Смекни!
smekni.com

Направление: 11560 Регионоведение работа Энциклопедия городской жизни Китая в XVI веке по дисциплине «Культура и религии стран атр» (стр. 5 из 8)

После праздника фонарей грядет главный весенний праздник китайцев – «цинмин», праздник чистого света, еще его называют днем поминовения усопших. Отмечается пятого апреля, это единственный в Китае праздник, который имеет постоянную дату в европейском календаре. В этот день каждая китайская семья в полном составе должна посетить родовые могилы и прибрать их. Принято оставлять на могилах пачки жертвенных денег или привязывать эти деньги к стоящим рядом деревьям. Те, кто находился далеко от родных мест, поклоняется предкам, сжигая жертвенные деньги и бумажные имитации предметов. Посещение семейных могил рассматривалось как увеселительная прогулка на лоне природы, и частенько заканчивалось пикником на берегу реки или озера.[28]

Главный летний праздник «дуаньу» приходится пятый день пятого месяца, символизировал апогей мужской силы ян. Главная обрядовая еда в летний праздник – солоноватые рисовые пельмени «цзун-цзы», приправленные овощами и мясом и завернутые в листья. В этот день также было принято изготовлять амулеты от нечисти: Пин-эр плела из полыни тигрят для своего сына, чтобы оградить его от напастей.

Гвоздем праздничной программы на сей раз станови­лись состязания так называемых драконьих лодок, или лодок, символизировавших дра­конов. Минские современники рассказывают о гигантских драконьих лодках, появлявшихся в дни летнего праздника на озерах императорского парка. В лодках был спрятан особый меха­низм, и когда они скользили по глади вод, украшавшие их морда, хвост и лапы чудо­вища тоже приходили в движение. Однако, этот обычай был сопряжен с риском в связи с частыми стычками, иногда вооруженными, между командами во время состязания. Не случайно власти считали лодочные гонки традицией не слишком цивилизованной и нередко запрещали ее.

Праздники осени, периода увядания и роста силы инь, отличались иной атмосфе­рой. Они проходили вечером и ночью, и заметную роль в них играли женщины. В ночь на седьмой день седьмого месяца жен­щины (и только они) чествовали небесных фей, которые, согласно народному поверью, в эту ночь спускались на землю. Чуть позднее вновь приносили жертвы мертвым, причем теперь, в пору осеннего увядания, в центре внимания оказывались неупокоен­ные, демонические души — олицетворение крайнего инь. К середине восьмого месяца были приурочены празднества «середины осени». Люди вновь вешали у дома фонари, устраивали ночные гулянья и, главное, любовались луной, светившей особенно ярко на осеннем небосклоне. В эти дни жен­щины поклонялись «хозяйке луны», гадали о своей судьбе и пекли «лунные лепешки» — круглые, как полная луна.

Ритуальная составляющая общественной жизни главных героев романа «Цзинь, Пин, Мэй» дополняется менее торжественной, но зато гораздо чаще практикуемой составляющей: постоянными светскими приемами и посещениями увеселительных заведений.

Прием гостей по традиции должен демонстрировать все возможное радушие хозяев. Приветствуя гостей, было принято кланяться и цветистыми фразами выражать свою радость посещения своего жилища дорогим гостем. Здоровались по порядку с каждым присутствующим, начиная с самого старшего, либо занимающего наиболее высокое положение в обществе. Обязательным было обильное угощение, в усадьбе Симыней часто устраивались настоящие пиры: « Груды диковинных плодов и фруктов на подносах. В вазах среди ярко – зеленых листьев букеты золотых цветов. В жаровнях фигурный уголь тлеет, аромат «драконову слюну» струят курильницы. Вяленый единорог лежит на блюдах из белого нефрита, в чашах золотых вино искрится. Здесь самые изысканные яства: и сваренные обезьяньи губы, и детеныши барса, и печень вареная дракона, и жареные феникса мозги. Каждому кусочку цена по меньшей мере десять тысяч монет!»[29]. Для услаждения слуха гостей приглашали музыкантов и певцов: «Играют музыканты на флейтах и свирелях, поют певцы, аккомпанируя себе на цитрах и кастаньетах. Красавицы вином обносят, возжигают благовония»[30]. Когда гость собирался уходить, его упрашивали остаться, гостям же, в свою очередь было неприлично уйти после уговоров. Когда же подходило время прощаться, гости и хозяева долго благодарили друг друга , одни за величайшую гостеприимность и доброту, другие – за несказанную честь, оказанную визитом, и огромную радость встречи.[31]

Главный же герой Симынь Цин со своими друзьями нечасто отказывали себе в радости встречи с певичками и актрисами, проживающими в «веселых кварталах». Там они проводят многие вечера, наслаждаясь вином и красотой

служительниц Грушевого сада ( как называли актрис, по названию училища для актеров «Грушевый сад» ), столь же пленительных, сколь искусных. Только посмотрите:

Газовые платья – белый снег, волосы – гряды черных туч. Алеют спелой вишней уста. Лицо как абрикос, как персик – щечки, гибкий, словно ива, стан. Сердце, словно орхидея, источает аромат, среди ветвей иволгой порхает песня. Танцуют – фениксы резвятся меж цветов. Поют – старинная мелодия льется свободно и легко. Поют то медленно, то быстро, меняют тон.[32]

Вот как о подобных заведениях поется в песне, приведенной в тексте романа:

Тут красоты и купля и продажа.
Красотку сторговал – не забывай-ка,
Что у красотки есть еще хозяйка.
Плати и ей.
Она любовь отмерит

И не продешевит,
А в долг не верит![33]

Такая картина общественной жизни, собственно, во многом тождественной развлечению, создает ощущение, что китайский город жил жаждой наслаждений, жил по законам праздника, в праздник превращая саму материальность вещей.[34]

2.3 Частная жизнь горожан

Роман «Цзинь, Пин, Мэй» дает подробное описание частной жизни героев, наиболее подробно останавливаясь на семье Симынь Цина.

В Китае существовал порожденный конфуцианством культ большой нерасчлененной семьи с всевластием отца-патриарха, игравшего в семье роль государя в миниатюре. Патриархальная семья рассматривалась как «микрокосм порядка в государстве и обществе». Образцовой считалась двухпоколенная малая семья, состоявшая, в среднем из десяти человек (одно поколение малой семьи включало пять – шесть человек. Членами семьи нередко считались и те служанки, которые принадлежали главе семьи или его сыновьям и обычно выполняли всю тяжелую работу по дому. Наконец, в таких семьях на правах «бедных родственников» могли жить и обедневшие сородичи, которые подчас фактически были батраками. Таким образом, в рамках отдельной семьи, бывшей довольно типичной низовой социальной ячейкой китайского общества, часто проживало и вело совместное хозяйство несколько десятков человек[35]. Важнейшим моментом в жизни каждой такой семьи являлось рождение детей, которые, в зависимости от пола, должны были исполнять совершено определенные функции. На долю сыновей выпадало самое главное – сохранение и почитание традиций предков и родителей, продолжение рода. Девочка воспринималась как обуза, потому что после заключения брака она уходила из семьи родителей и больше не принадлежала ей. Семья Симынь Цина не во всем отвечала подобному идеалу: в его усадьбе проживало много народу, но это было не семейное гнездо, где крышу над головой делят старшее поколение родителей, дети и внуки; родителей он похоронил, дочка вышла замуж и уехала к мужу ( хотя потом они стали жить в усадьбе Симыня, и если бы не большой достаток семьи, им пришлось бы занять место тех самых «бедных родственников» ), сына у него долго не было, а жил с шестью женами и прислугой.

Большое событие в жизни человека, которое у Симня, впрочем, свершалось много раз, - свадьба, планировалось основательно и проходило торжественно. Начиналось все со сватовства жениха к дом девушки ( в романе, как уже раньше упоминалось, свахи действительно играли большую роль. Ли Пин-эр, спонтанно договорившись о заключении брака с врачом, в отсутствии свахи видит нарушении ритуала и приличий ), и если оно было успешным, то совершался взаимный обмен подарками и с помощью гадателя назначался день свадьбы. Поскольку замужество означало не просто переезд новобрачной в дом мужа, а полный и бесповоротный разрыв с отчим домом, который женщина сможет только навещать в качестве гостьи, брак был своего рода сделкой между семьями жениха и невесты. За невесту непременно вносили выкуп, в то же время для невесты выделялось и немалое приданое, которое часто было богаче выкупа. В данном случае решающую роль играли, по всей видимости, соображения престижа.

К дню свадьбы невеста прихорашивалась: густо румянилась, красила губы и наряжалась. Традиционное свадебное одеяние состояло из короткого красного халата и платья красного или зеленого цвета. На голове у невесты был ритуальный головной убор, имитировавший корону императрицы, ибо на время переезда – единственный раз в жизни – женщина была сама себе хозяйка. Переезжала невеста в дом мужа в специальном красном паланкине, который высылал за ней жених. По прибытии паланкина к дому жениха невесту встречал жених, вел ее к семейному алтарю, где совершалось совместное поклонение Небу и Земле, а также предкам жениха, после чего брак считался официально состоявшимся. Теперь наступало время праздничного застолья и веселья.[36]

Симынь Цин был женат на шести женщинах, поэтому нет ничего удивительного в том, что в течение всего повествования между ними явно прослеживается соперничество, иногда доходящее до клеветы и скандалов. В борьбе за внимание мужа чаще всего выигрывала искушенная в любви Цзинь-лянь, которой все-таки приходилось уступать мужа его любовницам, а затем – Пин-эр. Нужно сказать, что в Китае к интимной жизни относились серьёзно. Особенность китайской традиции это – органическая связь между духовным подвижничеством и сексуальными отношениями; связь, которая не только создала самобытную, во многом даже уникальную сексуальную культуру китайцев, но и сделала сексуальную практику частью целой системы духовно-соматического совершенствования человека. Знания этой стороны жизни супругов не были под запретом. Поэтому муж, умеющий наслаждаться частыми и продолжительными половыми сношениями, ценился гораздо выше просто молодого и привлекательного мужчины. Существовала и литература, иллюстрировавшая технику секса, например, у Пин-эр был свиток с