Смекни!
smekni.com

работа (стр. 6 из 8)

В целом проявления эгоцентризма можно охарактеризовать так: это перенос духовных, моральных, волевых и других человеческих субъективных качеств, способностей на элементы объекта, происходящий из синкретичности мышления, нечёткости разделения субъекта и объекта познания в нём, а также – из неосознаваемой абсолютизации собственного типа бытия. В становлении мышления эгоцентризм вытесняется децентрацией, которая заключается в познании возможностей собственного познания, в осознании относительности мира и плюрализма точек зрения на него.

Раздел II. Специфика употребления языка в первобытном и детском мышлении

Глава 2.1. Синтетичность и конкретность языка

С протопонятийным характером мышления первобытных людей связана конкретность, синтетичность[33] их языков: для реализации аналитичности необходимо, чтобы в языке осуществлялись классификации по всё более общим основаниям, появлялись все более абстрактные понятия, что весьма затруднительно для первобытного мышления. Примером может служить то, что первобытные языки обычно имеют формы для выражения определённой множественности (два объекта, три объекта и т.д.), и гораздо реже – для выражения неопределенной множественности, которая, как понятие, является гораздо более абстрактной.

На примере первобытных языков, в которых совершается стихийная неосознаваемая попытка охватить многообразие мира лексически, становится яснее фундаментальная черта первобытного мышления: оно не отвлекается от случайных признаков действия или предмета в пользу сущностных, оно пытается зафиксировать в языке максимальное количество информации.

Если язык человека, мыслящего понятийно, есть инструмент для формирования понятий (как в процессе собственного познания, так и в процессе обучения других) и оперирования ими, то язык низших обществ – «хранилище» потрясающей своим объёмом и детальностью информации о многообразии мира. Таким образом, если наш язык (если отвлечься от его коммуникативной функции) – инструмент познания и самопознания человека и формирования понятий в его мышлении, то первобытный язык – конденсатор информации, коллективная память, которая существует вне конкретного человека, но благодаря ему. «Сокровищница» понятий современного цивилизованного человека – в его категориальном мышлении, внутри, «сокровищница» коллективных представлений первобытного человека – во внешнем ему языке-памяти: «За неимением наиболее общих понятий мышление обществ низшего типа обладает коллективными представлениями, которые их заменяют до некоторой степени. Эти представления, хотя они имеют конкретный характер, являются крайне емкими в том смысле, что они непрерывно в употреблении, что они применяются в бесконечном количестве случаев, что они соответствуют, как уже было отмечено, тому, чем с этой точки зрения служат для логического мышления категории»[34].

Похожая ситуация имеет место и в отношении первобытного мышления к счислению. Число (в современном понимании) – разновидность понятия, это знак и само понятие класса равномощных (эквивалентных по количеству элементов) множеств. Такое понимание числа невозможно для первобытного мышления из-за его слабой способности к абстракции. Первобытное счисление также осуществляется конкретно: на пальцах, на палочках, на отметинах. Для пра-логического мышления, которое не располагает отвлечёнными понятиями, число не отделяется отчётливо от перечисляемых предметов. «Пра-логическое мышление действует здесь (как и вообще в том, что касается языка) конкретным образом»[35].

То есть в терминах теории Выготского, протопонятие того или иного числа в первобытном мышлении имеет комплексную природу. Это мышление представляет себе совокупности существ или предметов, известные ему одновременно и по своей природе, и по своему числу, причём последнее ощущается и воспринимается, но не мыслится отвлечённо: «В коллективных представлениях число и его числительное столь тесно сопричастны мистическим свойствам представляемых совокупностей, что они выступают скорее мистическими реальностями, чем арифметическими единицами»[36]. Тем не менее, как это ни парадоксально, в низших обществах в течение долгих веков человек умел считать до того, как он имел числа.

У ребёнка освоение языка и развитие абстрактного мышления идёт тесно связанным путём. Язык ребёнка проходит отдалённо схожий с филогенетическим развитием языка путь: от слов-предложений (однословных предложений, выражающих цельную мысль) до расчленённых понятий-категорий той или иной степени абстрактности, обозначаемых словами. На протопонятийной стадии развития мышления со словом связываются конкретные предметы, элементы объёмов тех понятий, которые обозначаются данным словом во взрослой речи.

В целом специфику первобытных языков и детской речи (которая является следствием слабой способности к абстракции и комплексного характера их мышления) можно охарактеризовать так: в них мало абстрактных и много конкретных понятий, непосредственно данные в опыте значения слов не вполне мысленно отделяются от самих понятий, отсутствует понимание отношения обозначения и зависимости знака от субъекта, вместо которого существует представление (у детей неосознаваемое) о знаках как неких естественных, природных сущностях.

Глава 2.2. Иное отношение к знакам

Всё, что связано с тем или иным человеком, или несёт на себе его отпечаток (имя, тень, изображение, след и т.д.) представляется первобытному мышлению вследствие действия в нём принципа партиципации, сопричастным этому человеку. Этим объясняется тот факт, что первобытные люди ревностно оберегают все вещи, с которыми связан их быт, личное непосредственное бытие. Точно так же всякий символ, знак, в представлении первобытного человека, сопричастен обозначаемому им предмету.

У ребенка до определенного возраста также отсутствует понимание отношения обозначения между знаком и обозначаемым предметом: «Связь между словом и вещью, «открываемая» ребёнком, не является той символической функциональной связью, которая отличает высокоразвитое речевое мышление…»[37]. Первые детские слова являются эквивалентами указательного жеста, условными заместителями которого они являются. Позже ребёнок начинает воспринимать имя как некоторое объективное свойство, атрибут вещи, наряду с её цветом, размером и т.д.: «… ребёнок в эту пору овладевает скорее чисто внешней структурой вещь-слово, чем внутренним отношением знак-значение»[38]. Лишь потом ребёнок мыслительно овладевает отношением обозначения, о чем можно судить по началу речевой, лексической «экспансии» (ребёнок понимает, что названия предметов нельзя получить, исследуя сами эти предметы, но можно, спросив, узнать их у взрослых носителей языка, так как название не есть объективное свойство вещи, а её интерсубъективный условный знак). Это означает переход от сигнальной функции речи (реализующейся и у многих нечеловекоподобных живых существ) к сигнификативной (отличающей человека даже от человекоподобных приматов, у которых эта функция реализуется в очень малых объёмах), от использования звуковых сигналов к созданию и употреблению звуковых знаков.

Иное отношение к знакам в первобытном и детском мышлении, по сравнению с современным пониманием обозначения взрослым человеком, является проявлением их синкретичности, комплексности, оно присутствует в них вследствие несформированности структуры обозначения и её понимания в них (в том числе отсутствует понимание того, что имя, название – не объективная, а по условному соглашению интерсубъективная характеристика вещи), а также по причине недостаточной способности к рефлексии над собственными познавательными процессами.

Глава 2.3. Выготский, Пиаже и вопрос об эгоцентрической речи

Теория формирования и функционирования детского мышления и речи рождается у Выготского, отчасти, в ответ на теорию эгоцентрической речи французского психолога Жана Пиаже. Теория Пиаже рождается из попытки объяснить феномен детской эгоцентрической речи, Пиаже считает эгоцентризм корнем своеобразия детского мышления. По Пиаже, эгоцентрической речью является речь, не направленная на сообщение информации. Пиаже характеризует её как мысль, не сознающую своих целей и задач, мысль, удовлетворяющую неосознанные стремления ребёнка, выделяя три её типа: повторение, монолог, коллективный монолог. Что интересно, остальные дети не реагируют на эгоцентрическую речь одного из них так, как на социальную, информативную. Подходя генетически, Пиаже рассматривает эгоцентрическую речь как переходную стадию в движении от внутренней аутистической речи ребёнка к внешней социальной речи. Угасание феномена эгоцентрической речи в раннем подростковом возрасте Пиаже интерпретирует как отмирание ненужной более переходной формы речи.

Эксперименты Выготского подтвердили результаты Пиаже об угасании эгоцентрической речи, но дали также новые, интересные с функциональной точки зрения, результаты. Оказалось, что в затруднительных для ребёнка ситуациях коэффициент эгоцентрической речи возрастает почти вдвое, из чего Выготский сделал вывод о том, что эгоцентрическая речь – не генетический атавизм в развитии речи, а её форма, имеющая функциональное приспособительное значение.

Итак, эгоцентрическая речь, по Выготскому, – переходная стадия в развитии речи от внешней к внутренней, это проявление «заражения» ребёнка речью от общества, культуры. Она является внутренней по функции, но внешней по форме, это такое «мышление вслух». Выготский поворачивает вектор генезиса речи в онтогенезе ребёнка, построенный в теории Пиаже, на 180 градусов. Факт же снижения до нуля процента эгоцентрической речи в раннем школьном возрасте трактуется Выготским не как её отмирание, а как её окончательное оформление во внутреннюю речь: она становится «мышлением "про себя"».