На ранних стадиях развития общественного производства все эти функции выполняются самим человеком. Силой собственных мышц он перемещает исходные материалы и продукты, приводит в движение орудия труда, регулирует их воздействие на его предмет; все контрольные и управленческие функции выполняются им же. Но со временем положение меняется. И вся история развития производительных сил общества предстает историей последовательного замещения человека, его вытеснения из каждой производственной функции.
Транспортная и энергетическая функции стали первыми, для исполнения которых были созданы искусственные механические устройства (катки, рычаги и др.). Египетские фрески, ассирийские рельефы, другие памятники культуры показывают нам широкую панораму их применения. Появление колеса порождает усложненное применение рычага в системах с вращательным движением: воротах, блоках, полиспастах. Эффективность этих средств демонстрируется тем, что именно с их помощью были возведены такие грандиозные сооружения, как египетские пирамиды. Витрувий, древнеримский зодчий, автор «Десяти книг об архитектуре» говорит уже о более развитых устройствах, ибо в его представлении машина — это сложная инженерная конструкция («связанное соединение деревянных частей...»).[240] Техника Рима демонстрирует нам высокие достижения в этой области.
Добавим сюда использование мускульной силы животных, земного тяготения (римская клоака, акведуки) и другие средства, и мы убедимся в том, что человек уже в глубокой древности начинает освобождать себя от исполнения и транспортной, и энергетической функций.
История последующих веков показывает нам, что мускульная энергия человека, уступая место все более усложняющимся устройствам, приводимым в движение напором воды (водяное колесо), энергией пара, электричества, атомного ядра, практически перестает играть сколько-нибудь значимую роль в производстве. Функция перемещения больших масс или развития чрезмерных усилий для приведения в действие орудий сегодня лишь в исключительных случаях или в особо отсталых регионах планеты остается за человеком.
Простейшим средством, отчасти перенимающим у человека выполнение технологической функции, становится приспособление, в котором натянутая тетива преобразует возвратно-поступательное движение во вращательное, подвешенный же груз обеспечивает подачу рабочего орудия (прообраз сверлильного станка). Особое место в развитии технологических машин с механическим приводом занимает водяная мельница. Она появляется еще в I в. до н.э. и, видоизменяясь и совершенствуясь, служит человеку на протяжении почти двух тысячелетий: «Вся история развития машин,— пишет Маркс,— может быть прослежена на истории развития мукомольных мельниц. По-английски фабрика еще до сих пор называется mill [мельница]. В немецких сочинениях по технологии в первые десятилетия XIX века мы также встречаем слово Muhle [мельница] для обозначения не только машин, приводимых в движение силами природы, но я вообще всякой мануфактуры, применяющей механические аппараты».[241]
Уже в конструкции водяной мельницы появляются три ключевых механизма: двигательный, передаточный и рабочий. В дальнейшем каждый из них в своей многовековой эволюции превратился в самостоятельные технические средства — механический двигатель, разветвленную передаточную установку и технологическую машину. Появление именно этих звеньев делает возможным постепенное освобождение человека от выполнения также и технологической функции. В перспективе же она полностью передается машинам.
Передача технологической функции машине делает возможным появление универсального двигателя, использующего физические законы и силы природы. Это подметил Маркс. Он писал: «Только после того как орудия превратились из орудий человеческого организма в орудия механического аппарата, рабочей машины, только тогда и двигательная машина приобретает самостоятельную форму, совершенно свободную от тех ограничений, которые свойственны человеческой силе».[242] Таким свободным от ограничений становится паровой двигатель. В своей потенции имеющий практически неограниченную мощность, он может быть применен в любом технологическом процессе, что позволяет создать новый тип промышленного предприятия — механизированную фабрику и завод.
Появление промышленных автоматических устройств дает новый импульс развитию материальных средств производства. Первыми из них были регулятор уровня воды в котле паровой машины (Ползунов, 1765) и регулятор скорости вращения вала паровой машины (Уатт, 1784); позднее создается система программного управления от перфоленты ткацким станком (Жаккар, 1804—1808).
Таким образом, уже к началу промышленной революции, то есть на рубеже XVIII—XIХ вв., создаются условия для окончательного освобождения человека от энергетической и транспортной функций, и полагается начало массового вытеснения его из собственно технологического процесса. На долю человека остается только контроль и принятие решений, связанных с его коррекцией. Но и эти задачи с появлением вычислительных устройств начинают передаваться машине. Компьютеризация же производства совершает настоящую революцию.
Разумеется, и сегодня многое приходится делать руками человека, и сегодня сила его мускулов составляет одно из условий производственного процесса. В еще меньшей степени машиной перенята интеллектуальная составляющая труда. Другими словами, известная часть энергетической, транспортной, технологической, и, тем более контрольно-логической функций продолжает выполняться человеком. И тем не менее мы вправе продлить тенденции, которые обнаруживает нам истекшая история развития производительных сил общества, в будущее до их логического предела. Логическим же пределом должно явиться такое состояние, когда любая из них станет выполняться искусственным устройством, когда человек окажется полностью вытесненным из непосредственного производственного процесса.
§ 55 Смещение производства в гуманитарную сферу
Что же остается на долю самого человека там, за этим пределом развития, который обнаруживается при анализе ее основных долговременных тенденций?
Строго говоря, это неизвестно; любая попытка заглянуть за ту грань, где преодолевается отчуждение человека, родственна попытке заглянуть за край света. Ведь вся деятельность человека развивалась так, как она развивалась на протяжении тысячелетий в условиях постоянного разделения и специализации. Но ведь и логика (как специфическое измерение, вернее сказать, инобытие общественной практики) отражает основные закономерности именно такого развития. В сущности, это положение эквивалентно восходящему к Гегелю принципу единства диалектики, логики и теории познания. Или, в более простой и доступной форме,— единства диалектики объективной (то есть диалектики природы) и диалектики субъективной (диалектики мышления). Поэтому там, где пресекаются независящие об воли и сознания субъекта закономерности, следует ожидать новых форм отражения новых форм социальной действительности. Попытка же механистической экстраполяции привычных форм осознания за ту грань, где их применимость отнюдь не гарантирована, не обязательно приводит к правильному ответу.
И все же что-то можно утверждать с уверенностью: там, за чертой преодоленного отчуждения обязано оставаться то, что отличает сознательную деятельность человека от инстинктивного поведения животного,— чистое созидание. Освобожденное от всего, не свойственного формирующейся над «биологией» новой форме движения, творчество.
Возможность передачи рассмотренных в предыдущем параграфе функций стихийным силам природы, животному или машине свидетельствует о том, что все они представляют собой чисто механические или животные начала в человеке. Но и механическое, и биологическое содержание деятельности являют собой то, что роднит ее субъекта с существом, принадлежащим к низшим формам организации материи. Между тем человек представляет собой самую вершину иерархической эволюционной пирамиды, а значит, ничто из тяготеющего к ее основанию не может служить отличительной чертой именно его бытия.
В сущности, это парадокс: мы привыкли подкреплять утверждение о том, что именно человек является «царем природы», сотворенными машинами и механизмами, могуществом природных сил, приводимых нами в действие. Однако на поверку практически все из этого оказывается принципиально не-человеческим, более того, тем, что отрицает всякую человечность.
Есть творчество навыворот, и он
Вспять исследил все звенья мирозданья,
Разъял Вселенную на вес и на число,