В романе большое внимание уделяется спросу кутил на красивых женщин, где спрос – там и предложение. В городах существовало множество увеселительных заведений, которые иносказательно именовались домами «прекрасной весны», были даже особые кварталы – «пещеры дымных цветов» («дымные цветы» – образ певичек-гетер, которые там обитали). Казалось бы, эти женщины должны были быть вдвойне бесправны: во-первых, в силу всеобщего «условного» бесправия всех женщин (кроме, разумеется, жен наиболее высокопоставленных чиновников и членов императорской семьи ), а во-вторых – по причине низкого статуса своей профессии. Однако, судя по роману, если куртизанке выпадала удача найти богатого и влиятельного клиента, то в его лице она могла получить, кроме дарителя дорогих подарков и источника дохода в целом, еще и покровителя (Симынь, например, укрывал в своем доме Ли Гуй-цзе, когда ей грозило серьезное судебное разбирательство в Восточной столице, а затем использовал свои связи для того, чтобы ее вычеркнули из списка обвиняемых), а порой и мужа – тот же Симынь Цин женился на певичке из веселого дома Ли Цзяо-эр.
Можно заметить, что проституция была в целом точным слепком городского общества: отдельные куртизанки, имевшие успех в высшем свете, жили в роскоши; рядовые жрицы любви влачили полуголодное существование, обслуживая таких же бедняков, не имевших денег на женитьбу.
В определении судьбы многих женщин в романе играли свахи, шла ли речь о поисках мужчиной жены, подыскивала ли хозяйка дома служанок, или же очередной гуляка горел желанием познакомиться с приглянувшейся красавицей: всем этим занимались свахи. Одна из них – старуха Ван, появляется в самом начале романа, когда за деньги помогает Симыню сойтись с Цзинь Лян, в конце повествования ее же пытается сосватать в жены любому, кто согласиться заплатить крупную сумму в сто лянов серебра. Профессиональные качества опытной сводни включают хитрость, изворотливость, смекалку, угодливость - полное отсутствие моральных устоев плюс широкая информированность о конъюнктуре своего специфического рынка.
Немалая роль в «Цзинь, Пхин, Мэй» отводится буддистским и даосским монахам. Дело в том, что внутри и вокруг крупнейших городов империи имелись десятки монастырей и сотни кумирен. В старом Китае монастыри, помимо прочего, соединяли в себе функции ростовщической конторы, ломбарда: настоятель Жэнь превратил обитель святого Яна в лавку, буквально захламленную от нераспроданных пожертвований, выручку от реализации оставлял себе. Монахи извлекали доходы и множеством других законных и незаконных способов – розыгрышем лотерей, отливкой фальшивой монеты, продажей талисманов, сдачей в наем жилья: монах «Обители Лазоревых блаков» Ши Бо-цай ( «был он, надобно сказать, человеком непутевым, хотя и состоял в учениках самого настоятеля храма. Жадный до денег и падкий на женщин, он никогда не упускал возможности совершить непотребное дело.»[8] ) в самом храме давал приют банде некоего Ннь Тянь-си, и сам принимал участие в его бесчинствах. Одним из любимых занятий монахов было ходить по домам и за небольшую мзду учить обывателей, как отвратить грозящую беду. Монахини часто упрекаются в сводничестве и подстрекательстве конфликтов, на которых они же и наживались впоследствие, стараясь опередить своих конкурирующих своих «коллег»: монахиня Сюэ сначала втирается в доверие к Юэ-нян, продает ей зелье и амулеты для «укрепления плода», опередив в этом выгодном деле монахиню Ван; после чего тем же способом зарабатывает на желании Цзинь Лян вернуть былую любовь мужа, родив ему ребенка. Вот как про их братию говорит Ланлиньский насмешник: «У них только вид инокинь, а нутро распутниц. Греховницы, отвергли обет и воздержание, потеряли стыд и совесть и погрязли в пороках. Лицемерно проповедуя милосердие и сострадание, они жаждут корысти и плотских утех. Что им до грядущего возмездия и перерождений, когда они заворожены мирскими удовольствиями и соблазнами! Они умеют обмануть обиженных судьбою девиц скромного достатка и тронуть за душу чувствительных жен богачей. В передние двери они впускают жертвователей и попечителей с дарами а из задних дверей выбрасывают своих новорожденных младенцев.»[9]
Одним из заметных элементов уличной стихии были городские люмпены – «работные люди» (кули), бродячие поденщики, знахари, артисты, и прочая «голь перекатная», которую в Китае называли «людьми рек и озер» (цзянху). Имелись и бандитские шайки, державшие под контролем отдельные улицы и кварталы. Члены шаек называли друг друга «братьями», своих вожаков - «дедами» и собирались обычно в какой-нибудь чайной, которая на воровском жаргоне звалась «пристанью».[10] Примером таких «братьев» в романе могут служить Лу Хуа по кличке Змея подколодная и Чжан Шэн Загнанная крыса, которые по с охотой выполнили просьбу Симынь Цина расквитаться с новым мужем Пин-эр Чжу-шаня: эти двое избили его и подставили в управе, обвинив в неуплате долга. Еще один пример - ранее упомянутая банда Инь Тяньси, которая представляла собой группу вооруженных луками и самострелами бездельников, которые только тем и занимались, что совершали грабежи и убийства.
Картина социального расслоения городского общества представляется чрезвычайно пестрой и неоднородной. Насколько парадный облик китайского города определяли высокомерные чиновники и утопавшие в роскоши купцы, настолько же в своем будничном, неприкрашенном виде город представал скоплением задавленных нуждой людей.
1.2 Управление городом
В XVI веке административное деление Китайской империи выглядело следующим образом: существовали два столичных округа, тринадцать провинций и многочисленные уезды.
Провинциальная администрация состояла из трех частей: регулярных чиновников, войсковых командиров и цензоров, контролировавших тех и других. Цензоры, регулярно приезжавшие с инспекцией, были связующим звеном между провинцией и уездом, который в свою очередь подчинялся уездному правителю и военным чиновникам управы.
К минской эпохе имперская бюрократия Китая подошла во всеоружии своего полуторатысячелетнего опыта: штатное расписание ведомств, обязанности и сфера компетенции служащих, критерии классификации чиновников — все было разработано в уложениях империи с безукоризненной скрупулезностью. Бесспорно, одним из самых оригинальных достижений китайской политической культуры было убеждение, что на государственную службу следует отбирать не по знатности происхождения, а по личным способностям, и что делать это лучше всего посредством общегосударственных экзаменационных испытаний, система сдачи которых к описываемой эпохе была уже давно устоявшейся. Осуществлялась она на уровне уездов и провинций, а успешная их сдача стала условием допущения к экзаменам при императорском дворе. Восхождение по карьерной лестнице таким путем требует многих лет тщательной подготовки. Однако, герои Ланьлинского насмешника, не проявляя склонности к самоистязанию длительным обучением, с легкостью получают чины и почести с помощью денег и связей. Симынь Цин обзавелся ими, ссужая чиновников деньгами под большие проценты, и нужно заметить, что в XVI веке такая деятельность была весьма распространена.
Хотя еще в первой половине Минской эры торговцы редко упоминались государственными чиновниками в периодически выпускающихся местных бюллетенях. Им было вполне достаточно собственных средств, чтобы финансировать проводимые на местах общественные работы. Однако же во второй половине Минской эпохи у чиновников вошло в обычай прибегать к помощи купечества для финансирования большого количества проектов — например, строительства мостов, и организации школ, где отпрыскам высокопоставленных землевладельцев преподавался конфуцианский канон. Начиная с этого момента, в бюллетенях постоянно упоминается о торговом сословии, часто в сопровождении хвалебных эпитетов, так как их вклад в экономическое развитие страны среди прочего предоставлял дополнительные средства для государственных нужд[11].
Зависимость чиновничества от купеческой прибыли еще более увеличилось, когда оно было де-факто утверждено государством в середине Минской эры. Цю Цзюнь (1420—1495), чиновник из провинции Хайнань, утверждал, что государству следует вмешиваться в коммерцию лишь в случаях затяжного кризиса, и что и что по состоянию товарооборота можно судить о силе и богатстве нации. Государство стало следовать этому принципу в середине Минской эры, разрешив купцам заниматься добычей и продажей соли, бывшим ранее прерогативой государства. Этот процесс проходил постепенно, купцы получали разрешение на соляную торговлю, в обмен на транспортировку зерна к северной границе, где оно требовалось для постоянного снабжения стоящих там гарнизонов. В том была и дополнительная выгода — купцы оплачивали серебром разрешение на соляную торговлю, тем самым повышая казенный доход.[12] Предприимчивый Симынь не упустил и эту возможность обогатиться.
Таким образом, на основе финансовых операций наиболее зажиточные торговцы приблизили себя к власти. Кроме того ( а отчасти связи с этим ), коррупция приобрела огромные масштабы, в романе многократно иллюстрируется, как Симынь Цин использует связи и деньги для достижения своих целей: например, желая получить чин, он за полгода готовил роскошные подношения на день рождения императорскому наставнику Цаю. Чего там только не было: «Ослепительно горели золотые кувшины и нефритовые чарки. Блистали белизною бессмертных серебряные изваяния. Сколько в них уменья и труда искусных мастеров! Умельцев на редкость филигранная работа! Расшиты змеями, драконами парчовые халаты. Так ярки и пестры – в глазах рябит. Переливается золотом и бирюзою атлас нанкинский. Обилье яств изысканных и тонких вин. Все в безупречной упаковке и закупорено надежно. А рядом – полные подносы редчайших фруктов, свежих, ароматных. Ну как не восхититься!»[13]. Результат оправдал затраты – должность помощника тысяцкого и помощника чиновника судебного надзора, пятый ранг. Но для Симыня это не предел, и при покровительстве сановника Цай Цзина он получает повышение до должности тысяцкого и чиновника судебного надзора. При том, что Симынь Цин не умеет толком читать и писать, подобный карьерный взлет действительно впечатляет. Вот как об этом написал в своем докладе императору цензор Цзэн Сяосюй: « Симэнь Цин, младший надзиратель из этой же управы, помощник тысяцкого, – отъявленный бездельник и лоботряс. Этот неуч, не знающий азов, подкупом и кознями пролез к власти, получив военный чин. Он позволяет женам разгуливать по улицам, чем поощряет разврат. Он берет певичек и пьянствует с ними в городских кабаках, чем позорит звание чиновника. Он взял себе на содержание жену некоего Ханя и предается распутству, беззастенчиво попирая самые основы поведения. Было обнаружено, что Симэнь Цин, получив от Мяо Цина взятку, укрыл этого преступника от ответа»[14].