Но по большому счету и в этом тоже правота Маркса. Ведь «надстроечная», духовная, сфера, может быть, главным в которой становится мир культуры и искусства, так же с самого начала отчуждается от человека, и противопоставляется его повседневной рутине. Она существует как бы сама по себе, подобно возвышенному виртуальному платоновскому миру идей. Служители этого мира составляют собой узкий замкнутый круг ценителей, среди которых едва ли не подавляющее большинство — это сами его создатели. Впрочем, что-то от кальвинистской этики проникает и сюда, ибо главным мерилом «правильности» и здесь выступает успех, признание (во всех его формах), а это в значительной мере деформирует и все «духовное производство». Различие с платоновским только одно. У него именно мир идей обладает статусом подлинной реальности, физический же представляет его бледную тень; и постоянные обитатели мира духовной культуры живут именно этой, «платонической», верой в высшую ценность идеала. Напротив, многие из тех, кто принадлежат материальному, – дышат прямо противоположной; в духовном им видится род некой запредельности, которая не имеет отношения к реальной действительности, и без которой можно прекрасно обойтись.
Таким образом, фактические следствия разделения труда и классового расслоения общества оказываются куда более фундаментальными (и опасными), чем это рисуется узко экономическим подходом, ибо отчуждаются не только завоевания материальной культуры, но и культуры духовной. А это значит, что задача восстановления исторической справедливости все-таки встает во весь рост перед отчужденным обществом. И носителем идеи его коренного переустройства оказывается именно пролетариат, ибо именно его в наибольшей степени затрагивает отчуждение всего, что имманентно лишь человеку.
§ 53 Продукт духовного производства; деформация потребления
Но и собственник средств производства не становится ни полновластным распорядителем духовного производства, ни даже главным потребителем его специфического продукта; мир духовной культуры оказывается чужим и противоестественным также и по отношению к нему.
Это следует все из того же обстоятельства, согласно которому вся сфера культуры (включая значительную часть материальной) изначально формируется и функционирует как средство омертвления известных объемов живого труда, как средство мобилизации дополнительных ресурсов совокупного социального организма. Ведь только благодаря подобному омертвлению возможно поддержание хронического дефицита необходимого продукта. Покрытие же этого дефицита может быть обеспечено только одним — пробуждением в человеке творческого начала, стихийного стремления к постоянному переустройству всех основ своего существования. Но и творчество, как мы уже могли видеть, выделяется в самостоятельный вид деятельности, субъект которого всеобщим отчуждением, в свою очередь, противопоставляется миру простого обывателя.
В отчужденном мире творчество далеко не всегда напрямую служит средством повышения производительности труда, большей частью оно создает лишь питательную среду, в которой становится возможным постоянное самозарождение новых, более эффективных, форм практики. Его воздействие на сферу производства не является непосредственным и уж тем более немедленным — должны пройти тысячелетия, прежде чем отдельные проявления творческого поиска начнут превращаться в «непосредственную производительную силу». Поэтому результаты совокупного творчества противопоставляются не только совокупному наемному работнику, но и самому капиталу.
Тем более это касается результатов духовного производства. Они остаются чуждыми для того, кому достаются; хозяев жизни интересуют лишь знакообразующие функции его продукта. Так богатеющая Голландия рождает совершенно новое искусство вовсе не потому, что новые предприниматели внезапно проникаются пониманием прекрасного и неодолимой тягой к нему. Просто обретаемый материальным успехом статус требует свого удостоверения в глазах окружающих, а это достигается появлением в доме, например, настоящих полотен, покрытых разноцветьем настоящих масляных красок. Качество живописи совсем не важно (уже за полным отсутствием вкуса), значение имеет лишь размер: чем больше площадь, покрытая добротным красочным слоем, тем выше положение владельца в единой социальной иерархии. Все то же касается и прочих ремесел; площадью, которая покрывается дорогостоящими изразцами, отрезами дорогостоящих тканей, количеством фарфора, бронзы, серебра начинает измеряться статусная представительность буржуазного дома.
Перенимая именно эту психологию, князь Меньшиков строит в Стрельне фабрику по образцу голландских, где русские мастера делали изразцы ничуть не хуже заграничных, и украшает ими свой дворец на Неве. В общей сложности на отделку помещений ушло без малого 30000 плиток (кстати, подобных интерьеров — по причине их дороговизны — нет больше нигде в мире, ибо даже в Голландии, откуда с XVI века и пошел обычай, выполнялись только скромных размеров изразцовые панели или вставные композиции на стенах). Возникает мода на книги. Но поскольку реальной потребности в собственно чтении нет, часто вполне достаточно простых муляжей, имитирующих дорогие издания,— и создается специализированное их производство. Эти муляжи (их можно встретить в музеях петровского времени, например, в доме Петра I в Летнем саду) расставляются на самых видных местах, но совсем не для того, чтобы намекнуть на интеллектуальные запросы владельца,— их задача подчеркнуть его принадлежность к известному социальному кругу. (Впрочем, чрезмерная ирония здесь неуместна; достойно то, что новый класс понимает значимость духовной культуры, и это понимание со временем приводит к покровительству ей.)
Максимальное отчуждение духовной сферы происходит там, где в области материального центральное место окончательно занимает машина, а человек становится ее живым придатком. Капиталисту недоступна тайна духовного производства, значение его результатов сокрыто от него. Его продукт — это только статусная оболочка, и чем больше поражаются ею те, на кого она должна производить впечатление, тем лучше. В какой-то степени это возрождение древней римской традиции, когда домашние рабы и клиенты были призваны подчеркивать значимость хозяина. Наличие домашней прислуги, находящейся во владении частных лиц, определялось вовсе не потребностями их хозяйств,— запросы диктовала дикая мода того времени. С расширением завоеваний и ограблением провинций пришла пора совершенно бессмысленной роскоши и показного расточительства. Численность абсолютно бесполезных рабов определяла статус владельца, служила символом богатства, знаком достоинства и власти, поэтому за каждой единицей из штата домашней прислуги закреплялось исполнение демонстративно ничтожных обязанностей. В сущности, все домашние рабы выполняли только одну функцию — служить утверждению значимости своего господина. Все они вместе выступали чем-то вроде огромного красочного ярлыка, при этом играла роль даже цена, отнюдь не петитом обозначенная на нем. Кстати, сотни тысяч сестерциев выплачивались напоказ за специально обученного каким-нибудь искусствам невольника, но вовсе не потому, что была хоть какая-то нужда в самих этих искусствах, а просто так, для саморекламы.
У нового класса произведения искусства играют роль этих никчемных и вместе с тем по-своему очень нужных домашних рабов.
Впрочем, и субъект духовного производства отчужден нисколько не менее тех, кто находит в нем явление во плоти человеческого гения; его главным потребителем становится, как уже сказано, он сам, и, может быть, одной из наиболее ярких и красноречивых форм выражения этой отчужденности становится девиз «искусства для искусства». Кризис отчужденного сознания, неспособность адаптации к миру, развитие которого преследует лишь грубо утилитарные цели («Самые великие исторические движения человечества представляются им глубоко «мещанскими»),[239] порождает на стыке XIX и XX столетий декаданс, встречное отторжение материального; и полный отказ искусства от всех политических и гражданских тем становится формой проявления его свободы.
§ 54 Преодоление отчуждения
Преодоление отчуждения — вот единственное решение социальных проблем. Но, прежде чем говорить о нем, необходимо пристально вглядеться в содержание человеческой деятельности и в основные тенденции ее исторического развития. Только они могут сформировать контуры решения основного конфликта истории.
Если рассматривать труд с чисто формальных, то есть отвлеченных от всего содержательного позиций, он может быть разложен на отдельные составляющие, которые присутствуют практически в любом процессе. Не случайно в литературе выделяют как что-то самостоятельное энергетическую, транспортную, технологическую, наконец, контрольную и логическую функции. Существо первой состоит в том, чтобы вырабатывать и трансформировать энергию, которая приводит в движение орудия труда и преобразуемые человеком материалы. Транспортная большей частью сводится к перемещению сырья или заготовки к рабочему месту и продукта труда от него к месту назначения. Гораздо более сложной предстает технологическая функция, существо которой состоит в преобразовании предмета труда в продукт (производственного или личного) потребления. При этом под преобразованием понимаются все возможные изменения его геометрической формы (обработка резанием, обработка давлением и т. д.), внутренней структуры (обжиг, закалка, полимеризация и т. д.) и многие другие. Содержание контрольной состоит в отслеживании хода и результата выполнения всех других функций, а также параметров производственной среды, которые могут влиять на ход производственного процесса. Наконец, логическая связана с получением, запоминанием, отбором, преобразованием хранением и выдачей информации.