— рабочее время складывается из необходимого (в течение которого производится необходимый продукт) и прибавочного (в течение которого производится прибавочный продукт);
— рост производительности труда в смежных секторах экономики ведет к сокращению общей продолжительности рабочего времени, требуемого для производства тех товаров и услуг, потребление которых обеспечивает нормальное воспроизводство рабочей силы;
— сохранение продолжительности рабочего дня при прежнем уровне потребления наемных работников означает увеличение продолжительности «прибавочного» времени, и, следовательно, возрастание объема прибавочной стоимости
Строгость этих построений, на первый взгляд, не вызывает никаких сомнений. Но заметим: первопричиной всему в этой логике становится ничто иное, как производительность общественного труда. Определение этому понятию дает Маркс: «Под повышением производительной силы труда мы понимаем здесь всякое вообще изменение в процессе труда, сокращающее рабочее время, общественно необходимое для производства данного товара, так что меньшее количество труда приобретает способность произвести большее количество потребительной стоимости».[72]
Итак: источник того, что Маркс называет абсолютной прибавочной стоимостью, кроется в простом удлинении рабочего дня, однако действие этого фактора не простирается далее физиологических границ и пределов, определяемых принципами эволюционирующей морали и протестным движением; неограниченный же рост прибавочной стоимости может быть обеспечен только одним – ростом производительности труда. Но если так, то первопричина всему должна лежать не в изменении параметров рабочего дня, а в действии тех факторов, которые порождают этот рост.
Меж тем увеличение производительности происходит не сам по себе: «Необходим переворот в технических и общественных условиях процесса труда, а следовательно, и в самом способе производства, чтобы повысилась производительная сила труда, чтобы вследствие повышения производительной силы труда понизилась стоимость рабочей силы и таким образом сократилась часть рабочего дня, необходимая для воспроизводства этой стоимости».[73] Поэтому в конечном счете в его основе лежат факторы, обусловливающие развитие всего общественного производства в целом.
Осознание этого обстоятельства влечет за собой целую цепь логических следствий, актуальных не только для политической экономии марксизма, но и для исторического материализма. Это вытекает из следующего. Рост производительности не может происходить вне человеческой деятельности: здесь мы имеем качественное ее совершенствование, меж тем любое качественное развитие имеет свои внутренние механизмы; внешнее начало может служить лишь «спусковым крючком», который включает их в действие. Сегодня это является общефилософским постулатом, который, кстати, в значительной мере благодаря Марксу же и утвердился в философии. Но если так, то неизбежны по меньшей мере два вопроса:
— какова природа этого механизма,
— кто именно персонифицирует его действие, является субъектом деятельности, обеспечивающей «переворот в технических и общественных условиях процесса труда», а значит — в конечном счете и подлинным субъектом истории?
§ 19 Эволюция труда
Признать рост производительности общественного труда в качестве основного источника прибавочного продукта (а следовательно, и прибавочной стоимости) означает собой необходимость совершенно по-новому взглянуть на ту металогику «Капитала», основным результатом которой является вывод об исторической необходимости социалистической революции, главный вывод всего учения Маркса.
Начнем с того, что в рамках классического капиталистического производства собственная деятельность наемного работника не может обеспечить неограниченное увеличение своей производительности. Между тем, как уже говорилось, в контексте производства прибавочной стоимости (как впрочем, и прибавочного продукта) речь должна идти именно о неограниченном, более того, экспоненциальном росте.
На первый взгляд, это вступает в противоречие с очевидными фактами и даже элементарной логикой. Ведь каждый работник по мере приращения мастерства совершенствует приемы и методы своего труда; в свою очередь, в условиях массового производства, концентрации огромных контингентов рабочей силы и развитого обмена, имеющего своим следствием, кроме всего прочего, еще и обмен опытом, все новое и совершенное обречено становиться общим достоянием совокупного исполнителя.
Однако действительность не всегда объяснима упрощенными представлениями о ней. Дело в том, что история развития докапиталистических общественно-экономических формаций вообще не знает массового обмена ни индивидуальным, ни групповым производственным опытом. Это объясняется тем, что в рамках патриархального хозяйства никакой обмен технологическими открытиями и ремесленными приемами невозможен уже в силу практически полной его автаркичности и замкнутости. Но и с разложением патриархальной экономики мало что меняется, ибо все то в передовом опыте, что обеспечивает более высокие достижения, со временем становится тщательно оберегаемым от всех секретом; и чем дальше развивается производство, тем бдительней и строже становится охрана всего, что обеспечивает частную выгоду. Нередко глубокой тайной становились даже крупные научные открытия, способные обеспечить практический результат, а следовательно, принести выгоду.
Так, например, Джироламо Кардано, имя которого носит формула для нахождения корней кубического неполного уравнения вида
x3 + ax + b = 0
в своем трактате «Высокое искусство» («Ars magna») признается, что узнал решение от своего соотечественника Никколо Тартальи. При этом, по настоянию последнего, Кардано обещал сохранить его в тайне (обратим особое внимание на это слово), однако слова не сдержал и спустя 6 лет (1545) опубликовал метод в своей работе. Из нее ученый мир и узнал о замечательном открытии, которое вошло в историю науки как «формула Кардано». Кстати, Тарталья, в свою очередь, обвинялся в том, что каким-то образом получил доступ к записям дель Ферро, действительного первооткрывателя метода, откуда и почерпнул свое решение (впрочем, подтвердить подозрения в плагиате никому не удалось). Объяснение тому, что подобные открытия держались в секрете, просто: долгое время методы решения математических уравнений передавались только в роду, чтобы не дать преимуществ конкурентам (которые, как и обладатели тайн, кормились тем, что выполняли математические расчеты по коммерческим заказам).
Но дело не только — и даже не столько — в человеческой психологии и преданности своему кошельку. Вспомним основные этапы единой эволюционной линии, которую прослеживает в своем исследовании сам Маркс: ремесленничество, мануфактура, машинное производство. Во всей этой цепи сравнительно свободен в совершенствовании приемов и методов своего труда только ремесленник, все остальные связаны как жесткой специализацией труда, так и развивающейся стандартизацией производства.
Впрочем, известно, что уже деятельность ремесленника со временем начинает подвергаться все более и более строгой регламентации, которая регулировалась и юридическими, и даже сакральными установлениями.
Так, известно, что уже в древнем Египте при строительстве пользовались кирпичами постоянного, строго установленного размера; при этом специально назначенные чиновники занимались их контролем. Древние римляне применяли принципы стандартизации при строительстве водопроводов – трубы этих водопроводов были постоянного размера. Древнему обществу известно и применение универсальных мер, служащих для измерения одновременно разных и, казалось бы, несопоставимых друг с другом величин. В Китае один и тот же инструмент служил для измерения и длины, и объема, и высоты музыкального тона. В качестве такого инструмента выступало «стандартное» колено бамбука. В средние века с развитием ремесел методы стандартизации стали применяться все чаще и чаще. Так, были установлены единые размеры ширины тканей, единое количество нитей в ее основе, даже единые требования к сырью, используемому в ткацком производстве. «Еще более характерные примеры стандартизации в области вооружений мы встречаем в Венеции в XIV - XV веках нашей эры. Флот Венеции оснащался одинаковыми мачтами, парусами, веслами, рулями, что обеспечивало возможность их легкой взаимозаменяемости»[74].
Еще большие ограничения накладывает на работника мануфактура. Раньше любой претендент на звание мастера был способен собственными руками выполнить все операции, которые венчались исключительными по своим достоинствам произведениями ремесленного искусства. Мануфактура порождает разделение и кооперацию, в результате которых за каждым исполнителем закреплялось выполнение лишь отдельной чрезвычайно минимизированной процедуры. Так, например, при изготовлении гвоздей производство, разбивающееся на многозвенную цепь последовательных операций (протяжка проволоки, резка, высадка головки, образование острия, отделка), поручается нескольким исполнителям, причем на долю каждого из них падает только одна из них. Примеры, иллюстрирующие это положение, приводит и сам Маркс: «Другой род мануфактуры, ее законченная форма, производит продукты, которые проходят связные фазы развития, последовательный ряд процессов; такова, например, мануфактура иголок, в которой проволока проходит через руки 72 и даже 92 специфических частичных рабочих».[75] Благодаря этому оказывается возможным изготовление сложнейших для того времени механизмов, узлы которых становятся взаимозаменяемыми. Так, например, в 1785 году во Франции Лебланом была изготовлена партия ружейных замков, из которых каждый без пригонки входил в ружье. Это знаменательное событие, несмотря на скромные по сегодняшним понятиям размеры партии (50 единиц), открыло новую эру в развитии массового производства, и не случайно именно от него отсчитывается начало промышленной стандартизации.