Разговор о детских и юношеских годах Чехова, во многом сформировавших его характер, предполагает учет многих факторов и не может быть сведен к какому-то одному, который расценивался бы как определяющий. Суровый характер чеховского отца ни в коей мере не отменяет его искренней (хотя и несколько догматической, формализованной) религиозности и любви к искусству и просвещению; унылые нравы провинциального города Таганрога не должны мешать видеть его достоинства: в городе была классическая мужская гимназия, где учились старшие братья Чеховы (Александр, Николай, Антон), были театры, где гастролировали столичные и иностранные труппы.
Более обстоятельно с семьей Чехова можно познакомится по мемуарной книге Михаила Чехова, младшего брата писателя, «Вокруг Чехова» (любое издание) и биографическому повествованию А. П. Чудакова «А. П. Чехов» (М., 1985), где, в частности, большое место уделено характеристике Таганрога — родного города писателя.
Начало творческого пути. Чехов-юморист. «Письмо к ученому соседу». Идеал Чехова. Тема духовного рабства.
Имеет смысл сопоставить, обратившись к толковым словарям и Словарю литературоведческих терминов, традиционное и современное значение слова «анекдот» и дать определение жанра «литературного анекдота». Учитывая подвижность и неоднозначность многих литературоведческих терминов, поставить вопрос о том, в какой мере анекдотическое начало присутствует в ранних юмористических рассказах Чехова, таких, как «Смерть чиновника», «Хамелеон», «Хирургия», «Толстый и тонкий», «Злоумышленник», «Унтер Пришибеев».
Большое внимание следует уделить характеристике чеховских идеалов, которые подспудно всегда присутствуют в его произведениях, но никогда не формулируются с жесткой однозначностью. Характеризуя чеховскую веру в просвещение, необходимо отдавать себе отчет в том, из каких конкретных компонентов складывалась эта вера писателя.
Во-первых, это вера в науку, способную дать не мифологическое (искаженное), а реальное (адекватное) знание о процессах, происходящих в природном мире, и тем самым освободить человека от невежества, предрассудков и зависимости от природы; для Чехова, как врача, вера в науку проявлялась прежде всего как вера в неуклонный прогресс в области медицины, делавшей в то время, в конце XIX века, поразительные успехи. (Отсюда критика непросвещенного сознания Василия Семи-Булатова в рассказе «Письмо к ученому соседу».)
Во-вторых, это вера в культурный прогресс человечества. Чехов, высоко ценивший и чувствовавший искусство, понимал, что искусство не развивается во времени (великие произведения искусства, однажды созданные, со временем не тускнеют, не «умирают»), однако, как прогрессист, считал, что благодаря повышению уровня просвещенности развивается, становясь все более и более тонкой, способность человека к восприятию культурных ценностей, в частности — произведений искусства. Культ науки и культ искусства для Чехова всегда шли рука об руку. Наука — просвещает ум, искусство — очаровывает и тем самым облагораживает душу человека.
В-третьих, это этика, система нравственных представлений, в которой важнейшее место для Чехова занимало уважительное и бережное отношение к каждой человеческой личности в сочетании с требованием, предъявляемым также каждому человеку, — возвыситься над своим внутренним, духовным рабством, своими страхами, опасениями, в конечном счете коренящимися в неуважении к своему «я» (то, что на образном чеховском языке называется «выдавливать из себя по капле раба»).
При разборе рассказа «Смерть чиновника» имеет смысл соотнести характер главного героя рассказа с характерами других «маленьких людей» русской литературы: Самсоном Выриным («Станционный смотритель» Пушкина) и Акакием Башмачкиным («Шинель» Гоголя); возможно также выявление сходства (и различия) между этими произведениями на других уровнях — сюжетном, композиционном, стилистическом.
«Переход в область серьеза». Духовные ориентиры. Поездка на Сахалин.
Серьезное в понимании Чехова не исключает полного отказа от элементов юмора. Мелкие юмористические детали, моменты, сюжетные положения сохраняются и в предельно серьезных произведениях Чехова. Много драматического и даже трагического есть в таких чеховских рассказах второй половины 1880-х годов, как «Ванька», «Тоска», «Спать хочется», но и в них есть юмористические элементы, которые нередко «накладываются» на трагические (что потом будет в пьесах Чехова). Характерный пример подобного наложения можно увидеть в финале рассказа «Тоска». Само по себе то, что единственным собеседником извозчика Ионы оказывается лошадь, которой он, увлекаясь, «рассказывает все», — безусловно является ситуацией юмористической. Однако то, что лошадь не понимает и не может понять Иону, только усугубляет трагедию его одиночества, и это ситуация, конечно, глубоко трагическая.
Имеет смысл указать на психологическое родство ряда героев Чехова, действующих в его произведениях второй половины 1880-х годов (даже если ограничиться только теми произведениями, которые упомянуты в разделе). По-своему от глубокого одиночества, неспособности найти истинного собеседника, человека, которому можно было бы открыть душу, страдают: Варька в «Спать хочется», Ванька в одноименном рассказе (Ванька открывает душу дедушке, но дедушка не получит его письма, и значит, не сможет разделить горя мальчика), Егорушка в ряде эпизодов «Степи», профессор в «Скучной истории». Как правило, в грустные тона окрашены и чеховские «пейзажи настроения». Таких пейзажей много в повести «Степь». Иные по характеру — более радостные, одухотворенно- возвышенные — «пейзажи настроения» можно найти в рассказе «Красавицы». Говоря о чеховском видении природы в целом, не следует упускать из виду ни тот, ни другой тип пейзажа.
«Палата № 6». Жизнь в Мелихове. «Дом с мезонином».
Необходимо ясно представлять себе разницу между направленно социальной повестью и повестью философской. Социальный аспект обычно предполагает оценку персонажей с точки зрения их социального происхождения и положения, а также выяснение соотношения того положения, которое они занимают на социальной лестнице, с общественными нормами и установлениями. Последние могут расцениваться как угнетающие личность, сковывающие ее самостоятельность, не позволяющие ей развернуться в полную силу, как это весьма часто бывает в произведениях русской классической литературы XIX века. Но возможен и прямо противоположный вариант осмысления проблемы «личность — общество»: когда личность представляется как недоросшая, недоразвившаяся до общечеловеческих норм, проводником и защитником которых выступает общество, государство. Сложность социальной проблематики чеховской повести «Палата № 6» заключается в том, что в ней совмещаются и тот, и другой тип решения проблемы «личность — общество». Доктор Рагин, отказывающийся ухаживать за больными, и есть тип незрелой и безответственной личности, которая в финале произведения, получается, вполне справедливо карается обществом: как ни жесток способ наказания, доктор получает заслуженное возмездие. Вместе с тем в произведении проводится и другая мысль, которую прежде всего озвучивает либерал Громов: общество, жестокое и несправедливое, незаслуженно угнетает несчастных людей, бессильных что-либо противопоставить этому угнетению, кроме ни к чему не ведущего внутреннего возмущения и протеста. В итоге вопрос: справедливой или несправедливой, заслуженной или незаслуженной жертвой общества является Рагин? — у Чехова остается без ответа. Тем самым Чехов уходит от социальной однозначности и переходит в область собственно философской проблематики.
Философская проблематика — это проблематика, затрагивающая вопросы человеческого существования как такового, в самом широком и самом обобщенном смысле. К таковым относятся вопросы о жизни и смерти, о высшей цели человеческого существования, о добре и зле, о вере и безверии и т. п. Если социальная проблематика рассматривает проблему «человек и общество (социум)», то философская — проблему «человек и Мир», «человек и Бытие (Космос)», «человек и Бог». В лучших образцах русской классической литературы XIX века социальная проблематика всегда сосуществует с философской. И Чехов здесь не исключение. Пожалуй, наиболее примечательным моментом в повести «Палата № 6» оказывается то, что носителем «философского» взгляда на мир, героем, задающим предельно острые вопросы о смысле человеческого существования, является «отрицательный» герой — доктор Рагин.
Рассказ «Дом с мезонином» — чрезвычайно удачное произведение для знакомства с чеховским приемом характеризующей «психологической» детали. Такие детали рассыпаны по всему рассказу, и, конечно, с их помощью строится не только образ Лиды Волчаниновой (подробно разбираемый в статье учебника). Необходимо подчеркнуть, что такая деталь у Чехова, как правило, не броская, не яркая, не бросающаяся в глаза, поэтому для ее выявления рекомендуется не один раз — и с особенным вниманием — прочесть текст рассказа. Чеховскую неброскую «психологическую» деталь, столь характерную для его прозаических сочинений, есть все основания сравнить с приемом, активно используемым в драматургии Чехова, — приемом, обычно обозначаемым как «подводное течение» или «психологический подтекст».
«Маленькая трилогия». Ялтинский отшельник. Идея прекрасного будущего.
Уместно проанализировать чеховскую «маленькую (футлярную) трилогию» как не только социальное (хотя социальные моменты в первых двух рассказах совершенно очевидны и звучат весьма остро), но и философское произведение. Так, образ Беликова, главного героя рассказа «Человек в футляре», в более широкой философской трактовке оказывается образом, скорее, проблематическим, нежели однозначно «отрицательным». Стоит обратить внимание на причины гибели героя. Чехов так строит сюжет произведения, что читателю остается не вполне ясным, умирает Беликов из-за собственных страхов, неумения открыться реальной действительности, или потому, что — в лице других преподавателей гимназии, решивших женить его на Вареньке Коваленко, — над ним насмеялась сама трагическая жизнь. Нелишне отметить также, что сознание преподавательниц гимназии, желавших путем брачной интриги освободить Беликова от его футляра, само во многом является «футлярным», ибо глубоко ограниченным.