Воинские учения, ночные дозоры, походы через тайгу в 30-40-градусные морозы... Обстановка на границе тревожная, служба в условиях «если завтра война». «Нелегко пришлось, - вспоминает Байбаков. – Но службу в армии я и поныне вспоминаю как один из лучших периодов моей жизни. Армия помогла мне физически закалиться, выработать выдержку и выносливость, которые потом очень пригодились». (с. 28).
После службы в армии Байбаков вернулся в Баку. И снова работа захватила его. Работа, работа, работа... Но молодость есть молодость. Несмотря на отсутствие времени, хотелось хорошо выглядеть, нравиться девушкам, пойти вечером в театр или кино.
«Помню, со мной произошел такой случай, — вспоминал Николай Константинович. — В Балаханском театре шла пьеса К. Тренева "Любовь Яровая", и мы с моим близким другом, главным инженером треста Гургеном Овнатановым собрались на спектакль. Приоделись, я, конечно, в новом костюме. Времени до спектакля было еще много, и мы решили показаться на промыслах в "театральном" виде, тем более что одна из скважин нас беспокоила. Уже на подходе к ней мы вдруг увидели, что через двадцативосьмиметровую вышку бьет сильная струя нефти — фонтан. Раздумывать и переодеваться было некогда. В чем были, в том и полезли вместе с двумя рабочими перекрывать фонтан. О спектакле, конечно, сразу забыли. "Плакал" мой костюм. Вконец был испорчен и костюм Гургена...»
Работа на износ? «Так стали говорить уже позже, — много лет спустя размышлял Байбаков, — а тогда мы просто целиком были поглощены делом, которым были занят. (с. 30).
Работа с Кагановичем
В 1939 году Народный комиссариат топливной промышленности был разделен на два наркомата – нефтяной и угольной промышленности. Л.Каганович назначается наркомом нефтяной промышленности, а его заместителем становится Н.Байбаков.
По словам самого Байбакова, работать под началом Когановича было непросто. Это был руководитель силового стиля. Продвинет любое решение, достанет средства... Но «ему ничего не стоило грубо и часто низа что обругать, обидеть и оскорбить подчиненного. А необузданная вспыльчивость зачастую вредила и делу. Мог он, толком не разобравшись, под влиянием минуты подмахнуть приказ о снятии с должности лично ему не угодившего, но дельного работника... грозил тюрьмой и карами... И это были не пустые слова».
Как у заместителя наркома, у Байбакова был широкий круг обязанностей. «Каждый день, - вспоминал Николай Константинович, приходилось вертеться в адском кругу неожиданно возникающих и всегда неотложных дел, нужно было везде успеть, исправить недочеты, помочь и техникой, и людьми, часто в авральном порядке». (с. 38).
Под началом «железного наркома» Байбаков проработал совсем недолго. Проработав со вспыльчивым, грубым Л.М.Кагановичем, Николай Константинович старался придерживаться прямо противоположных методов: всегда сдержанный, внимательный к собеседнику, ценящий, в первую очередь, профессиональные качества, а не личную лояльность. Но именно Коганович дал Байбакову путевку в жизнь. Именно Коганович закалил его, научил концентрироваться и работать 24 часа в сутки и держать удар. (с.39.)
Битва за нефть. Великая Отечественная война.
Во время первой встречи со Сталиным Байбаков произвел хорошее впечатление, Сталин молодого нефтяника запомнил и стал продвигать...
Генеральным секретарем Байбаков восхищался искренне — мощный интеллект, масштаб личности, умение держаться... «У Сталина мы проходили выучку, — вспоминал Николай Константинович, — как руководить хозяйством, как находить главные тенденции в производстве, как их осуществлять. Здесь он требовал от людей смелости и принципиальности. А обладая какой-то мистической способностью чувствовать наиболее слабые места в позиции собеседника, он проникал в самую суть исследуемой проблемы. Ты понимал, что почти безоружен перед его сжатыми до самой сути доводами».
Импонировал ему и стиль генерального: «Не могу вспомнить ни одного случая, когда Сталин повышал голос, разнося кого-нибудь, или говорил раздраженным тоном. Никогда он не допускал, чтобы его собеседник стушевался перед ним, потерялся от страха или почтения. Он умел сразу и незаметно устанавливать с людьми доверительный, деловой контакт. Каким-то особым даром он чувствовал собеседника, его волнение, и либо мягко вставленным в беседу вопросом, либо одним жестом мог снять напряжение, успокоить, одобрить». (с.49).
В суровые дни 1941-го года советские нефтяники в буквальном смысле творили чудеса, они не допустили обвального падения добычи нефти, а вышли на рекордные показатели увеличили производство до 23,5 миллиона тонн! «Бороться за нефть так, как сражаются героические защитники Москвы», - говорили бакинские нефтяники. (с. 51).
В один из жарких июльских дней 1942 г. заместитель наркома Н.Байбаков был вызван в Кремль. Сталин спокойно посмотрел ему в глаза и негромким, вполне будничным голосом сказал:
- Товарищ Байбаков, Гитлер рвется на Кавказ. Он объявил, что если не захватит нефть Кавказа, то проиграет войну. Нужно сделать все, чтобы ни одна капля нефти не досталась немцам. Имейте в виду, если вы оставите немцам хоть одну тонну нефти, мы вас расстреляем. Но если вы уничтожите промыслы преждевременно. А немцы их так и не захватят, и мы останемся без горючего, мы вас тоже расстреляем.
Байбаков молчал. Набравшись духу, он тихо сказал:
- Но вы мне не оставляете выбора, товарищ Сталин.
Сталин остановился возле него, медленно поднял руку и слегка постучал по виску:
- Здесь выбор, товарищ Байбаков... Думайте! (с. 53).
Нефтяные скважины решено было ликвидировать. Но как? Он (Байбаков) привык искать, бурить, добывать, строить, но никак не ломать … Своими руками предстояло разрушить то, что создавалось с таким трудом! … Решено было проверить методику англичан: вышки и емкости взрывали, а скважины забрасывали металлом вместе с цементом в бумажных мешках. Предполагалось, что мешки при падении разорвутся, а цемент, смешавшись с водой и железным ломом, затвердеет и превратиться в железобетон. Но как показала практика – мешки по большей части не разрывались и не расслаивались, а цемент затвердевал прямо в них. Закупоренные таким образом скважины можно было очень быстро восстановить. Николаю Константиновичу пришлось искать свой метод – более радикальный и надежный. (с. 54).
В те годы нефтяные промыслы Краснодарского края были сосредоточены в двух районах - станица Апшеронская (г. Апшеронск) и станица Хадыженская (г. Хадыженск). Расстояние между ними составляло порядка 30 км. Ближе к фронту оказались апшеронские промыслы. Группа Байбакова действовала по разработанному плану: сначала ликвидировали нефтеперекачивающие и компрессорные станции, потом скважины, а электростанцию взрывали уже под пулеметным огнем врага. «Трудно передать состояние людей, взрывавших то, что недавно создавалось своими руками, вспоминал Николай Константинович, - при подрыве первых компрессорных станций невозможно было сдержать слез, но мы понимали – врагу не должна достаться нефть». (с. 55-56).
Не забыл Байбаков и бомбежку грозненских нефтеперерабатывающих заводов: «Десятки бомбардировщиков "фокке-вульф" с трех заходов бомбили эти заводы, сбрасывая бомбы весом 250 килограммов. Корпуса заводов обваливались; все, что могло гореть, — горело; вверх летели кирпичи и куски арматуры... Когда мы ехали на машине с промыслов в Грозный через территорию нефтеперерабатывающих заводов, вдруг" над нашими головами показались самолеты с черной свастикой. Они с гулом и ревом начали свой третий заход над окутанными дымом заводами. Казалось, что "фокке-вульфы" пикируют прямо на нас. Мы выскочили из машины и укрылись в водосточной канаве. Только легли, как в тот же момент недалеко от нас грохнулась огромная бомба в траншею, где прятались 12 пожарников. Мощным разрывом траншею вместе с людьми разнесло на части — ни один человек не уцелел, все погибли. Нас же сильно засыпало землей и щебнем, но ни одним осколком не задело. Нам повезло — мы не успели добежать до той траншеи».
«В сентябре я вернулся в Москву, к делам в наркомате, - вспоминал Николай Константинович. – Не сразу, признаюсь, удалось обрести рабочее состояние и душевное равновесие. Перед глазами неотступно стояли картины и сцены увиденного и пережитого мной во фронтовой полосе: кроваво-черные кусты взрывов, заживо заваленные землей и щебенкой люди, убитые. Смертельно раненые, стонущие солдаты, кровь, слезы, разрушения».
Байбаков - нарком нефтяной промышленности СССР
30 ноября 1944 г. Н.К. Байбаков был назначен наркомом нефтяной промышленности СССР. По словам Байбакова это кадровое решение предварительно с ним не обсуждалось. Тебя поставили – иди работай... Еще раз в своей жизни он услышит слова: «Товарищ Байбаков, мы знаем свои кадры, знаем, кого и куда назначать. Вы коммунист и должны помнить об этом». (с. 61).
Нефтяник Байбаков – он уже был талантливым инженером – проявил себя как толковый организатор. Теперь ему предстояло стать стратегом – познать это сложное искусство, подвластное лишь избранным – видеть далеко-далеко вперед.
Самым масштабным проектом Н.К. Байбакова на посту руководителя отрасли стало освоение Урало-Поволжья, как тогда говорили «второго Баку». В современных обозначениях – Татарская, Башкирская, Удмуртская республики, Саратовская, Оренбургская, Самарская, Волгоградская, Пермская области, а также частично земли Ульяновской и Свердловской областей. Схематично гигантский четырех угольник: Киров – Пермь – Оренбург – Саратов, площадью около 700 тысяч квадратных километров. (с. 64).
Генеральной линией развития нефтяной промышленности СССР в послевоенные годы, безусловно, стало освоение «Второго Баку» (освоение Урало-Поволжья): иные масштабы, передовые технологии, новая научно-производственная школа. Но Байбаков никогда не был бы Байбаковым, если бы не заботился о старых нефтедобывающих регионах. Принцип «сняли сливки, а там хоть трава не расти» был не для него. «Прогресс не стоит на месте, — был уверен Николай Константинович, — появляются немыслимые прежде возможности, предлагаются неординарные решения. На то мы и профессионалы, чтобы искать, находить, пробовать». (с. 74).