Смекни!
smekni.com

Н. С. Лесков «Многое мною написанное мне действительно неприятно, но лжи там нет нигде, я всегда и везде был прям и искренен…» (стр. 3 из 10)

Несмотря на то что Чернышевский не имел возмож­ности рассказать подробно о тех сторонах жизни, в ко­торых Рахметов был «главным действующим лицом», ему все-таки удалось воссоздать морально-психологический облик революционера, познакомить с его социальными, идеологическими, нравственно-этическими представлени­ями. Разумеется, все это достигается особыми путями художественного обобщения, в котором исчезают исто­рически конкретные имена и события, а иносказание служит средством воссоздания таинственной, скрытой от глаз «просвещенных людей» «подземной» деятельности Рахметова.

Художественное воздействие на читателя осу­ществлялось разными путями, среди них: вмешательство рассказчика в повествование (раздел XXXI «Беседа с проницательным читателем и изгнание его» и др.), мно­гозначное использование художественного (событийного) времени допускают возможность представить два вари­анта деятельности Рахметова в период с 1859 по 1861 год (за границей и в русских условиях), символическое срав­нение героя с бурлацким вожаком Никитушкой Ломовым.

Помимо этого, в роман введены намеренно гротескные, на первый взгляд неправдоподобные эпизоды из жизни Рах­метова: знаменитая «проба» и «романическая история» со спасенной молодой вдовой (отказ автора от любовной интриги в изображении профессионального революционе­ра); в своем изложении повествователь мог неожиданно перейти от полулегендарного высокого стиля рассказов и слухов о господине «очень редкой породы», «цвете лучших людей», «соль соли земли» к житейски-бытовой сценке беседы теперь «хитрого», «милого», «веселого че­ловека» с Верой Павловной (раздел XXX третьей главы).

В «рахметовских» частях романа впервые представ­лены новые сюжетные ситуации, которые станут ведущими в структуре последующих произведений 60—80-х годов о профессиональных революционерах: композиционный принцип «хождения в народ», жизнь политического де­ятеля в эмиграции.

В «пространственную» сферу романа входят Петербург и Москва, поволжские города и центральные области России, Вена и Мюнхен, Швейцария и Франция, Англия и Североамериканские штаты. Такова и география рево­люционных контактов шестидесятников Чернышевского, которые вовлечены в орбиту всемирной истории. Место действия из традиционных для русской литературы бель­этажей и подвалов переносится в обновленную трудом человека местность, в «дом, который великолепнее дворцов».

Историко-временные ориентиры романа заметно вы­деляются в сценах, относящихся к прошлому: жизнь «прошлого» мира Сторешниковых и Розальских, прояв­ления умственного кругозора «проницательного читателя» и «просвещенного мужа»; в разделах, где намечены ростки будущего в настоящем: процесс духовного новообращения героини, деятельность трудовых ассоциаций, революционная практика «особенных людей» — и, наконец, в не­посредственном переносе действия в будущее: «Перемена декораций»; «Четвертый сон Веры Павловны». Диалек­тическая взаимосвязь трех временных категорий, опре­деляя динамику и направление сюжетного действия, опи­рается на эстетическое кредо автора «Эстетических от­ношений искусства к действительности», который включал в понятие действительности «не только настоящее, но и прошедшее и будущее, насколько оно приготовляется настоящим». Эта связь будущего с настоящим и выражает оригинальность реалистического метода создателя «Что делать?», художественно ассимилирующего традиционные романтико-утопические представления в более усложнен­ном реалистическом ключе

Судьбу человечества прогнозировали веками: от биб­лейских пророчеств о «конце мира» до трудов социалис­тов-утопистов, начиная с Т. Мора и Т. Кампанеллы и кончая Р. Оуэном, Ш. Фурье и К. Сен-Симоном. Рах­метов внимательно знакомится с апокалипсическими про­рочествами Даниила и Иоанна в трактовке Ньютона. Портрет Р. Оуэна висит в комнате Лопухова. Автор «Что делать?» принципиально противопоставляет библейской мрачной судьбе человечества светлую мечту своих героев о торжестве социалистических идеалов.

В «Четвертом сне Веры Павловны» Чернышевский сумел нарисовать панораму преобразованной трудом и разумом человека природы, рассказать о торжестве ос­вобожденного труда, гармонии человеческих отношений, идеале всесторонне развитой личности. Но он трезво сознавал, что социалистическая мечта героини его рома­на — дело далекого будущего, хотя подступы к ее осу­ществлению он довольно четко связывал с революцией. Перемена общественных «декораций», прогнозируемая ав­тором в последней главе, должна, по Чернышевскому, привести к крупным демократическим преобразованиям в стране. Однако и она знаменует лишь начало длитель­ного пути, освещение которого не входило в замысел романиста. О том, что на пути к светлому будущему могут возникнуть свои сложности и затруднения, свидетель­ствуют предостережения самого же Чернышевского, когда он, уже находясь в сибирской ссылке, в рассказе «Кормило Кормчему» представит читателю трагическую историю изобретения Пожирателя Книг, попавшего в руки «гяуров». Однако, допуская возможность трагического варианта судьбы человечества, при условии, если «чертежи Эвергета» попадут к угнетателям, Чернышевский все-таки остается оптимистом: «Сильный оружием вскоре разо­рится».

В изображении общества будущего перед автором «Что делать?» вставали и чисто творческие сложности, так как, будучи теоретиком-экономистом, он знал, что «тех­нические подробности никогда не определяются предше­ствующею теориею, они даются практикою...» (IV, 741). Но знал и другой закон, закон эстетики, по которому «искусство выражает идею не отвлеченными понятиями, а живым индивидуальным фактом» (II, 82). Поэтому писатель так смело шел на «регламентацию подроб­ностей».

Как последовательный революционер, Чернышевский в романе "Что делать?" ориентировался (и ориентировал читателя) на оптимальную возможность. Даже в том случае, считал он, если достаточно массового крестьянского движения не возникнет, деятельность "чисто народного меньшинства" - революционной демократии - исторически будет не бесплодной, потому что именно она толкает правительственных реформаторов на осуществление и углубление реформ.

Первый роман Чернышевского принадлежит к числу тех произведений русской литературы, которые оказали особенно глубокое и длительное влияние на умы современников. Это вынуждена была констатировать даже реакционная критика. Катков писал в 1879 г. в статье, специально посвященной роману Чернышевского: "Автор "Что делать?" в своем роде пророк. Многое, что представлялось ему как греза, совершилось воочию: новые люди разошлись или сами собою, или разосланы на казенный счет по градам и весям, тщатся на практике осуществить уроки учителя, далеко превзойдя его надежды <...> Этот тип разросся страшно, и Маниловы нигилизма составляют теперь главную часть нашей интеллигенции. Куда ни посмотришь, везде Лопуховы, Кирсановы и Веры Павловны".

Эти наблюдения свидетельствуют, что принципы организации трудовых ассоциа­ций стали уже доступными лучшей части разночинной интелли­генции 60-х годов XIX века. Социалистический идеал в миросо­зерцании шестидесятников (пусть даже в утопическом вариан­те!)— это реальность, а не фантастика. Гипотетический подсчет прибылей, которые получает каждая швея от мастерской, и вы­год от совместной жизни и общего хозяйства —- это операция «реальных», «живых» людей, знающих, что делать, во имя чего жить. Метод мысленного эксперимента уже отстранен от авто­ра, он вошел в мироощущение, стал реальной приметой интеллектуальных достижений «новых людей».

После реалистического опи­сания швейной мастерской Веры Павловны, энергичную работу по улучшению жизни нуждающихся женщин провел кружок Марии Васильевны Трубниковой. В 1869 году было основано «Общество дешевых квартир и дру­гих пособий нуждающимся жителям» Петербурга. «Общество» сначала снимало для своих клиентов квартиры в разных частях города, но затем на деньги, вырученные от лотереи, был куплен дом, в который перевели всех бедняков. Тогда же «Общество» получило возможность приступить к выполнению заветного же­лания своего — устройства школы для детей и швейной мастер­ской, где жильцы могли бы получать и выполнять работы и ку­да также могли бы приходить посторонние швеи и выполнять собственную работу на предоставляемых им бесплатно швейных машинах.

В мастерской особенно энергично работала Н. В. Стасова, стараниями которой был вскоре получен большой заказ от ин­тендантства, надолго обеспечивший ее работой. В школе препо­давание велось сначала членами «Общества», а затем пригла­шенными для этой цели учительницами.

В воспоминаниях об этой деятельности женских организаций утверждается, что кружок М. В. Трубниковой, начав свою об­щественную деятельность с филантропии, затем «эволюционизировал, отражая влияние других, часто более радикальных кругов, например кружка Чернышевского (общества «Земля и воля»), с которым лично Мария Васильевна была непосредст­венно связана через своих друзей, братьев Николая и Александ­ра Серно-Соловьевичей, и к которым ее влекли собственные демократические и антимонархические тенденции».

Интересно вспомнить еще одну попытку кружка М. В. Труб­никовой создать «Общество женского труда». Эти сведения расширяют наши представления об эпохе 60-х годов и лишний раз свидетельствуют о больших трудностях, стоявших перед энтузиастами женского движения. «Общество» было задумано с широкими планами. Оно должно иметь право заводить раз­личные мастерские: швейные, переплетные, конторы для пере­водов и изданий детских и научных книг.

В правительственных сферах отнеслись подозрительно к ини­циативе передовых женщин, было предъявлено требование, чтобы правление непременно состояло из лиц, проверенных и рекомендованных правительством. Государственные «просве­щенные мужи» оказались верными себе...