Кроме перечисленных движений сельского и смешанного сельско‑городского характера, имели место и многочисленные возмущения трудящейся бедноты и ремесленников то в том, то в другом городе во всех частях Франции. Не проходило года без нескольких извержений таких вулканов.
Поводами для восстаний городского плебейства опять‑таки чаще всего были какие-либо налоговые нововведения, затрагивавшие отдельные профессии или большинство трудового населения, нередко и более зажиточный слой. Эти фискальные новшества или вымогательства военщины служили последним толчком, переполнявшим чашу терпения. Толпы громили налоговые конторы, расправлялись со сборщиками и откупщиками, с "подозрительными", с защитниками порядка, в том числе с представителями центральной власти. Подчас они кричали "да здравствует король без налогов", а были случаи (в 1630 году), когда топтали и рвали портреты Людовика XIII, в Дижоне портрет короля был сожжен. Как правило, с восставшими после некоторых колебаний расправлялась вооруженная милиция зажиточных горожан, иногда с участием окрестных дворян, а то и лиц духовного звания, а также местные гарнизоны и воинские части. Впрочем, случалось, что дело оканчивалось прощением: по поводу антиналогового восстания "мелкого люда" в Байонне в 1641 году Ришелье давал инструкцию" "Жители весьма виновны и заслуживают наказания, но настоящее время не позволяет и думать об этом".
Важнейшей задачей абсолютизма и господствовавшего дворянского класса было всемерно содействовать восстановления и укреплению католической веры. Это было условием всеобщего послушания и терпения. Проповеди приходских священников были основным каналом общественного воспитания неграмотного населения, даже и его информирования о политических событиях и об издаваемых законах. Однако в первой половине XVII века распространителями новостей и некоторых независимых мыслей стали (сначала в Шампани, вслед и в других провинциях) разносчики по городским домам и кварталам, по бургам (селам) и деревням грошовых брошюрок, примитивно отпечатанных книжонок, которые какой‑нибудь грамотей вечерами читал вслух соседям и домочадцам у камина. Тут бывали сказки и предания, хозяйственные сведения и колдовские рецепты, религиозные и светские песни, исторические и любовные романы, рассказы о жизни королей, знати, знаменитых разбойников и многое другое. Народ имел свою фольклорную и эстетическую традицию, свои праздники, игры, представления.
Высоко над этой духовной жизнью простого народа возвышалась культура двора и знати, образованных кругов дворянства и буржуазии.
Ришелье уделял большое внимание науке и культуре, считая, однако, необходимым держать их под неусыпным надзором государства, следя за тем, чтоб они не пошли по нежелательному направлению и не распространились в народе: по его мнению, "подобно тому, как было бы чудовищным тело, имеющее глаза на всех своих частях, так было бы чудовищным государство, если бы все его подданные были образованными". Он полагал, что "нужные государству солдаты лучше воспитываются в грубости невежества, чем в утонченности науки". При этом, "если бы знания профанировались среди всевозможных умников, в государстве появилось бы больше людей, способных высказывать сомнения, чем людей, способных их разрешать, и многие оказались бы более склонны противостоять истинам, чем защищать их". Поэтому, пишет он, "в хорошо устроенном государстве должно быть больше мастеров механических искусств (maitres ès arts mècaniques – искусных ремесленников), чем мэтров свободных искусств (maitres ès arts liberaux)". Покровительствуя писателям и поэтам, подчиняющим свое творчество задачам его политики, Ришелье беспощадно преследовал тех, кто хотел оставаться независимым. Так, милостями был осыпан поэт Шаплен (одновременно получавший пенсию от Лонгвиля), но свободомыслящий писатель Теофиль де Вио (1596–1626)) по обвинению в атеизме был приговорен к сожжению на костре (приговор был смягчен, и Вио умер в изгнании).
Ришелье организовал Французскую академию, куда вошли нужные ему писатели во главе с Шапленом; и, когда Пьер Корнель (1606–1684) написал трагикомедию "Сид", не отвечавшую требованиям Ришелье, академики осудили пьесу, до настоящего времени признаваемую шедевром французской драматургии. Корнель извлек урок из судьбы "Сида", и следующая его трагедия "Гораций!, заслужила одобрение властей выраженной в ней апологией "государственного интереса", побеждающего личные чувства.
При Ришелье с 1631 года начала выходить первая газета Франции "Gazette de France", являвшейся пропагандистом его внутренней и международной политики, причем сам он писал для нее статьи и отбирал материалы, подлежащие публикации.
Но отнюдь не с помощью Ришелье – напротив, вопреки идейному гнету абсолютизма, – достигла своей вершины французская мысль того времени: после первых четырех лет правления Ришелье, в 1628 году, покинул родину еще молодым и переселился в Голландию великий ученый и философ Рене Декарт (1596–1649). Он не был политическим эмигрантом, но до смерти кардинала ни разу не навестил родину. Однако именно от стал олицетворением гения французского народа и его гордостью. Франция Ришелье и Франция Декарта несовместимы, тот и другой были воплощением противоположных начал.
АННА АВСТРИЙСКАЯ И МАЗРИНИ (1643–1661)
Когда умер Ришелье (4 декабря 1642), во Франции можно было ожидать внезапной решительной реакции против политики кардинала, как внешней, так и внутренней. Касательно внешней политики такое мнение было совершенно ошибочным, как это ясно доказали вестфальские мирные договоры. Но внутренняя политика совершенно изменилась. Последствием смерти кардинала было ослабление монархической власти, которая с каждым голом становилась все более бессильной, до той минуты, когда едва не была доведена междоусобными войнами до полного упадка.
Итальянец Джулио Мазарини не отличавшийся знатностью происхождения, оказался в ранней молодости на службе у папы и поступил в 1639 году на службу к французскому правительству. Через несколько лет благодаря целому ряду присущих ему качеств он достиг довольно высокого положения. Он приобрел расположение Анны Австрийской, доверие Ришелье. Причем последний предоставил ему звание кардинала и перед смертью просил назначить его своим преемником. Людовик XIII последовал этому совету и назначил Мазарини членом королевского совета в декабре 1642 года. Но Мазарини желал занимать в совете первое место. Зная, что королю жить осталось недолго, он постарался приобрести влиятельных друзей и избавиться от опасных соперников.
Чувствуя приближение смерти король 20 апреля 1643 года созвал нечто вроде семейного совета. Королевскую корону он оставлял в наследство ребенку, которому было только 4,5 года. Анна Австрийская была назначена регентшей, но король ограничил ей правление следующими условиями в завещании: она пользовалась только номинальной властью, не могла постановить никаких важных решений без одобрения совета, члены которого были назначены королем. Анна Австрийская согласилась на все условия, Мазарини заверил ее, что будет втайне отстаивать только ее интересы.
Лишь только умер Людовик XIII (14 мая 1643 года), его приказания остались без исполнения. Мазарини хотел, чтобы регентше была предоставлена власть безо всяких ограничений, ибо он был уверен, что эта власть всецело перейдет в его руки. Умело воспользовавшись тем обстоятельствам, что интересы герцога Орлеанского и принца Конце сталкивались между собой, так как каждый претендовал на власть, Мазарини уговорил обоих отказаться от прав, предоставленных завещанием короля (по которому герцогу Орлеанскому предоставлялся титул королевского наместника во время отсутствия королевы на совете, а принцу Конде – тот же титул в случае отсутствия герцога Орлеанского).
18 мая 1643 года на торжественном заседании парламента герцог Орлеанский и принц Конде обратились к парламенту с предложением предоставить регентше власть без ограничений. Парламент отменил завещание покойного короля. Совет регентства сделался простым совещательным комитетом, а Анна Австрийская сделалась правительницей государства. Первым министром был назначен Мазарини. Он подобно Ришелье дожил до такого дня, когда все противники остались в дураках.
Мазарини, этот ловкий выскочка стал пользоваться своим невероятным счастьем с большой скромностью. Он был кроток, любезен, приветлив, щедр, всех осыпал ласками и наградами, в особенности обещаниями, приказал возвратить свободу государственным преступникам, открыл доступ ко двору бывшим врагам Ришелье, среди которых было немало его собственных врагов. Королева, подчиняясь его советам, раздавала деньги без всякого счета. В первые годы регентства совершенно опустела казна.
Мазарини скоро удалил из королевского совета обоих Ле Бутиллье, начавших внушать ему беспокойство. Он назначил членом этого совета Ломени де Бриенна, который был чем‑то в роде приказчика; заведование финансами он только номинально возложил на двух суперинтендантов (Бельёля и д'Аво), а в сущности поручил его неразборчивому на средства аферисту Партичелли д'Эмери, на преданность которого мог полагаться.
Бофор и все Вандомы были до крайности раздражены против "негодяя", который водил их за нос. Бофор и его друзья стали распускать разные слухи о взаимной сердечной привязанности между королевой и Мазарини. Бофор даже задумал убить Мазарини га городской улице, но кардинал скоро узнал об этом замысле; Бофор был арестован и отправлен в венсенскую тюрьму. Мазарини и в самом деле внушал королеве такую сильную привязанность, что по его требованию она даже согласилась удалить от двора трех придворных дам, которые позволяли себе дурно говорить о первом министре.