Психологически это наиболее трудный период развития сознания человека, поскольку безличность бытия уже снята, и мир уже обнаружил для него бездну своих противоречивых определений, а единство моментов понятия (Е – О – В) на этой ступени ещё отсутствует. Здесь уже нет наивности бытия, но нет ещё и разумности понятия, а есть лишь противостояние рефлективных определений сущности.
Вот в чём суть рефлективной ступени познания и, соответственно, суть рефлективной формы определений существования.
§ 114б. В отличие от учения о бытии, где Гегель был первопроходцем и где руки у него были развязаны с самого начала, при переходе к учению о сущности ему потребовалось сначала разобраться с проблемой существования так называемой вещи в себе. Знаменитый вывод Канта о том, что сущность вещей в себе непознаваема, вытекает из двух посылок. Во-первых, наши чувственные восприятия, посредством которых мы получаем информацию о предметах наличного мира, субъективны, а во-вторых, категории, как конструктименты (конструктивные элементы) всех наших представлений, рассматриваются Кантом так же, как достояние лишь нашего субъективного рассудка. Следовательно, все те представления, которые мы получаем с помощью категорий, следует признавать субъективными по своей форме и, согласно первому пункту, по своему содержанию. Вывод, сделанный Кантом, был закономерен для таких посылок: мы познаём являющийся нам мир, а каков он сам по себе (по своей сущности), мы не знаем. Сущность вещи в себе или вещей самих по себе нельзя познать, ибо ничем не опосредствуя себя, она тем самым никак не выдаёт себя и в итоге остаётся вне пределов досягаемости разума.
Гегель, исходя из признания тождества идеального содержания мышления и реального содержания бытия, придал определениям мышления объективный статус. Благодаря этому он устранил эту псевдопроблему и развязал себе руки для положительного решения вопроса о познавательных способностях разума: мир познаваем, и познаваем именно таким, каким он нам является. Вне, помимо являющегося нам мира, другого мира не существует. Поэтому и сущность должна являться и, познавая являющийся нам мир как явление, мы познаём вместе с тем и его сущность.
Вот два принципиальных положения гегелевского подхода к познанию сущности, которые с готовностью были восприняты его современниками, не пожелавшими мириться с кантовским агностицизмом: а) сущность дана в являющемся нам мире и, б) познавая мир как явление, мы, вместе с тем, познаём его сущность. И хотя буквально следующей фразой Гегель предупреждает о поверхностности и недостаточности такого подхода к познанию сущности, но, увы, эффект от сказанного им оказался столь силён, что окончание его фразы осталось уже не услышанным. "Нельзя, впрочем, ставить в вину наивному сознанию то, что оно в своём стремлении к тотальности не успокаивается на утверждении субъективного идеализма о том, что мы имеем дело исключительно лишь с явлениями. Однако с этим наивным сознанием легко приключается та беда, что, берясь за спасение объективности познания, оно возвращается к абстрактной непосредственности и без дальнейших околичностей принимает её за истинное и действительное"[7]. Проще говоря, получив заверения, что сущность познаваема, рассудок этим и ограничивается. И та простая мысль, что положение о познаваемости сущности, взятое само по себе, "без дальнейших околичностей", представляет собой такую же гносеологическую презумпцию, как и обратное ему заверение, что сущность вещей в себе непознаваема, уже не приходит ему в голову.
А должно приходить, поскольку для того чтобы вещь в себе стала вещью для нас, необходимо прежде определиться с тем, что вообще следует мыслить под сущностью вещей. Без такой черновой работы мысли по выявлению "дальнейших околичностей", сколько бы "наивное сознание" не твердило о познаваемости сущности, оно по-прежнему будет оставаться в плену "абстрактной непосредственности". К тем философам, "которые мнят, что постоянными разговорами о сущности они проникают в суть и действительность вещей, я отношусь без малейшего уважения. Эксплицировать сущность – значит показать, как она является в наличном бытии".[8] Следовательно, задача философа, исследующего саму возможность и ход познания вещей, состоит вовсе не в том, чтобы, "берясь за спасение объективности познания", высказать положение о познаваемости сущности, а дальше стоять насмерть, охраняя его от любых посягательств, а в том, чтобы посредством логики категорий определить, что является существенным в вещах и как это существенное можно постигнуть.
Так как в основе и бытия и сущности одной и той же вещи лежит одно и то же её понятие, то в сфере категорий сущности мы имеем те же самые определения, что и в сфере категории бытия, но, соответственно, в рефлективной форме. На месте чистого бытия и ничто здесь оказываются тождество и различие, вместо становления - существование, вместо наличного бытия – явление, вместо для-себя-бытия – действительность.
Отсюда три ступени развития определений сущности:
- существование вещей,
- явление вещей,
- действительность вещей.
Сущность как основание существования
Чистые рефлективные определения
§ 115-116. Сняв определение абсолютной неразличённости с меры наличного бытия нечто, мы обнаруживаем следующую картину: всё то, из чего это нечто состоит, сколь различно между собой, столь и тождественно в своём различии. Причём различие его моментов обнаруживается через их тождество, а их тождество через их различие. Каждый из различаемых элементов, из которых состоит нечто, отражается в других его элементах; лишь отражаясь друг в друге, они различаются друг от друга, и вместе с тем обнаруживают своё тождество друг с другом.
Так, например, мы имеем различные планеты солнечной системы, которые обнаруживают своё различие через своё тождество, ибо при всех своих различиях они все суть планеты. Точно так же все люди, составляющие род человеческий, различны между собой. Каждый человек имеет своё лицо, свой рост и т.д. Но своё лицо человек имеет постольку, поскольку есть другие лица других людей. Каждая человеческая семья отличается от других семей и, вместе с тем, похожа на них. Каждая нация, каждый народ представляет собой что-то отличное от других наций и народов, но при всём своём различии народы, тем не менее, похожи друг на друга. Различные страны на нашей планете также непохожи друг на друга, и при этом все они тождественны и только через это обнаруживают своё различие.
§ 117-118. Различие в его непосредственной (поверхностной) форме - это простая разность, в которой каждый из различённых моментов выступает как сам по себе взятый, в своём равнодушном отношении к другим различаемым моментам. Тождество таких внешне соотнесённых моментов даёт определение сходства, а их различие – определение несходства. Так, например, среди людей мы можем найти высоких и толстых или лысых и хромых. Сравнивая их между собой, мы обнаружим лишь их простое сходство или несходство. Примеров такого поверхностного различия можно привести бесчисленное множество.
§ 119. Различие в его существенной форме обнаруживает себя через наличие положительной и отрицательной сторон различия. Положительное обнаруживает себя через отрицательное и наоборот. Такое различие имеет своими сторонами противоположность различаемых моментов. В противоположности одна сторона положена только посредством другой стороны, причём каждая из них существует лишь постольку, поскольку существует другая, и в то же время постольку, поскольку она не есть эта другая. Например, различие между мужской и женской натурой, различие между врачом и пациентом, между руководящим работником и исполнителем, между учеником и учителем, и т.д. Такие различия существенны, поскольку различаемые стороны взаимно обусловливают собой существование друг друга. Не существует женщин без мужчин, священников без прихожан, слуг без господ, учителей без учеников.
§ 120. Наличие противоположности указывает нам на то, что тождество и различие имеют одно общее основание, в которое они погружаются как тождество и из которого они манифестируют себя как различия. Иначе говоря, все многообразие действующих лиц на мировой сцене принадлежит одной пьесе, персонажами которой они являются. И если первоначально каждый персонаж рассматривается нами индивидуально сам по себе, как просто не похожий на все другие персонажи, то затем, после обнаружения противоположности действующих лиц, мы приходим к мысли об обусловленности их существования друг другом. Внешняя разность переходит к противоположности различий, а противоположность различий – к определению основания существования различаемых моментов.
Из сравнения лысых и хромых, толстых и тонких людей мы не приходим к мысли об обусловленности их существования друг другом. А вот противоположность различия между прихожанином и священником, слугой и господином, мужчиной и женщиной говорит нам о том, что они едины в своём существовании. При всём своём различии их существование немыслимо друг без друга, а мыслимо именно только друг через друга.
§ 121. То, что мы различаем внутри нечто (объекта), принадлежит ему как единой в себе целостной системе. Вот эта система, взятая в её тотальности, обладает некоторой сущностью. И именно эта, положенная как тотальность сущность, определяет суть всех её особенных частей и единичных элементов. Будь эта система человеческим обществом или биоценозом живых организмов, именно она, рассматриваемая как тотальность, определяет существование всех своих особенных частей и моментов. Нельзя понять смысл существования пчелы, отталкиваясь от образа самой пчелы, поскольку подлинным основанием её существования является экосистема. Основанием существования короля является королевство, которое, как тотальность, определяет собой образ и функцию короля, а также и всех его подданных.