Сохранение дефицита и есть едва ли не главная задача того отвлечения, о котором говорится здесь. Если значительная часть совокупного общественного труда будет направляться на удовлетворение каких-то новых (физиологически бессмысленных) потребностей, то недостаток всего необходимого для чисто биологического выживания как раз и будет становиться хроническим. Напротив, если прибавочный для одних продукт будет исправно направляться только на жизнеобеспечение других, его устранение неизбежно, а вместе с этим неизбежна и стагнация развития.
Таким образом, если продукт будет сохранять неизменной свою патриархальную форму, то есть будет продолжать накапливаться в виде предметов удовлетворения базовых потребностей, развитие общества пойдет по затухающей и рано или поздно остановится. Напротив, если часть интегрального продукта приобретает какой-то новый вид, не связанный с непосредственным воспроизводством жизненных сил, то это значит, что соответствующий объем живого труда выпадает из процессов интегрального жизнеобеспечения и направляется в новые отрасли. Именно это обстоятельство и порождает расширенное воспроизводство.
В свою очередь, только там, где появляется расширенное производство, включаются новые механизмы регулирования совместного бытия. К их числу необходимо отнести и порождение ранее не существовавших общественных потребностей, которые, в свою очередь, предстают как стимул для дальнейшего развития и роста. Вот только важно понять, что не новые потребности сообщают первичный импульс расширению производства, но расширение производства сверх какого-то критического уровня начинает порождать новые потребности.
Следует только напомнить, что историческое и логическое не всегда совпадают, и то, что в логике следует друг за другом, в реальной истории может развертываться практически одновременно. Поэтому конспективно очерченная схема:
— концентрация необходимого продукта на одном из социальных полюсов;
— становление аппарата политического принуждения;
— диверсификация интегрального продукта и всей системы общественных потребностей
могла развертываться не только в строгой хронологической последовательности; развитие этих процессов могло совершаться и параллельно.
Таким образом, окончательное завершение естественного отбора и «включение» механизмов собственно человеческой истории может произойти лишь при том условии, если прибавочный труд, а вместе с ним и прибавочный продукт — хотя бы отчасти — будут сбрасывать свою архаическую форму и примут качественно новый вид. В этом преображенном виде последний становится предметом удовлетворения каких-то иных, вторичных потребностей, уже не свойственных животному началу в человеке, но присущих исключительно той составляющей его сложносоставной природы, которая выделяет ее из животного царства.
Смена качественной формы прибавочного/необходимого продукта предполагает соблюдение известного баланса. С одной стороны, выживание отдельных хозяйствующих единиц и интегральное развитие невозможны там, где нет расширенного воспроизводства на уровне более широкой общности, другими словами, на уровне суммарного производства. Ведь если ничто из производимого кем-то избытка будет не в состоянии помочь терпящим бедствие, предотвратить катастрофу (а в конечном счете общую стагнацию и вырождение всей метасистемы) будет невозможно. Поэтому речь может идти о выпадении лишь некоторой части прибавочного продукта, ибо какая-то его доля все же обязана направляться на более полное удовлетворение базовых потребностей тех, кто испытывает нужду. С другой, там, где дефицит необходимого продукта может быть полностью перекрыт излишком, который концентрируется на противоположном полюсе формирующегося метасообщества, расширенное воспроизводство также невозможно. Всегда должна сохраняться известная напряженность для повышения деятельной активности субъекта; отсутствие стимула отнюдь не способствует ей. Разумеется, поначалу речь может идти только о стихийно регулируемом равновесии, но и бессознательность не является препятствием для его установления.
Но все же основное заключается не в сохранении дефицита. Существо проблемы состоит в том, что с направлением части совокупного труда на производство вещей, не связанных с непосредственным удовлетворением физиологического дискомфорта, в формирующемся обществе возникает принципиально новая, неведомая живой природе потребность. А именно: потребность в поступательном расширении масштабов, постоянном изменении всего содержания, диверсификации совокупной человеческой практики.
Ничего загадочного в производстве вещей, не связанных с удовлетворением базовых потребностей нет. По существу выпадающий из процессов непосредственного жизнеобеспечения объем трудозатрат направляется на создание инфраструктуры всей будущей цивилизации. Другими словами, инфрастуктуры не только материального производства, но и производства духовного. Полный состав этой инфраструктуры нам еще неизвестен, нам неизвестно назначение многих ее элементов, но некоторые из последних не могут остаться незамеченными и, разумеется, не вправе быть игнорированными. В первую очередь сюда относятся огромные мегалитические постройки и, разумеется, гигантская сеть ирригационных сооружений, которая возникает во всех регионах формирования древних цивилизаций.
Объяснить их возникновение инициативой каких-то инопланетных пришельцев означает уклониться от научного анализа. Утверждать существование осознанных целей и централизованного планирования (во всяком случае на начальных этапах) трудно. Поэтому остается допустить существование не во всем открытых нам законов, которые руководят формированием и развитием целостного организма, отдельными атомами и молекулами которого являются сами люди.
В связи с этим заметим еще одно обстоятельство. Применение орудий свойственно не одному только человеку, в живой природе это очень распространенное явление. Так, слоны отгоняют ветками мух, причем, если сломанная ветка слишком велика, они кладут ее на землю и, придерживая ногой, отрывают хоботом часть нужного размера. Некоторые грызуны используют камешки для разрыхления и отгребания почвы при рытье нор. Каланы (морские выдры) отдирают прикрепленных к скалам моллюсков при помощи крупных камней — «молотков», а другие, менее крупные камни, используют для разбивания раковин (лежа на спине на поверхности воды, зверь кладет камень-наковальню на грудь и колотит по нему раковиной). Медведи способны сбивать плоды с деревьев при помощи палок; зафиксировано использование камней и глыб льда белыми медведями для убийства тюленей. Много данных накоплено и об орудийном поведении у птиц. Новокаледонские галки достают насекомых из трещин в коре при помощи разнообразных «приспособлений», изготавливаемых самими птицами из прочных листьев и хвоинок. Египетские грифы разбивают страусиные яйца, бросая в них камни. Некоторые цапли бросают в воду разные предметы (перья, личинки насекомых), чтобы приманить рыб. Семейство цапель в Морском аквариуме Майами научилось приманивать рыб гранулированным кормом, который птицы воровали у сотрудников. Сычи собирают экскременты млекопитающих и раскладывают их вокруг своих гнезд, чтобы приманить жуков-навозников.[36]
Поэтому возникновение и развитие новой — социальной — формы движения не может быть обеспечено линейным преобразованием тех примитивных средств, использование которых доступно животным. Более того, по отношению к орудиям справедлив тот же вопрос, который вправе быть поставлен в отношении прибавочного продукта: что именно диктует необходимость их развития, делает его принудительным? Строгого ответа нет. Но справедливо предположить, что именно логика зарождения и развития целостного общественного организма диктует необходимость и одновременно создает предпосылки совершенствования первичных орудий.
Наконец, еще одно не последнее по важности обстоятельство. Отвлечение значительного объема трудозатрат на формирование инфраструктуры материального и духовного производства, кроме повышения жизнестойкости будущих поколений, пробуждает творческое начало в человеке. Пробуждает уже хотя бы по той простой причине, что отвлечение части суммарного потенциала на создание вещей, не способных немедленно повлиять на общее жизнеобеспечение, вызывает необходимость производства прежних объемов необходимого продукта меньшими трудозатратами. А это осуществимо только за счет введения новой технологии, новых средств, новой организации коллективного труда. Словом, только творчество является подлинным движителем всеобщего развития. Поэтому лишь его пробуждение и может положить начало собственно человеческой истории. Впрочем, здесь мы погружаемся в контекст решения второго из поставленных выше вопросов.
§ 9 Диверсификация общественных потребностей; начало цивилизации
Таким образом, не новые потребности полагают начало производству прибавочного продукта; им просто неоткуда взяться там, где практически все подчинено лишь физиологическому жизнеобеспечению. Появление принципиально новых видов деятельности, непосредственно не связанных с простым выживанием, но вместе с тем пробуждающих в человеке то, что, собственно, и делает его человеком, прежде всего обостряет потребность в базовых продуктах потребления. Ведь каждый из этих видов отрывает ее субъект от производства насущного, а значит, в еще большей степени обостряет угрозу (но вместе с тем рождает необходимость поиска выхода). Появление же новой потребности в существовании (а значит и в постоянном производстве) каких-то новых потребительных стоимостей будет осознано лишь позднее.