Он хочет уничтожить русскую державу потому, что в случае успеха надеется отозвать с Востока главные силы своей армии и авиации и бросить их на наш остров, который, как ему известно, он должен завоевать, или же ему придется понести кару за свои преступления. Его вторжение в Россию - это лишь прелюдия к попытке вторжения на Британские острова. Он, несомненно, надеется, что все это можно будет осуществить до наступления зимы и что он сможет сокрушить Великобританию прежде, чем вмешаются флот и авиация Соединенных, Штатов. Он надеется, что сможет снова повторить в большем масштабе, чем когда-либо, тот процесс уничтожения своих врагов поодиночке, благодаря которому он так долго преуспевал и процветал, и что затем будет расчищена сцена для последнего акта, без которого были бы тщетны все его завоевания, а именно для покорения своей воле и подчинения своей системе Западного полушария.
Поэтому опасность, угрожающая России, - это опасность, грозящая нам и Соединенным, Штатам, точно так же как дело каждого русского, сражающегося за свой очаг и дом, - это дело свободных людей и свободных народов во всех уголках земного шара. Усвоим же уроки, уже преподанные нам столь горьким опытом. Удвоим свои усилия и будем бороться сообща, сколько хватит сил и жизни...
Это заявление имеет большое принципиальное значение. Черчилль не только публично, на весь мир провозгласил, что по-прежнему остается последовательным врагом существующего в СССР общественного строя. Он сформулировал своеобразную программу своей деятельности в рамках намечавшегося союза с СССР. Тем самым он успокоил реакционные элементы в Англии и США насчет характера его политики в отношении Советского Союза. Разумеется, эта позиция английского премьер-министра не могла не осложнить установление союзных отношений с СССР. Противоречие между готовностью Черчилля вступить в союз с СССР и намерением и впредь занимать враждебную позицию в отношении существующего в Советском Союзе общественного строя дало себя знать в полной мере в антигитлеровской коалиции, в которой руководимое Черчиллем английское правительство сыграло важную роль.
Вступление Советского Союза в войну сулило Англии значительное ослабление «германской военной машины».[16]
Как советские, так и английские историки единодушны в том, что официальные круги в Англии летом 1941 г. были убеждены в неминуемом поражении Советского Союза. Вступление Советского Союза в войну радикальным образом изменило мировую обстановку. В августе 1941 г., Черчилль встретился с Рузвельтом, чтобы наметить совместную линию поведения в новых условиях. Открылось первое за войну совещание президента США и премьер-министра Черчилля.
На совещании было решено оказать помощь СССР поставками вооружения и стратегического сырья. Однако это решение было принято лишь в принципе, и его реализация зависела от дальнейшего хода борьбы на советско-германском фронте.
Вопрос открытия второго фронта
Советское правительство неоднократно ставило вопрос об открытии второго фронта Европе вначале в 1941г., а затем в 1942 г. Черчилль упорно отказался удовлетворить это справедливое требование. Несколько иначе смотрели на эту проблему второго фронта американские руководители. В силу ряда причин они высказывались за то, чтобы второй фронт был открыт в 1942г. В апреле 1942 г. Личный представитель президента США прибыл Лондон и обсудил с Черчиллем проблему высадки в западной Европе. Была достигнута договоренность, что в 1942 г. Будет осуществлена высадка на материке небольших англо-американских сил, а в 1943 г. Последует вторжение мощных сил.
В июле 1942 г. Черчилль и Рузвельт без участия Советского правительства пересмотрели свое обязательство об открытии второго фронта. Вместо высадки в Европе они решили предпринять в 1942 г. вторжение в Северную Африку. Это было грубейшим нарушением союзнических обязательств перед СССР, и Черчилль очень беспокоился по поводу того, как будет реагировать на такое решение своих союзников Советское правительство.
В Москве Черчилль пытался убедить Советское правительство, во-первых, в том, что Англия не в состоянии открыть второй фронт в текущем 1942 г., и, во-вторых, в том, что Англия и не брала на себя такого обязательства (при этом он ссылался на памятную записку, врученную им в свое время наркому иностранных дел). Черчилля не смущало, что в англо-советском коммюнике от 11 июня 1942 г. было твердо зафиксировано обязательство Англии на этот счет и что сам его приезд в Москву для оправданий перед Советским правительством лишь подтверждал как существование обязательства об открытии второго фронта в 1942 г., так и нарушение его Англией, а также и США.
В конце 1942 — начале 1943 г. было еще очень далеко до победы над Германией, не говоря уже о победе над Японией. Огромный размах сражений на советско-германском фронте убеждал Черчилля, насколько важно для Англии сохранить союз с СССР. Без этого о победе и думать было нечего. После Сталинграда Черчилль и его правительство особенно настойчиво старались переложить на Советский Союз максимум жертв и тягот войны. Одновременно они форсировали выработку участниками антигитлеровской коалиции основ послевоенного мирного урегулирования, стремясь заранее связать Советский Союз в этом отношении.
Правительство Черчилля продолжало нарушать свои обязательства по открытию второго фронта. В Москве в августе 1942 г. Черчилль заверил Советское правительство, что второй фронт будет открыт в 1943 г. Его заверения оказались чистейшим обманом. Узнав об этом, правительство СССР заявило энергичный протест. Неоднократное нарушение Англией и США обязательств о втором фронте, указало оно, ставит вопрос «о сохранении... доверия к союзникам»[17].
Советские руководители тщательно анализировали слова и дела Черчилля, стремясь установить его истинные намерения и цели, и приходили к неутешительным выводам. И. В. Сталин в письме послу СССР в Лондоне в октябре 1942 г. писал: «У нас у всех в Москве создается впечатление, что Черчилль держит курс на поражение СССР. Без такого предположения трудно объяснить поведение Черчилля по вопросу о втором фронте в Европе, по вопросу о поставках вооружения для СССР... по вопросу о систематической бомбежке англичанами Берлина в течение сентября, которую провозгласил Черчилль в Москве и которую он не выполнил ни на йоту, несмотря на то, что он безусловно мог это выполнить».[18]
После битвы на Курской дуге летом 1943 г. был окончательно закреплен перелом в ходе мировой войны и Красная Армия начала неудержимый марш на запад, изгоняя захватчиков с собственной территории и неся свободу народам Европы.
Такой поворот событий поставил вопрос о втором фронте в иную плоскость.[19] По мере продвижения советских войск на запад политики Лондона и Вашингтона постепенно приходили к мысли, что им надо поторопиться со вторым фронтом, и не столько чтобы помочь своему советскому союзнику, сколько чтобы ввести свои войска в Западную Европу до того, как она будет освобождена Красной Армией.
Поэтому на состоявшейся в конце ноября 1943 г. в Тегеране конференции глав трех государств — СССР, США и Англии было принято окончательное решение о вторжении англо-американских войск в Западную Европу в мае 1944 г.
Англо-польские отношения
Особую заботу Черчилля составляло будущее Польши. Находившееся в Лондоне польское правительство было реакционным и более враждебным Советскому Союзу, чем любое другое эмигрантское правительство. Лондонские поляки считали Советский Союз большим врагом, чем гитлеровскую Германию. Польское эмигрантское правительство было озабочено не столько ведением войны против Германии, сколько тем, как бы после ее окончания вновь захватить Западную Белоруссию и Западную Украину, которые в свое время Польша отторгла от Советской России, пользуясь ее временной слабостью и поддержкой империалистических держав, и которые в 1939 г. воссоединились с народами Советского Союза в одном государстве.
Правительство Черчилля поддерживало эти территориальные претензии польской эмиграции. Черчиллю нужна была не просто сильная Польша. Он пишет, что все годы между первой и второй мировыми войнами «Польша была авангардом антибольшевизма». Вот такую Польшу он и хотел возродить после второй мировой войны.
К началу 1943 г. обстановка на фронтах сложилась таким образом, что Черчилль понял всю безнадежность попыток отторжения от СССР Западной Белоруссии и Западной Украины. Это заставило его согласиться на установление границы между СССР и Польшей по так называемой линии Керзона, которая еще во время Парижской мирной конференции 1919 г. была предложена английским министром иностранных дел как справедливая граница между Советской Россией и Польшей.
На Тегеранской конференции в конце 1943 г. Черчилль предложил принять по польскому вопросу решение, гласившее:
«Очаг польского государства и народа должен быть расположен между так называемой линией Керзона и линией реки Одер с включением в состав Польши Восточной Пруссии и Оппельнской провинции».[20] Сталин и Рузвельт приняли это предложение. Однако достаточно было эмигрантскому польскому правительству заявить свои возражения, и Черчилль отказался от данного им в Тегеране слова.
В конце войны Черчилль усилил активность в польском вопросе. Он даже предложил Советскому правительству поставить освобождаемые Красной Армией территории Западной Украины и Западной Белоруссии под контроль представителей Объединенных Наций. По этому поводу Сталин писал Черчиллю: «Такие поползновения мы не можем принять к обсуждению, ибо даже саму постановку такого вопроса, считаем оскорбительной для Советского Союза». [21]