Одни настаивают на VII в., когда с исламом чеченцев и ингушей знакомили арабы, другие считают, что исламизация началась во второй половине XVI в., когда в ислам стали добровольно переходить чеченские тейпы, обосновавшиеся в долинах крупнейших рек — Сулака, Сунжи, Аксая.
Большую роль в исламизации чеченцев сыграл суфизм, укоренившийся первоначально в форме накшбандийской ветви. В ходе Кавказской войны чеченцы вели борьбу под знаменем ислама, присоединившись к имамату Шамиля. В 50-60-е гг. ХIХ в. среди них распространяется другая ветвь суфизма - кадирия (так называемый зикризм). Громкие радения (зикр) кадиритов, сопровождающиеся танцем по кругу, вызвали резкое недовольство и репрессивные меры со стороны Шамиля. Несмотря на это, зикризм утвердился во всей горной Чечне; орден накшбандия сохранил свои позиции в основном среди равнинных чеченцев. Эти действующие на Северном Кавказе мусульманские суфийские братства чаще всего именуются тарикатами (а их члены — тарикатчиками или тарикатистами).
В советскую эпоху госатеизма, а так же во время насильного переселения чеченского народа в 1944 году ислам стал одним из факторов способствовавших выживанию чеченцев как нации.
При тоталитарной системе «внутренний ислам» не представлял для советской власти реальной опасности. Облечение антисоветских взглядов в религиозную форму носило ограниченный, не организованный характер и успешно пресекалось соответствующими службами. Не исключено, что такое «несерьезное» отношение к исламу впоследствии в немалой степени обусловило неспособность утвердившихся у власти в образовавшихся после распада СССР государствах, в том числе и в России, бывших советских руководителей увидеть в исламе реальный политический фактор, а в представителях исламизма — серьезных конкурентов.[3]
Все это стало одной из причин неадекватного восприятия новой российской элитой политического ислама уже в постсоветские 90-е годы, когда возникли и обострились политические и этнополитические конфликты, в ходе которых противоборствующие стороны апеллировали к религии. Тогда же стало ясно, что ислам не просто сохранил свое влияние на общество на Северном Кавказе, в особенности в наиболее исламизированных восточных районах, но способен адаптироваться к общественнополитическим переменам.
Влияние ислама в Чечне усилилось с возобновлением свободного отправления культа с конца 1980-х гг. Было создано самостоятельное Духовное управление мусульман республики.
За годы советского госатеизма представители традиционного ислама по понятным причинам утратили традиции «высокого» богословия. Ислам в России столкнулся с тем же чем и православие. И Церковь и умма напоминали человека проведшего немало лет в заключении и выпущенного на волю. Впереди предстоял длительный восстановительный процесс. Ислам в кавказском регионе и без того носил синкретический характер и был отнюдь не тем исламом что в образованных богословских центрах мусульманского мира, а скорее исламом похожим на ислам Индонезии или Западной Сахары. Исламизация Кавказа не завершена и по сей день. Поэтому традиционные ветви ислама на Кавказе в частности в Чечне были выражены не в высоких богословских формах, а сводились к формам более простонародным. Можно сказать, что бытовой «обрядовый» ислам подмял под себя догматический. Слабость концептуального богословия сделала традиционный ислам на Кавказе лёгкой добычей для всех тех кто пожелал бы на нём спекулировать, в том числе и для политиков.
Это на наш взгляд стало одной из причин, по которым обновленческое движение так называемого «чистого Ислама» - или салафии имело такой изначальный успех в Чечне и Дагестане второй половины девяностых годов. Ошибкой было бы утверждать, что салафия сама по себе есть нечто принципиально новое для мусульманского мира и тем более отождествлять салафию и ваххабизм, который является лишь частным случаем салафии в новое время. Призывы отдельных течений внутри ислама к «чистоте веры» звучали на протяжении всей истории существования ислама, начиная уже с первых последователей Мухаммеда. Однако благодаря государственным СМИ в сознании обывателя течение салафитов утвердилась именно как ваххабизм, что конечно же не совсем корректно, потому как ваххабиты –представители салафии в Саудовской Аравии.
Салафию так же принято рассматривать как исламский фундаментализм противопоставляемый традиционализму.
Распространение салафитских идей явилось ответом на общий системный кризис в регионе. Это своего рода реакция мусульман на неспособность центральной и местной властей решить их проблемы. Разочаровавшись в компетентности и решительности администрации, не веря в возможность избавления от трудностей при помощи проводимой в последнее десятилетие политики, люди пытались отыскать иные возможности выхода из создавшейся ситуации. Отсюда интерес к «исламской альтернативе». На Северном Кавказе речь идет в первую очередь о социальной подоплеке салафии. Ставшие популярными среди части мусульман салафитские установки ориентированы на решение мирских проблем.[4]
Местная салафия социальна, а ее конкретные материальные требования получают санкцию Всевышнего и потому приобретают характер абсолютной истины. К тому же, как всякая идеология обездоленных, она радикальна.
Можно много спорить о нетождественности терминов «салафиа», «ваххабизм» и «исламский фундаментализм», и об их неграмотном применении политиками, СМИ, и отдельными исследователями, но как бы там ни было а под всеми этими терминами подразумевается один и тот же феномен, который послужил своего рода идеологическим фундаментом для второго всплеска вооружённого противостояния в Чечне второй половины девяностых.
Дело в том, что в сознании части населения Северного Кавказа сложилась простая, доступная для восприятия обыкновенных мусульман парадигма исламских ценностей, некая матрица, на которую наложены представления о справедливом процветающем обществе, в котором они могут обрести личное благополучие и общую социальную стабильность. И покуда социально-экономическая ситуация не претерпит решительных изменений — для многих мусульман преодоление кризиса будет видеться именно на путях переустройства общества на исламских основах. Таковыми они полагают введение шариатского законодательства, обретение социальной справедливости, возврат к строгому «исламскому» кодексу поведения.
Как бы там ни было, но пока чеченская революция по ваххабитскому сценарию потерпела фиаско. Не только благодаря военной контртеррористической операции в 1999году, но и благодаря информационной антисалафийской операции. Салафийские течения были отождествлены с ваххабизмом, экстримизмом, сепаратизмом, терроризмом (что кстати справедливо), и преданы всеобщему осуждению. В 1998 г. в Грозном по инициативе А. Кадырова прошел Конгресс мусульман Северного Кавказа. Он состоялся вскоре после событий в Гудермесе, и конкретной целью А. Кадырова было добиться широкой поддержки кавказского духовенства в противостоянии ваххабитам. Такую поддержку муфтий получил. Многие участники конгресса говорили о необходимости не допускать участия ваххабитов в работе административных органов и вообще полностью отказаться от какого бы то ни было сотрудничества с ними.
Сторонники «Чистого ислама» не смогли прочно утвердиться ни в Чечне и Дагестане. Дальнейшая их судьба будет скорее всего определяться тем, насколько им удастся избавиться от имиджа боевиков и экстремистов. Как радикальное, с привкусом сепаратизма движение салафия потерпела поражение. Салафиты тем не менее не отказались от участия в общественной и тем более религиозной борьбе.
Сегодня на территории Чеченской Республики обстановка относительно мирная. Этнический и конфессиональный факторы как одни из определяющих в вопросах стабильности социально-политической ситуации в регионе не потеряли своей актуальности. Федеральный центр разобрался с этими явлениями и научился использовать их в своих политических интересах.
Что касается этнического компонента, то тут был взят курс на «национализацию» осуществляемую под шефством и надзором Кремля. Фактически было осуществлено то, к чему так стремились чеченские сепаратисты девяностых, но теперь это сделано под надзором Российского государства. Были найдены и поставлены на руководящие должности республики лояльные к Федеральному центру управленцы соответствующей этнической принадлежности. Их задача и функции довольно прозрачны, и сводятся к выполнению указаний из Кремля и поддержанию в республике лояльности к Федеральной власти. Взамен местные управленцы получают прежде всего финансирование из федерального бюджета плюс поместные свободы и полномочия невиданные никому из прежних руководителей Чеченской Республики. Будет ли иметь успех подобная смелая политика, покажет время. Тем не менее, на сегодняшний момент местное руководство, можно сказать, находится в беспрецедентном положении. В Республике создана вертикаль власти в рамках одного этноса, выступить в оппозиции к которому, некому.
Что касается конфессионального фактора, то тут проблему попытались решить разделив мусульман на «наших» и «ненаших» или на «умеренных» и «радикальных». «Радикальным» сторонникам ислама, они же призывающие к Джихаду, нанесли такой информационный удар, после которого они вряд ли скоро смоют с себя метку террористов, сепаратистов и т.д. К тому же против них направлен местный традиционный ислам, интерес к которому с каждым днём становится всё больше в связи со всеобщим религиозным возрождением в стране. Причём ясно что ставка Федерального центра в гонке многочисленных религиозных течений как вышедших из подполья после окончания гонений так и пришедших из-за рубежа сделана именно на традиционные доктрины, а отнюдь не на многочисленные спонсируемые из-за рубежа секты. Здесь так же необходимо отметить, что в восприятии многих салафиты – это ваххабиты, а ваххабитское течение ислама это официальная религиозная доктрина Саудовской Аравии, в то время как традиционный ислам на Северном кавказе считается местным. Впрочем тут всё тоже неоднозначно, потому как авторитет традиционного исламского духовенства на Северном Кавказе в последнее десятилетие снизился, и в обществе к ним относятся в значительной степени не как к знатокам и хранителям исламской культуры и традиции, но скорее как к участникам общественно-политического процесса, в котором они поддерживают позицию одной из конфликтующих сторон. Обмирщенность и политизация мусульманского духовенства привели к утрате ими в глазах людей непредвзятости, независимости, способности выражать собственное, основанное на глубоком знании ислама мнение. В этой области тоже трудно делать какие-либо прогнозы дальнейшего развития ситуации. Время покажет.