Необходимо отметить, что в своей лирике Кузмин использует различные виды стилистических приемов и фигур. Часто он прибегает к помощи сложных сравнений: “Бегут стихи, как стадо резвых коз” [13,С91].
Так же Кузмин употребляет анафорические конструкции:
Не верю солнцу, что идет к закату,
Не верю лету, что идет на убыль,
Не верю туче, что темнит долину [13,С88].
Однако в ходе работы над произведениями выяснилось, что превалирующим в творчестве Кузмина является употребление слов в переносном значении. Буквально в каждой строчке, каждого стихотворения можно встретить метафору, немного экономней автор использует метонимию и синекдоху.
Преобладает в поэзии Кузмина метафора, поэтому представляется необходимым рассмотреть употребление именно этого тропа.
По структуре метафоры Кузмина в основном просты, хотя он не мог отказаться от употребления развернутых метафор. Так в качестве яркого примера развернутой композиционной метафоры можно привести стихотворение “Трижды в темный склеп страстей томящих…” из цикла “Осенний май” второй книги стихов. Кузмин, апеллируя к интуиции читателя, оживляет Любовь, называя ее “вестник меченосный”. Или такой авторский прием как отождествление периодов жизни человека со временем суток: “расцвет” – юность, “пустыни полуденной дороги” – молодость и “закат” – зрелость [13,С.91 – 92].
Пример развернутой сюжетной метафоры можно увидеть в стихотворении “Ах, уста, целованные столькими…” из цикла “Любовь этого лета” первой книги стихов, где уста приобретают способности живого существа: “Ах, уста… Вы пронзаете стрелами горькими…” [13,С.23].
Простые метафоры у Кузмина многословны: “темный склеп страстей томящих” – о сердце [13,С.91], “как сильно рыба двинула хвостом” – об ударе сердца [13,С.285]. Однако существуют в произведениях и однословные метафоры.
По семантике метафоры у Кузмина также различны. В стихотворениях имеется немало языковых метафор: “губ разрез” [13,С.22], “моря
гладь” [13,С.95], “тупеет голова” [13,С.283] и т. д. Хотя, все же, предпочтение Кузмин отдает речевым метафорам, которые будут рассмотрены ниже.
По частям речи, которые метафоризируются, у Кузмина преобладают субстантивные и глагольные метафоры. По словам Н.Г.Мед: “существительное метафоризируется чаще и ярче, чем прилагательное” [6,С.203]. Субстантивная метафора у Кузмина служит для описания качеств и свойств явлений и предметов (как конкретных, так и абстрактных).
Здесь можно выделить два стилистических приема метафоризации:
1. Использование конкретно-бытовой лексики: “осколки облаков” [13,С.168], “сети вен” [13,С.169], “грудь земли” [13,С.170], “хмель
свиданий” [13,С.241], “яд выдумок и слов” [13,С.242], “причудливая мозговых частиц поросль” [13,С.243];
2. Персонификация (олицетворение): “взгляд мольбы” [13,С.23], “улыбки света” [13,С.96], “статуй сон” [13,С.171].
В этой связи необходимо отметить, что персонификацию М.Кузмин осуществляет чаще всего на основе уподобления неживого предмета живому (отношение: неживое – живое):
1. Звезда сквозь тучу крадучись восходит
И стерегущий глаз на нас наводит [13,С.95].
В этом отрывке присутствуют три метафоры: (а) звезда крадучись восходит; (б) звезда стерегущий глаз на нас наводит. Это простые глагольные метафоры (метафоризируются глаголы действия – восходит, наводит). И “звезда стерегущий глаз… наводит” простая субстантивная метафора (глаз звезды).
2. Наши маски улыбались,
Наши взоры не встречались… [13,С.24].
Здесь также присутствуют две простые метафоры: (а) маски улыбались; (б) взоры не встречались. Часть (а) – простая однословная субстантивная метафора, которая вносит эмоцинально-оценочный оттенок: посредством этой метафоры Кузмин подчеркивает притворство и желание создать видимость несуществующих чувств; часть (б) – простая языковая (стертая) метафора – не ощущается как стилистический прием.
3. [Когда] И вновь пленительной отравой
Меня насытит взор лукавый,
И нежность милых прежних рук
Опять вернет мне милый друг? [13,C.27] –
спрашивает автор у любви. С помощью такой совокупности простых метафор Кузмин создает эмоциональный эффект – показывает всю силу ожидания терзающего его сердце.
Использование приема олицетворения способствует созданию ярких образов природы и точному отображению противоречивых чувств, господствующих в душе автора.
Кузмин осуществляет олицетворение и на основе отношения живое – живое (уподобляет живые существа живым): “тебе [форели]
надоело” [13,С.283], “кони бьются, храпят в испуге” [13,С.285]. Последняя метафора – языковая (стершаяся), которая не ощущается как стилистический прием.
В основе приема овеществления у Кузмина лежит принцип уподобления живых предметов и явлений окружающей действительности неживым (отношение живое - неживое):
Жены, юноши и девы –
Все текут на те напевы.[13,С.35].
Эта метафора может служить примером когнитивной предикатной метафоры, т.е. присвоение объектами чужих признаков. При метафоризации глаголов Кузмин нередко использует принцип аналогии.
Иногда в поэзии Кузмина встречается и овеществление на основе отношения неживое – неживое: “Ах, уста… расцветаете улыбками…” [13,C.23], “ярость утолить” [13,C.35], “дни текли”.[13,С.92]. Можно сделать такие пояснения “Ах уста… расцветаете улыбками” (как цветами), “ярость утолить” (как жажду), “дни текли” (как вода).
Однако прием овеществления, как и прием олицетворения на основе отношения живое – живое – редкое явление в поэзии Кузмина.
Метафоризируя глаголы движения, Кузмин прибегает к замене одушевленного субъекта действия на неодушевленный, оживляя последний (применяя прием персонификации):
Солнце тускло, сонно смотрит из-за розовых завес,
А меж туч яснеет холод зеленеющих небес. [13,С.37].
В данном отрывке заключено несколько метафор:
1. “солнце… смотрит” – по структуре – простая, по семантике – речевая, по части речи – предикатная, метафора созданная с помощью приема олицетворения на основе сходства впечатления, сложной ассоциации, порожденной воздействием предмета – солнца.
2. “розовые завесы”. Это простая речевая субстантивная метафора созданная на основе приема овеществления (отношение неживое – неживое) – тучи, облака уподобляются “розовым завесам” по цвету и функции.
3. “яснеет холод” – простая речевая глагольная метафора на основе овеществления (отношение неживое - неживое) созданная на основе сходства впечатлений. Смысл этой метафоры раскрывается через следующую.
4. “холод… небес” – по структуре – простая, по семантике – языковая, по части речи – субстантивная метафора созданная с помощью приема овеществления (отношение неживое - неживое) на основе сходства сложных ассоциаций.
Так с помощью многоступенчатой метафоры, Кузмин создает прекрасный образ заката.
Еще один пример олицетворения в глагольной метафоре:
Без тревоги те дороги,
Где идет сама любовь.[13,C.35].
Однако особо часто М.Кузмин при метафоризации использует глагол бежать: ”Море…То бежит к земле то нет” [13,C.35], “пароход
бежит” [13,С.28], “берега бегут” [13,С.28], “кровь бежит” [13,С.169]. Последняя метафора – языковая (стертая), не ощущается как стилистический прием.
Как справедливо отмечает Н.Г.Мед: “Глагол конкретного физического действия в нормативном употреблении подразумевает наличие одушевленного объекта” [6,С205]. У М.Кузмина употребление глаголов со значением физических действий также расширяет образную сферу произведений: “Как жадно пил я кубок томных нег” [13,С.34]. В данном отрывке заключено несколько метафор:
1. “кубок томных нег” – по структуре простая (многословная), по семантике – речевая, по части речи – субстантивная метафора, созданная с помощью приема овеществления (отношение неживое – неживое) Любовь уподобляется “кубку томных нег” на основе возникновения сложных ассоциаций.
2. “пил я кубок томных нег” – по структуре – простая, по семантике – речевая, по части речи – глагольная метафора. Являясь в данном контексте синонимом глаголов “испытывать”, “знать по опыту”, глагол “пить” помогает достичь яркого поэтического образа, кроме того, помогает ощутить эмоциональный эффект данной метафоры: именно пить кубок томных нег, т.е. наслаждаться в полной мере, получать удовольствие от любви. Тем тяжелее, когда любовь проходит.
Глаголы состояния также способствуют созданию образов, предметов и явлений действительности: “стоит… тележка” [13,С.25], “сердце,
ныло” [13,С.37], “кости спали” [13,С.92], “сердце… не понимало” [13,С.169]. М.Кузмин широко и более часто, чем субстантивную метафору, использует глагольную.
Важно также отметить, что “возможности метафоризации не безграничны, связь с метафоризируемым словом в любом случае должна быть мотивирована” [6,С203].
На необходимость наличия общей черты сравниваемых понятий указывает и И.В.Арнольд. У Кузмина объективное сходство между предметами состоит в таких свойствах:
1. цвет – “вишен спелых сладостный агат” [13,С.22], “бор чернел” [13,С.37];
2. форма – “разрывы туч” [13,С.28], “губ разрез” [13,С.22], “гроздья ль темные кудрей” [13,С.35];
3. звук – “плакал соловей” [13,С.96], “звенит полет… стрекоз” [13,С.172], “визжат коньки” [13,С.172], “визг полозьев” [13,С.285];