У всех пробудился интерес к политике; люди жили нетерпеливым ожиданием перемен. В Париже на площадях и бульварах возникали импровизированные собрания. Никому не ведомые ораторы произносили вдохновен­ные речи... приносили последние новости... вслух читали газеты. Стоявшие в Париже войска заряжались этим настроением народа». Оказалось достаточным небольшой искры: ею стала пришедшая из Версаля весть, «которая вызвала взрыв негодования... Народ стихийно поднялся на борьбу, улицы и площади стали заполняться толпами... загудел набат... народ захватил несколько десятков тысяч ружей. Вооруженное вос­стание ширилось и росло...» (Манфред, 1983).

Сыграв огромную роль в победе революции, массовые настроения показали свою динамичность и силу, проявившись и на закате революционных событий, способствуя приходу к власти Наполеона. К этому времени общим стало настроение недовольства, связанное с непрерывными политическими потрясениями, разрушением прежних механизмов экономической жизни, военными неудачами властей, страхом перед яко­бинским террором. «Порядок, стабильность, прочные устои, гарантирующие от опас­ности слева и ...справа, считались необходимым условием для возобновления... пол­нокровной жизни общества...» Такие настроения в первую очередь отличали буржуа­зию. Однако в значительной мере те же настроения были присущи и созданному революцией классу крестьян-собственников.

Отмечая важность проблемы настроений, А. 3. Манфред отмечал: «Конкретно-исторически эта тема остается неизученной, и здесь приходится больше прибегать к догадкам, чем утверждать с определенностью. Все же, не рискуя ошибиться, можно сказать, что крестьяне, желавшие спокойно пользоваться плодами приобретенного, требовали порядка и стабильности. Атмосфера ажиотажа, неустойчивости цен, коле­бания политики то вправо, то влево была не по нутру крестьянам, противоречила их интересам, их склонности к накоплению, порождала чувство неуверенности в завт­рашнем дне и неудовлетворенности сегодняшним. На волне таких настроений и про­изошел политический переворот» (Манфред, 1973).

Задолго до А. 3. Манфреда уже хорошо знакомый нам Г. Лебон писал: «Мы зна­ем, каково было в момент французской революции состояние умов...: трогательный гуманитаризм, который, начав идиллией и речами философов, кончил гильотиной. Это самое настроение, с виду столь безобидное, в действительности столь опасное, вскоре привело к хаосу и крушению общества» (Лебон, 1908).

Исследуя Великую французскую революцию и последовавшие за ней события

XIX века, фактор массовых настроений позднее выделяли, используя несколько иные
понятия, К. Маркс и Ф. Энгельс. Это привело их к созданию всем известной методо­
логии понимания роли «народных масс» в историческом развитии.


Глава 2.1. Массовые настроения в истории и современность 145

Настроения в русской истории

В русской историографии отводилась особая роль настроениям и описанию их места в политике. Если в рассмотрении европейской истории намечаются лишь явственные контуры, очерчивающие роль данного феномена и обозначается приблизительный период, когда эта роль стала заметной в политологическим анализе, то в русской ис­тории все было значительно отчетливее. Отечественная историография зафиксиро­вала не только тот момент, когда заметным стал сам феномен, но и тот, когда оформи­лось и получило распространение соответствующее понятие.

Согласно анализу В. О. Ключевского, специфическую роль в русской истории сыграло Смутное время, «четырнадцать бурных лет, пережитых Московским государ­ством» в начале XVII века. Смута привела к двум важнейшим последствиям в поло­жении государства: во-первых, «прервалось политическое предание, старый обычай, на котором держался порядок в Московском государстве»; во-вторых, «смута поста­вила государство в такие отношения к соседям, которые требовали еще большего на­пряжения народных сил для внешней борьбы», чем раньше. «Отсюда, из этих двух перемен, вышел ряд новых политических понятий, утвердившихся в московских умах, и ряд новых политических фактов.... Прежде всего из потрясения, пережитого в Смут­ное время, люди Московского государства вынесли обильный запас новых полити­ческих понятий, с которыми не были знакомы их отцы... Это и есть начало политичес­кого размышления» (Ключевский, 1987-1990). Вот когда настроение стало одним из политических понятий.

По Ключевскому, получается, что в этот период в России начались процессы, ко­торые Н. Макиавелли зафиксировал в Европе XIV-XV веках. Стали появляться по­хожие политологические «праконцепции», включавшие не только «государя», но и «государство», и даже «народ». Среди наиболее важных «новых политических поня­тий» здесь, как и в Европе, оказывается «настроение».

Выделяя специальный раздел в описании последствий Смуты — «Настроение об­щества», —Ключевский прослеживает ясную связь политики с настроениями. Он пи­шет, что «внутренние затруднения правительства усиливались еще глубокой переме­ной в настроении народа. Новой династии приходилось иметь дело с иным обществом, далеко не похожим на то, каким правили прежние цари. Тревоги Смутного времени разрушительно подействовали на политическую выправку этого общества... Недо­вольство становится и до конца века остается господствующей нотой в настроении на­родных масс... Эта перемена выразилась в явлении, какого мы не замечали прежде в жизни Московского государства: XVII век был в нашей истории временем народных мятежей» (Ключевский, 1987-1990).

Роль настроений усиливалась и далее — в частности, тем, что попытка властей укрепить государственное устройство централизованно-административным путем и жестко разграниченным сословным строем лишь усилили «рознь общественных ин­тересов и настроений» (Ключевский, 1987-1990). С течением времени последовала их поляризация и политизация. Поэтому понятно, что, изучая последующие периоды русской истории, Ключевский от «настроения народных масс» переходит к более диф­ференцированным понятиям. Он пишет, например, о том, что перемена в государ­ственном положении дворянства в конце XVIII века (отмена обязательной военно-гражданской службы) «глубоко изменила настроение сословия»; рассматривает ис-


146 Часть 2. Массовые настроения

токи и динамику «политического настроения шляхетства», называя одну из своих лекций: «Политические настроения дворянства после Петра». И таких примеров не­мало (Ключевский, 1983).

Фактор настроений в близких контекстах выделялся и другими историками Рос­сии. Так, в частности, не менее известный С. М. Соловьев, исследуя петровскую эпо­ху, писал: «Мы видели, в каком настроении (курсив мой. — Д. О.) духа сотрудники Петра... поднесли ему титул императора Великого и Отца Отечества»1.

Для исследователей русской истории, как и для специалистов по европейскому Средневековью, важным был, как уже говорилось, вопрос о методе изучения феноме­на массовых настроений в политике. Пытаясь адекватно решить данную проблему, они опирались не только на мысленную психологическую реконструкцию мотивов поведения участников политических событий, но и на письменные источники, носив­шие не только элитный характер. «...Мы имеем и документальные свидетельства о политическом настроении и образе действий тогдашнего шляхетства», — писал В. О. Ключевский, исследуя записки и проекты, подававшиеся представителями пос­лепетровского дворянства в высшие органы власти (Соловьев, 1989).

Подобный подход не давал, тем не менее, полной уверенности в его адекватности. Простая фиксация историками феномена массовых настроений вызывала вопросы и о методологии, и о конкретных методах его изучения. Эти вопросы, поставленные в исторических исследованиях, продолжают оставаться актуальными и в наше время.

Массовые настроения в XX веке

Двадцатый век, породив глобальные массовые политические феномены, продемонст­рировал возрастающую роль народных масс в историческом развитии. Российским большевикам, и прежде всего В. И. Ленину, удалось не только выявить и использо­вать фактор массовых настроений в политических процессах, но и дать многочислен­ные наметки аналитического подхода к данному вопросу. Они давно обобщены в со­ответствующей литературе2.

Охваченные определенными настроениями массы стали достаточно самостоя­тельной силой в политике. Примеры этого дает, в частности, С. Д. Мстиславский — в то время крупный деятель партии левых эсеров, — касаясь событий Февральской ре­волюции: «...В этот момент выступил Керенский... Он был бессилен... перед враждеб­ной толпой, он был не в силах переломить силою слова, силою воли собственной — своей силой настроения массы» (Мстиславский, 1922).

Описывая последовавшие за этим события 1917 г., А. М. Горький в цикле публи­цистических статей в газете «Новая жизнь», объединенных затем под названием «Не­своевременные мысли», для обозначения разгулявшихся в это время массовых на­строений использует такие выражения, как «обалдевшая масса», «взрыв зоологи­ческих инстинктов», «отвратительные картины безумия», «чертополох ядовитой вражды, злых подозрений, бесстыдной лжи, клеветы, болезненных честолюбий» и