Впрочем, уродующие человека следствия отчуждения проявляются не только в этом; деформированный ими человек уже не мыслит себя вне порождаемой ими действительности. Он адаптируется именно к ней, и даже готов возвысить свой голос против любого, кто посягает на ее устои. Тот же Михайловский, живописуя фантасмагорию тред-юнионизма, пишет: «Например, в Болтане несколько каменщиков, проходя мимо конторы Дэя и слыша там стук каменной работы, вошли и увидели, что плотник вбивал в стену балки, а так как оставленные для них в стене отверстия оказались слишком малы, то ему пришлось несколько увеличить их. Каменщики тотчас донесли об этом союзу, и тот оштрафовал Дэя на 2 ф. ст. за то, что он дозволил плотнику произвести каменную работу. В Аштоне Джордж Кольбек послал столяра и каменщика переделать в доме дверь и передвинуть ее на аршин в сторону. Каменщик уже почти кончил свою работу, когда заметил, что столяр, чтобы не сидеть сложа руки, стал помогать ему, т. е. выбивал кирпичи на том месте, где надо было устроить дверь. Каменщик тотчас же бросил работу и ушел, а союз каменщиков штрафовал Кольбека на 2 ф. ст. За что? — спрашивал он. За то,— отвечал союз,— что вы нарушили правило, позволив плотнику выламывать кирпичи, это — дело каменщиков, и потому, если вы не заплатите штрафа, то все каменные работы у вас прекратятся. В другом месте подрядчик был оштрафован на 5 ф. ст. зато, что он, прождав своих каменщиков пять дней, поручил, наконец, печникам расширить окно на несколько вершков. Конторщик одного подрядчика в Блакпуле заметил однажды, измеряя какую-то работу, что на его мерке стерлись подразделения, знаки футов и дюймов. Он взял краски и возобновил знаки. В тот же день его хозяин получил от союза маляров письмо, в котором его очень учтиво просили запретить конторщику исполнять малярную работу, так как он не маляр».[86]
Может быть, именно эти, гротесковые, формы борьбы за свои права и говорят о подлинных следствиях отчуждения, ибо не только общечеловеческое противостает индивиду, но и сам индивид начинает отторгать от себя все, что остается в нем от его родовой сути. Поэтому не только стихия глобального разделения труда порождает состояние, при котором смысловая аура понятия «человек», выносится вовне индивида, но и сам индивид обнаруживает свою суверенность только там, где все общечеловеческое становится чужеродным ему началом.
Как бы то ни было, все создаваемые людьми материальные и духовные ценности, да и сами общественные отношения уходят из-под контроля человека и начинают господствовать над ним: «...пока люди находятся в стихийно сложившемся обществе, пока, следовательно, существует разрыв между частным и общим интересом, пока, следовательно, разделение деятельности совершается не добровольно, а стихийно,— собственная деятельность человека становится для него чуждой, противостоящей ему силой, которая угнетает его, вместо того чтобы он господствовал над ней».[87]
Это, мало кого заставляющее задуматься (если не сказать мало кому известное) положение представляет собой одно из величайших открытий в истории человеческой мысли. Нет ни одного более обильного своими последствиями феномена, недели этот фундаментальный факт. А между тем отчуждение проникает не только в психологию человека, но поражает все его материальные структуры. С углублением всеобщего разделения труда само тело индивида, его анатомия, ритмика его физиологических отправлений, биохимические и биофизические реакции начинают вырабатывать наиболее экономичную и эффективную форму исполнения ежедневно исполняемой функции, адаптироваться к ней как к некоему условию существования, как к ключевому фактору внешней среды. Сегодня это с особенной отчетливостью проступает в подготовке профессионального спортсмена. Но ведь то, что достигает зачастую гротесковых форм в спорте высших достижений, когда человек усилиями огромного коллектива специалистов превращается в машину для производства какого-то одного специфического движения, в менее явно выраженном виде присутствует в любой отрасли профессиональной деятельности. Массовое же машинное производство делает этот феномен всепроникающим.
Известно, что в расчет конструкции серийно выпускаемых машин принимаются лишь какие-то усредненные антропометрические данные, и теперь уже именно этим стандартным антропометрическим характеристикам должно подчиняться развитие самого работника. Поэтому с становлением всеобщего машинного производства сама природа человека начинает подвергаться деформации, вызванной уже не только приспособлением к технологической функции, но и к физическим параметрам машины.
Но и эта деформация не ограничивается одной лишь хозяйственной сферой, непосредственным взаимодействием работника с машиной. Массовое производство потребительных стоимостей, в свою очередь, накладывает печать на формирование человека и многих (если не большинства) его способностей. Машина не в состоянии учесть индивидуальные особенности каждого отдельного члена общества, поэтому и весь создаваемый с ее помощью искусственный вещный мир, призванный опосредовать как метаболизм индивида, так и те обменные процессы, которые делают его носителем всех общественно значимых ценностей, подчиняется жестким стандартам. А все эти стандарты так же способны учитывать лишь усредненные характеристики «среднестатистического» индивида. В результате типовые биохимические, антропометрические, эстетические, наконец, социально-знаковые (т.е. призванные демонстрировать принадлежность к тому или иному социальному слою) характеристики вещей, обусловливающих формирование каждой личности, становятся неодолимым препятствием на пути ее гармонического развития. Поточное производство в конечном счете оборачивается поточным производством и воспроизводством «типового» стандартизованного работника, а в конечном счете и столь же «типовой» стандартизированной личности.
Таким образом, феномен отчуждения обнаруживает себя фундаментальным началом, которое, деформируя развитие индивида, накладывает свою печать — без преувеличения — на всю историю человеческого рода.
§ 22 Вытеснение творчества
Феномен отчуждения часто представляется слишком сложным для понимания; но еще более затруднительным оказывается установить его практические следствия, то есть выявить то, что именно в человеке и его повседневности, является прямым результатом его действия. Словом, нет сомнений в том, что отчуждение в известной мере деформирует развитие каждой отдельно взятой личности, но нет ясного представления о том, каким человек мог бы (или должен будет) стать там, где действием каких-то гипотетических причин оно, наконец, будет преодолено.
Однако в действительности ответ прост: уродующее воздействие отчуждения человека состоит в том, что из деятельности индивида практически полностью выхолащивается творческое начало. Собственно, отчуждение и есть прежде всего вытеснение творчества, и уже только потом — всего остального, включая способность к творчеству. Поэтому преодоление отчуждения в конечном счете связано с формированием творческой личности в каждом. Но все же неправильно думать, что отчуждения нет там, где есть творчество.
Механизм вытеснения творческого содержания из человеческой деятельности может быть понят из следующего.
Разделение труда (имеется в виду, конечно же, не половозрастное распределение обязанностей, которое присуще и животным) закономерным образом ставит одного человека в прямую зависимость от другого. Но эта зависимость проявляется не только в том, что каждый из них для обеспечения своего существования начинает нуждаться в результатах деятельности всего сообщества в целом. Гораздо более важным оказывается то обстоятельство, что здесь и предмет, и средство труда, и его продукт, а следовательно, и само содержание деятельности индивида оказываются подчиненными запросам кого-то другого, то есть определяются уже не суверенным свободным выбором производителя, но совершенно неподконтрольной ему стихией — требованиями потребителя. При этом ясно, что в абсолютно симметричной позиции оказывается и последний, ибо, изготовляя продукт, нужный для первого, он становится в такой же степени зависимым от некоего анонимного начала, как и тот, кто вынужден подчиняться уже его запросам. Именно этот анонимное начало формулирует цель, определяет предмет и способ его действий, а также предоставляет все необходимые средства.
Чем более развитым и всеобъемлющим становится общественное разделение труда, тем более узкой оказывается специализация индивида, в сущности, это разные стороны одной и той же медали. Тем более жесткой оказывается и зависимость каждого от всех тех, кто, в свою очередь, заинтересован в результатах его труда. Поэтому со временем любые преобразования, которые могут быть внесены в деятельность производителя, становятся производными главным образом (если не исключительно) от изменения состава интегрального запроса, исходящего от всей суммы потребителей. Проще говоря, производным от действия внешнего для субъекта труда фактора. Между тем творчество индивида проявляется в виде инноваций, позволяющих переструктурировать прежде всего его собственную деятельность и преобразовать собой именно ее результат — и уже только потом изменить деятельность других. Однако в условиях развивающегося разделения труда и поступательной диверсифицикации производства подобные инновации оказываются под фактическим запретом: на них накладывает строгие ограничения вся система связей, образующихся между зависимыми друг от друга производителями. Это и понятно: ведь произвольное изменение сложившихся алгоритмов труда может взломать эту систему, сделать невозможным все общежитие, стать угрозой жизнеобеспечения всей общины.