Мифологический словарь [7] говорит: «Вампир, в низшей мифологии народов Европы мертвец, по ночам встающий из могилы или являющийся в облике летучей мыши, сосущей кровь у спящих людей, насылающий кошмары. В. становились «нечистые» покойники – преступники, самоубийцы, умершие преждевременно смертью и погибшие от укусов вампиров. Считалось, что их тела не разлагались в могилах, и прекратить их злодеяния можно было, вбив в тело В. осиновый кол, обезглавив его и т.п. Оберегами от В. служили также чеснок, железо, колокольный звон и др. В славянской мифологии – упырь».
Итак, какие мы выводы можем пока сделать из узнанного? Вампир – это человек (летучую мышь, разумеется, мы рассматривать не будем), который, в силу тех или иных причин, потребляет человеческую кровь. Это либо «мертвец, выходящий из могилы» или «ведмак».
Глава 3. Самые ранние упоминания о вампире
Точно не известно, когда на земле впервые появился мифы о вампирах, как, наверное, и нельзя точно сказать о любых других мифах. Мы можем лишь приблизительно указать место и время вероятного зарождения мифа. В XIX столетии были обнаружены и переведены письмена древней Месопотамии. Эти письмена в первую очередь продемонстрировали развитую систему верований с огромным пантеоном богов и духов, и из всего этого огромного пантеона самым близким эквивалентом вампиру были семь духов, описанных в поэме, переданной Р. Кампбеллом Томпсоном.
Она начинается со строк:
Духи, что уничижают небеса и твердь,
Что уничижают землю.
Духи, что уничижают землю,
Силы необычайной,
Великой силы и гигантской поступи,
Демоны (как разъяренные быки, великие призраки),
Призраки, что врываются во все дома,
Демоны, что не ведают стыда!
Семеро их!
Не зная заботы, точат землю они как кукурузный початок,
Не зная жалости, обращают гнев свой против всего человечества.
И кровь проливают людскую дождем,
Вгрызаясь в плоть и иссушая вены.
То демоны, полные злобы, пожирающие кровь беспрестанно. [8]
Монтегю Саммерс предположил, что вампиры занимали значительное место в мифологии Месопотамии, даже более значительное, чем предполагает вера в семь духов. В особенности он выделял экимму - духа непогребенного человека. К такому выводу он пришел на основании изучения литературы о «нижнем мире» — жилище мертвых. «Нижний мир» изображался как мрачное, жуткое место. Однако жизнь отдельного индивидуума там могла быть значительно улучшена, если человек в конце своего земного существования получал надлежащее, даже простое, захоронение, которое включало нежную заботу о его теле. В конце таблички 12 знаменитой эпической поэмы «Гильгамеш» был перечень различных степеней успокоенности мертвого. И завершалась она несколькими куплетами о состоянии лица, которое умерло в одиночестве и было захоронено, которые в интерпретации Саммерса звучат так:
Человек, чье тело лежит в пустыне —
Ты и я часто видели подобное.
Дух его не покоится в земле,
У духа нет никого, кто бы побеспокоился об этом.
Ты и я часто видели подобное.
Остатки из сосуда (объедки празднества, все, что выбрасывается на улицу) служит ему пищей.[9]
Ключевой строкой в этом отрывке было: «Дух его не покоится в земле», — которую Саммерс понимал так, что духи тех, кто умер в одиночестве (т. е. экимму) не могли даже войти в «нижний мир» и таким образом, были приговорены скитаться по земле. Потом он увязал этот отрывок со строками об изгнании призраков и цитировал полностью различные тексты, в которых перечислялись разнообразные призраки. Однако их было чрезвычайно много, как говорил об этом один текст:
Злобный дух, злобный демон, злобный призрак, злобный дьявол,
Из земли вышли они,
Из подземного мира в страну живущих пришли они.
На небе о них не знают,
А на земле не понимают.
Ведь не стоят они и не сидят,
Не пьют и не едят. [10] Оказалось, что Саммерс перепутал приходящих духов, которые могли просто появляться на земле, и умерших. Призраки не имели тел - они не ели и не пили, в то время как мертвые в подземном мире имели форму телесного существования и наслаждались теми же удовольствиями, что и люди. Источником этого неправильного понимания был неадекватный перевод последних частей эпической поэмы «Гильгамеш». Строка «дух покоится не в земле» была сначала переведена таким образом, что представлялось, будто мертвым остается доступной возможность приходить и блуждать в мире людей. Однако более поздние переводы и обзор контекста последних куплетов эпической поэмы «Гильгамеш» прояснили, что покойники, умершие в забытьи, не получившие похоронных почестей (экимму) блуждали неприкаянно не по земле, а в «нижнем мире». Например, перевод Дэвида Ферри передает этот отрывок таким образом:
А он, чье тело брошено непогребенным?
Скитается он без отдыха в мире, который под нами.
Он тот, кто входит в подземный мир, не оставив там, позади,
Того, кто бы оплакал его?
Отбросы — еда его в мире теней,
Собака не стала бы есть того, что ему служит пищей.[11]
Глава 4. Истоки веры в вампиров
Известный специалист по славянской мифологии Рыбаков Б. А., в своей книге «Язычество древних славян», утверждает, что «Упыри-вампиры и навьи - порождение первобытного анимистического мировоззрения, когда вся природа во всей своей совокупности и многообразии мыслилась насыщенной духами зла (упыри) и добра (берегини)». При этом в той же книге, Рыбаков говорит, что «средневековый русский человек не был совершенно беззащитен в то время, когда по улицам Полоцка помчались на невидимых конях полчища навий-вампиров, наносившие полочанам смертельные удары. Люди попрятались в своих домах. Дом был крепостью, неприступной для навий: "и не смеяху излазити ис хором". Вампиры могли расправиться только с теми любопытными, которые покидали свою крепость, "вылезали ис хоромины". Полоцкий эпизод 1092 г. был, по всей вероятности, отражением какой-то общерусской эпидемии (вспомним 7000 умерших киевлян), а для нас он интересен как показатель преломления реальных явлений (действия бактерий, бацилл, вирусов) в сознании простых людей XI в.; они отнесли смерть сограждан, вылезавших из своих хоромин, за счет упырей-навий», навии же – «мертвецы или, точнее, невидимые души мертвецов.
Иногда исследователи говорят о культе навий, как о культе предков, но от этого следует предостеречь, так как предки это свои, родные мертвецы, неизменно дружественные, деды, покровительствующие своим внукам и правнукам. Навьи же это чужие, иноплеменные мертвецы, души врагов и недоброжелателей, души людей, которых за что-то покарали силы природы (души утопленников, съеденных волками, "с дерева падших", убитых молнией и т. п.).
Очень полно раскрывает сущность навий болгарский фольклор: навьи это птицеобразные души умерших, летающие по ночам, в бурю и дождь "на злых ветрах".[12] Крик этих птиц означает смерть; "нави" нападают на беременных женщин и на детей и сосут их кровь. Они - вампиры (упыри), чрезвычайно опасные для людей. То есть, у Рыбакова мы видим, что вампир, он же упырь – не всегда встающий мертвец, встающий из могилы.… В изначальном своем виде – это навия, дух умершего, однако и тут же вампир является персонификацией чумы, болезни.
Доктор Мор, известный кембриджский платоник, в "An Antidote Against Atheism" ("Противоядие от атеизма", 1653)[13] рассказывает, как вампир мучил священника в Пентше, в Силезии. Однажды вечером, "когда этот богослов, как обычно, сидел со своей женой и детьми, собравшимися вокруг него, упражняясь в музыке, по всей комнате вдруг разлилось неожиданное зловоние. Вслед за этим священник и его семья обратились к Господу с молитвой. Тем не менее, запах усилился и стал сверх всякой меры несносным, настолько, что они были вынуждены подняться в свою комнату. Он и его жена не находились в кровати и четверти часа, когда они почувствовали такую же вонь в спальне. И в то время как они жаловались друг другу на это, из стены вышел призрак и крадучись подошел к кровати богослова, дохнул на него пронизывающе холодным духом и испустил такой невыносимый смрад, что ни описать, ни вообразить это невозможно". С древних времен считалось, что зловоние вампира предвещает и сопровождает появление чумы. Уильям из Ньюбери приводит историю отлученного от церкви развратного мужа, терроризировавшего свой родной город: "Воздух стал гадким и испорченным, когда это зловонное и гниющее тело бродило вокруг, вследствие чего разразилась ужасная чума и не стало дома, в котором бы не оплакивали своих близких, и вскоре город, который еще совсем недавно был густо населен, оказался покинутым полностью, потому что и те, кому посчастливилось выжить после этой эпидемии и опасных нападений, поспешно переехали в другие районы, чтобы тоже не погибнуть". Два молодых человека, обнаружив труп этого мужчины, рубили его лопатой, пока не хлынула кровь, а потом сожгли его. Уильям продолжает: "Чума, так жестоко уничтожившая людей, полностью прекратилась сразу же, как только это проклятое чудовище было уничтожено, как будто оскверненный воздух был очищен тем огнем, который сжег отвратительное животное, заражавшее всю атмосферу" ("Historia Rerum Anglicarum").