Разумеется, отрицать существование прибавочного продукта нельзя, его реальное физическое существование практически на всех этапах истории столь же бесспорно, сколь бесспорно существование и самого общества и общественного производства. Более того, ретроспективный взгляд на развитие нашей цивилизации легко обнаружит, что практически все (кстати,— это будет показано ниже — не только материальные) его свидетельства являются не чем иным, как прибавочным продуктом. Необходимый полностью исчезает в ходе воспроизводственных процессов, поэтому сохраниться в состоянии только то, что не может быть тотчас же потреблено обществом. «Итак, совершенно независимо от всякого накопления,— пишет Маркс,— уже простое повторение производственного процесса, или простое воспроизводство» неизбежно превращает по истечении более или менее продолжительного периода всякий капитал в накопленный капитал, или капитализированную прибавочную стоимость. Если даже капитал при своем вступлении в процесс производства был лично заработанной собственностью лица, которое его применяет, все же рано или поздно он становится стоимостью, присвоенной без всякого эквивалента, материализацией — в денежной или иной форме — чужого неоплаченного труда».[26] (У К.Каутского, может быть, лучшего из популяризаторов Маркса, это сказано проще и доходчивей: «...даже при простом воспроизводстве всякий капитал через известное число лет превращается в накопленный капитал, состоящий из одной прибавочной стоимости».)[27]
Словом, едва ли не все из созданного человеком, что окружает нас сегодня,— это та или иная форма прибавочного продукта. И уже только поэтому он заслуживает самого пристального рассмотрения.
Но его реальное существование ставит перед нами два принципиальных вопроса.
Первый заключается в следующем: что вообще заставляет человека производить его? Именно заставляет, вынуждает экономический организм общества функционировать со все большим и большим напряжением? Ведь животное царство не знает такой необходимости, впервые в естественной истории нашей планеты она обнаруживается только с появлением человека. Поэтому если в самой истории мы хотим видеть строго закономерное, а значит в определенной мере принудительное начало, элемент принудительности должен содержаться уже здесь.
Второй: за счет каких ресурсов возможно его получение? Ведь если в каждом условном производственном цикле создается больший объем, чем в предыдущем, мы обязаны предположить, что в каждом цикле скрытно действует какое-то таинственное начало, которое и позволяет «на выходе» получить материальный прирост. Простым увеличением длительности работы невозможно получить сколько-нибудь значительное увеличение объемов общественного производства в целом. Суммарная продолжительность рабочего времени с учетом отдыха и неизбежных отвлечений на физиологически нужды имеет свои пределы, нарушение которых грозит вырождением целой нации. К тому же примем во внимание, что в качестве расчетной базы должен приниматься отнюдь не восьмичасовой рабочий день с двумя выходными и ежегодным отпуском, а доставшийся от феодализма, которому идея охраны труда была столь же чужда, сколь и капиталисту. Поэтому в действительности за счет ужесточения режима труда можно получить увеличение, не превышающее нескольких процентов от исходной величины, на практике же за вполне обозримое время мы сталкиваемся с ростом производства не на доли единицы, но в десятки и в сотни раз.
§ 6 Дефицит необходимого как условие возникновения прибавочного продукта
Уже первый вопрос заставляет задуматься над самыми фундаментальными вещами.
Здесь мы вынуждены обратиться к первоистокам нашей истории; ведь это только сегодня мы можем обнаружить прибавочный продукт в том, чем заслуженно гордится человеческая цивилизация. В самом же начале структура прибавочного продукта ничем (можно даже подчеркнуть: абсолютно ничем) не может отличаться от структуры необходимого, то есть обязана быть все той же совокупностью предметов непосредственного удовлетворения базовых потребностей живого организма. К слову, эта совокупность обязана включать в себя также и разумный запас. Ведь, как известно, формирование запаса свойственно не одному только человеку, но и многим представителям животного царства. Таким образом, прибавочный продукт и запас — это далеко не одно и то же. Словом, способностью предвидеть неблагоприятное развитие событий (или предчувствовать их, или просто руководствоваться слепым инстинктом, диктующим необходимость заготавливать впрок продукты жизнеобеспечения) поставленный вопрос не разрешается. Дело совсем в другом.
Для того чтобы постичь природу происхождения прибавочного продукта, понятого как производимый сверх меры собственных потребностей, нужно уяснить, чем может быть первобытное общество в самом начале своей истории, в ее условном «нуль-пункте». И в первую очередь осознать то важное обстоятельство, что собственно обществом ему еще только предстоит стать. В сущности, это неоформленное множество ничем не связанных друг с другом семейных общин, каждая из которых живет своей обособленной жизнью и каждая вынуждена самостоятельно обеспечивать себя всем необходимым. Эти замкнутые разрозненные хозяйства полностью автаркичны; ведущие их субъекты в строгом смысле еще даже не люди, хотя они уже и перешагнули рубеж, отделяющий их от животных. В сущности, они даже не могут иметь общий язык — ведь если нет совместной деятельности, вовлекающей их в какой-то единый целевой поток, нет никакой необходимости и в таком средстве коммуникации; ему, как и началам экономики, тоже еще только предстоит сформироваться.
На первый взгляд, это может показаться парадоксом, но именно необходимость самостоятельно обеспечивать себя всем, что нужно для выживания, исключает обмен. Последний возможен только там, где у каждого из его субъектов образуется излишек продуктов, производимых сверх меры собственных потребностей, но в то же время способных заинтересовать другую сторону. Однако такая ситуация уже предполагает начала общественного разделения труда и известной специализации хозяйствующих субъектов. Поэтому здесь существует замкнутый круг: отсутствие разделения и координации деятельности делает невозможным экономический обмен; невозможность обмена обязывает каждую общину самостоятельно производить все необходимое; в свою очередь, последнее делает невозможной любую кооперацию...
Время для разложения интегрального результата общественного производства на долю, призванную покрывать абсолютную жизненную необходимость, и часть, которая ассоциируется нами с излишеством и богатством, наступает значительно позднее, на сравнительно высоких ступенях развития человеческого общества, но отнюдь не в истоках истории. Не только на самой же заре истории, но и долгое время, запечатленное письменностью, все изолированные друг от друга автаркичностью своих хозяйств общины производят по сути дела одно и то же, и это одно и то же является строго необходимым для каждой из них.
Мы имеем косвенное, но все же достаточно надежное свидетельство этому. В Ветхом Завете, который отразил в себе многое из повседневного быта древних народов и в известной степени может рассматриваться еще и как этнографический документ, одежды из виссона, то есть льняной ткани тончайшей выделки, которую вначале носили лишь цари и первосвященники и только со временем богатые люди, лишь однажды встречаются в Книге Бытия (их дарит Иосифу фараон);[28] далее «виссон крученый узорчатой работы», «шерсть голубого, пурпурового и червленого цвета», «кожи бараньи красные, и кожи синие, и дерево ситтим» начинают встречаться только в книге Исхода. Лишь к его времени относится отчетливое свидетельство того, что все это становится элементом, пусть и не столь широкого, но все же обихода: «каждый, у кого была шерсть голубого, пурпурового и червленого цвета, виссон и козья шерсть, кожи бараньи красные и кожи синие, приносил их»;[29] «князья же приносили камень оникс и камни вставные…».[30] Долгое же время даже члены семьи главы рода практически ничем не отличаются от простых рабов: они выполняют ту же работу, носят такую же одежду, едят за одним столом одну и ту же пищу. Надежным источником, этнографически точно рисующим племенной быт, его обычаи, нравы, законы, являются и другие книги Священного Писания, поэтому, оставляя в стороне чисто религиозный аспект, мы вправе ко многому в них подходить как к документу. Этот документ нередко очень красноречив. Уместно вспомнить жалобу старшего наследника из притчи о блудном сыне: «вот, я столько лет служу тебе и никогда не преступал приказания твоего, но ты никогда не дал мне и козленка, чтобы мне повеселиться с друзьями моими».[31] Между тем запечатленное в этих книгах отстоит от появления первых человеческих сообществ на несколько десятков тысяч лет.