Итак, два часа ночи. Все нормальные люди, включая арестованных, спят. Я на вышке. Пол-третьего приехала «Волга» (видно начальство до столь поздней поры в поте лица исполняло какой-то долг, может быть даже служебный), солдатик-водитель поставил ее в один из боксов этого одноэтажного здания и тоже ушел спать. В районе трех ночи я решил очередной раз исполнить требования инструкции по осмотру здания, спустился вниз и пошел вдоль боксов. И тут!!! В одном боксе я услышал явственный храп! Представьте, темная ночь, вокруг сонмище головорезов-арестантов, мечтающих вырваться наружу и устроить массовое убийство, и их пособников, мечтающих взорвать стену «губы» и выпустить на волю этих злодеев. А в охраняемом мною боксе храп! То есть пособник злодеев пробрался туда, затаился, ожидая назначенного часа, и уснул невзначай. Среди ночи, да еще после возбуждающего нервную систему инструктажа ничто другое мне в голову прийти не могло.
Ощущая, как волосы на голове поднимают шапку, я подошел к боксу и увидел замок. Шапка села на место, ведь если замок – как туда мог пробраться преступник? На всякий случай я потрогал замок и – о, ужас! – дужка отвалилась и он упал на землю. Шапка поднялась снова: преступники перепилили замок, поместили туда сообщника, который ждал тайного сигнала. Что делать? В том момент мой мозг работал не хуже, чем у комиссара Мегрэ, но работа его была явно однобокой, что на пользу никак не шло. По этой причине версии, хотя бы самую малость близкой к реальности, в моей голове в тот момент родиться не могло. Искривленный ночной темнотой и неожиданными событиями дедуктивный метод вывел меня на осознание важности моей исторической миссии: надо задержать вражину во чтобы-то ни стало, даже ценой жизни! – впрочем, как того требует устав. Я должен спасти мирный сон Калининграда, а может быть и всей страны в целом!
Тихонько открываю дверь бокса, храп сильнее и явственнее. Несколько смущает запах внутри бокса, но он знаком тем, кто, будучи в наряде, заходил в помещение, где спят курсанты, наевшиеся столовских харчей. Внутри бокса кромешная темень. Что делать? Как заставить вражину сдаться? Устав для данного случая – плохой помощник, там только «Стой, кто идет!», «Стой, стрелять буду!». А этот гад ведь не идет, а спит и при этом еще храпит. Да как храпит: Миша Гордейчик - слабак против него (кто спал с Мишей в одной комнате – тот знает мощь его храпа). Не кричать же «Встать, смирно!» Поразмыслив мгновение, я решил все-таки использовать термины Устава гарнизонной и караульной службы, ведь момент ответственный, когда будут писать представление о награждении меня орденом, на худой конец медалью, то в описании подвига должна быть юридически правильная последовательность действий и применяемых команд. Чтобы, значит, потомкам в назидание, пускай берут пример, как в сложной обстановке, не потеряв присутствия духа, проявив мужество и героизм, действуя согласно уставу и т.д. и т.п. В спокойной ночной тиши Калининграда раздался мой истошный крик: «Стой, кто идет!» Сразу оговорюсь, хорошо, что я не страдаю медвежьей болезнью, иначе мгновение спустя плохи бы были мои дела.
Тот, кто храпел, от моего идиотского ора проснулся и спросонку шарахнулся в угол бокса. Удар был мощный, даже стена треснула, раздался страшный визг, это нечто шарахнулось в другую сторону с теми же результатами. Мое счастье, что после второго удара о стену эта хреновина успокоилась и … мирно захрюкала. А если бы бросилась на выход? Наверняка я бы оказался верхом на свинье, которая с визгом бы понесла меня по двору комендатуры.
Хрюкание прозвучало милее колыбельной песни. Весь ужас испарился. Все вокруг стало милым и добрым. Я понял, что просто разбудил своим дурным криком мирно спящую хрюшку. После этого осталось оглядеться – не увидел ли кто мой конфуз, закрыть дверь и приладить замок, который висел там ради порядка, в связи с чем был, наверное, уже давно сломан, или вообще взят с помойки. Через несколько минут из бокса снова послышался храп свиньи, но уже звучал он как приятная песня. Остаток смены прошел тихо и спокойно.
Когда я заступил очередной раз на этот пост (с восьми до 10 утра), то увидел, как пришел прапорщик – старшина губы во главе двух арестованных, которые несли бак с помоями для этой свиньи. Надо отдать должное ей, мое ночное вторжение в ее покой не ухудшило свинский аппетит и из-за закрытых дверей бокса послышалось громкое чавканье.
Зимний полевой выход
Готовя нас ко всяким трудностям и лишениям воинской службы, руководство училища регулярно устраивало полевые выходы. По моим наблюдениям их смысл заключался только в одном – научить выживать курсантов в отсутствии цивилизованных условий жизни. Другого смысла не было, потому что на занятиях, проходивших в поле, курсанты думали только о том, как согреться, а не как постичь глубину военного искусства.
Жизнь в палатке – это особая песня, но ее знает каждый, побывавший в поле, поэтому рассказывать ее вряд ли стоит, но хочется рассказать об одном забавном случае, который произошел со мной.
В палатке стояли печки-буржуйки, которые надо было топить непрерывно, иначе в холод никакой сон не идет, даже если ты хочешь спать до безумия. Хотя Серега Кошкин придумал-таки, как этого добиться: он укрывался шинелью с головой, а чтобы не задохнуться - одевал противогаз с отсоединенной коробкой и трубку выводил из-под шинели наружу. Как при этом ему спалось – не знаю, впечатлениями он не делился, во всяком случае со мной.
Итак, наступила очередная ночь. В палатке шесть человек, восемь часов разделить на шесть – получалось каждому дежурить по одному часу двадцать минут. Первому повезло дежурить Вите Козловскому – счастливчик, свое отдежурил и спи оставшееся время. Второй был Жаданов, я третий. Не повезло, ночь пополам разорвана. Но делать нечего, улеглись, уснули. Кажется, только глаза сомкнул – Жаданов будит: «Вставай, топи печку!» Еле продрал глаза, сел возле печки (она находилась внутри ямы), свесил в яму ноги. Подбросил дров. Тепло, уютно! Только сбоку полог палатки, немного поддувает, но шинелью прикрылся – хорошо! Через какое-то время чувствую – лицу холодно. Никак не могу понять, откуда так дует, почему холодно. А дискомфорт все усиливается. Понимаю, что видно открылся полог палатки, надо поправить, повернулся и … открыл глаза. Вижу - в небе луна, звезды. Что за черт? Оказывается, я лежу головой за пологом палатки. Даже не понял, как уснул, как выпал из палатки, настолько крепко спал. Хорошо, что был в шапке, а то волосы бы в снег вмерзли, пришлось бы с чужой помощью отковыривать. Смотрю на часы – прошло уже два часа с начала моей истопнической смены. Встал – печка давно погасла, в палатке уже ощутимо похолодало. Быстренько растопил печку, растолкал Витю Устименко – моего сменщика – со словами: «Вставай, не добудишься тебя, уже сорок минут за тебя дежурю!» и с чувством выполненного долга лег спать.
Самоход
Термин «самоход» известен всем. В официальном документообороте он звучит по другому - «самовольная отлучка». Так вот, в самоходе я был за все училищное время один раз. И, как водится, применительно к таким дилетантам, как я, сразу же и попался. Но все по порядку.
Наступил канун Нового 1979 года. То есть до окончания училища – полгода. Пятый курс, мы все уже крутые, как переваренные яйца. Собираемся в увольнение. Ответственный дежурный по училищу – Валерий Фомич Комар. Лично проверяет всех увольняемых: стрижка, глажка, утюжка. Но нам чего бояться, старики, нам то он что сделает, даже если есть небольшой недостаток – простит, все-таки, почти лейтенанты. Я в тот раз был наглажен, до синевы выбрит, отличался практически идеальной прической, поэтому уже наслаждался предчувствием встречи Нового года в компании друзей, в числе которых – Витя Козловский, в квартире будущей жены которого мы и должны были собраться.
Валерий Фомич обходит наш строй сзади, подходит ко мне и я слышу: «Буренок, стрижка неаккуратная, я лишаю Вас увольнения». Если бы он ни того, ни с сего ударил меня колом по башке, я бы удивился меньше. От неожиданности я даже сказать ничего не смог, был изгнан из строя, и вскоре с удивлением обнаружил, что нахожусь в качестве «лишенца» в абсолютном одиночестве. Всех остальных Валерий Фомич пощадил. Прихожу в роту - там только наряд. Все в увольнении, готовятся встретить Новый год. Ну что за несправедливость – последний Новый год перед выпуском и тебя единственного из всей роты оставили куковать в стенах общаги. Идти в клуб, где был новогодний вечер, бессмысленно и унизительно. Во-первых, там практически одни первокурсники, еще меньше – второкурсники, а третьекурсники и «четвертаки» - тех вообще по пальцам пересчитать. И тут я припрусь, ведь пальцем будут показывать! Да и что там делать, все нормальные девчонки в другом месте. Какая дура в канун Нового года поедет в нашу тьму-таракань?
Вскоре меня стала посещать предательская мысль: а не пойти ли в самоход? Сначала я ее с позором отгонял, потом она меня уже не пугала, потом стала нравиться. Ну, бывает так, когда сначала женщина кажется страшной, потом рюмка-другая – и она уже ничего! Вот так было и в моем случае.
Короче говоря, к девяти вечера я уже созрел для самохода, как дыня под солнцем Туркмении. Договорился с нарядом, мол, если чего, вот телефон, звоните. Перемахнул через забор, тормознул машину (кто помнит, за рубль можно было до центра доехать) и через минут тридцать был у цели. А надо отдельно заметить, что сбор наш был в доме как раз напротив гарнизонного Дома офицеров, только дорогу перейти.