2. В классовом обществе глубокой деформации подвергается не только материальное, но и духовное производство. Из всех достижений последнего достоянием человека становится лишь то, что сохраняет его функциональность, а именно: тот минимальный уровень духовного потребления, который формирует способность понять чужой замысел и воплотить его в материале.
3. В отчужденном мироощущении общества начинает господствовать идея примата материального, утилитарного, прикладного над всем духовным.
4. Отчуждение не ограничивается рамками материальной деятельности, оно поражает и духовную сферу человека. В конечном счете порождаемая им культура становится противопоставленной не только эксплуатируемым массам, но и капиталу, и даже творческой интеллигенции. Продукт духовного производства становится силой, господствующей над всеми классами и слоями общества.
Таким образом, фактические следствия разделения труда и классового расслоения общества оказываются гораздо более фундаментальными, чем это представляется в политической экономии. Поэтому сформулированная Марксом задача восстановления исторической справедливости существует, и носителем идеи общественного переустройства оказывается именно пролетариат.
5. Разрешение социальных противоречий достигается только вытеснением человека из непосредственного производственного процесса. В свою очередь, это обеспечивается максимальным развитием его производительных сил.
6. Вытеснение человека из непосредственного производственного процесса влечет за собой неизбежное смещение последнего в гуманитарную сферу. Его единственной целью становится сам человек, его всестороннее и гармоническое развитие.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Итак.
Ключевым исходным понятием всей политической экономии в конечном счете является прибавочный продукт. Строго говоря, (наряду с необходимым) именно он должен образовывать собой логический фундамент теории. Механизм именно его создания составляет последнюю тайну всего общественного производства, более того — всей истории человеческого общества. Именно его содержание определяет собой содержание (по меньшей мере) всей материальной культуры.
В свою очередь, объективное содержание прибавочного продукта не поддается строгому определению без осмысления того, что формирует собой состав необходимого. В какой-то степени прибавочный и необходимый продукты представляют собой взаимодополняющие, комплементарные, понятия, которые не могут быть раскрыты в полной мере друг без друга. Однако до сих пор, т.е. по истечении более полутораста лет после появления первых редакций «Капитала», согласия в их определении нет, они противоречат друг другу.
Между тем отсутствие четких определений имеет не только академическое значение, уже хотя бы потому, что мешает достичь общественного согласия по многим животрепещущим вопросам социальной и экономической политики.
Сам Маркс не приводит дефиниции необходимого продукта: по-видимому, играет роль кажущаяся самоочевидность, интуитивная ясность предмета. Но вместе с тем он вкладывает в прибавочный (пусть и в косвенной форме) предельно строгий и жесткий ограничительный смысл. Его субстанцию формирует далеко не все, что создается в прибавочное время прибавочным трудом: отсюда полностью исключаются материалы и орудия труда, расходуемые в процессе его производства. Только благодаря этому обстоятельству прибавочную стоимость можно определить как специфическую конкретно-историческую форму прибавочного продукта, и наоборот — прибавочный продукт как вещественный эквивалент прибавочной стоимости.
Появление прибавочного продукта знаменует собой рубежный этап в развитии жизни на нашей планете. Не будет преувеличением сказать, что именно он маркирует завершение биологической эволюции и полагает начало собственно человеческой истории. Это следует из того, что он не может производиться там, где потребность в необходимом удовлетворена в полной мере; прибавочный продукт впервые появляется только там, где рядом с ним складывается хронический дефицит необходимого. Поэтому суммарное производство общин, одна из которых в состоянии обеспечить более высокую производительность, другая стоит на грани выживания, не выходит за рамки строго необходимого, т.е. не превосходит объемы, безусловные для поддержания жизнеспособности обеих.
Возможность покрытия хронического дефицита необходимого продукта только за счет прибавочного, производимого другим хозяйствующим субъектом приводит к тому, что уже в исходном пункте истории порождается материальная зависимость человека от человека, субъекта потребления от субъекта производства. В свою очередь, возникающая зависимость не может не порождать экономическое принуждение. Именно сочетание материальной зависимости и экономического принуждения и дают начало процессам первичного социального синтеза; где нет ни того, ни другого, нет и самого общества, есть лишь то, что в обиходе называется ордой.
Прибавочный продукт как дополнительная масса товара, потребительная стоимость которого ничем не отличается от потребительной стоимости необходимого, существует лишь в условиях неразвитого примитивного производства, на самых ранних фазах его формирования. Главным же образом «прибавочная» часть проявляется в виде дополнительных свойств, изменяющих характеристики необходимого продукта, т.е. своеобразной «дельты качества». Но если так, то и понятие прибавочного труда не может быть исчерпано только дополнительным временем за пределами необходимого; это всегда измененный труд, который несет в себе инновационные начала. Его «прибавочность» — это в первую очередь дополнительная качественная составляющая (в противном случае и по сию пору человечество пользовалось бы каменными рубилами и ходило в звериных шкурах) и только во вторую — количественная. Таким образом, один количественный аспект не в состоянии исчерпать собой все содержание предмета.
Вместе с тем наличие качественной составляющей как ключевого, главенствующего элемента прибавочного продукта и прибавочного труда рождает вопрос об источнике преобразований того и другого. Им может быть только творчество. Между тем творческое начало с эволюцией ремесленного производства от простой кооперации и мануфактуры ко всеобщему машинному все больше и больше вытесняется из процесса труда. Причина этому — порождаемое разделением труда всеобщее отчуждение, в результате которого:
— власть над предметом труда и его продуктом находит свое воплощение в частной собственности;
— право распоряжаться самим собой и своей деятельностью воплощается в противопоставляемой ему организационной управленческой деятельности и в институтах власти;
— право на творчество реализуется в специализированной деятельности социальных слоев, тяготеющих к господствующим классам.
Полученные выводы влекут за собой целую цепь логических следствий, о которых не говорит Маркс.
Ведь то обстоятельство, что источником прибавочного продукта может быть только творчество, в конечном счете означает, что он не может создаваться исключительно в прибавочное время. В отличие от необходимого, он создается на протяжении всего рабочего дня, и в его создании участвуют все элементы производства, поэтому видеть здесь результат лишь «прибавочного» труда, осуществляемого в «прибавочное» время, нельзя.
Однако, несмотря на кажущееся противоречие Марксу, это нисколько не подрывает его вывод о бесчеловечности общества, построенного на эксплуатации человека человеком, более того, углубляет его. Существо прибавочного продукта состоит прежде всего в его инновационной части, в своеобразной «дельте качества», в свою очередь, источником последней является, в частности и творческая составляющая труда наемного работника. Ведь сколь бы исполнительской и репродуктивной ни была его деятельность, элемент творчества всегда сохраняется в ней, и только этот элемент сохраняет его принадлежность к человеческому роду. Таким образом, полученный вывод означает собой, что отчуждению подвергается не ограниченная часть произведенной работником стоимости, но все то, что продолжает отличать его от животного или живого придатка машины, и это отчуждение совершается на протяжении всего рабочего дня, месяца, жизни. Поэтому существо эксплуатации оказывается куда более фундаментальным, чем поверхностное представление о том, что эмансипация от всех средств производства вынуждает человека какую-то часть времени работать на их владельца.
Другими словами, в главном Маркс оказывается прав. Что же касается доли субъекта исполнительской деятельности в общественном продукте, то она — вопреки всеобщей редукции труда — постоянно возрастает, о чем свидетельствует и рост его материального благосостояния, и постепенное сокращение рабочего дня. Поэтому справедливость вывода о необходимости социальной революции, который основывается исключительно на количественном анализе (в основном противоположных) тенденций развития капиталистического производства, носит весьма ограниченный характер.
Все разновидности человеческого труда отличаются друг от друга только одним — мерой творчества. Только это начало делает их количественно сопоставимыми друг с другом. При этом противопоставление простого труда сложному, репродуктивного — творческому, умственного — физическому представляют собой разные измерения одной и той же противоположности.
Отчуждение труда — это прежде всего отчуждение творческого начала. Именно творчество и его результаты по мере социального строительства и развития общественного производства противопоставляются человеку и становятся господствующей над ним чужой внешней силой. Но тем не менее подлинным его субъектом является все общество в целом. Отождествление его с каким-то одним социальным слоем не имеет ничего общего с истиной, любая персонификация любых достижений человеческого разума представляет собой продукт отчужденного сознания.