Анализ сюжетной линии
Группа молодых путешественников, прогуливающихся по горным тропам, узнает от своего провожатого историю одного безумца, прячущегося от мира среди руин древнего города. История странной личности не могла не возбудить интереса молодых людей. Они решаются поговорить с ним. Как ни странно, но незнакомец оказывается вполне здравомыслящим человеком, чей рассказ и повествует об истории одной забытой всеми цивилизации.
Для нас этот рассказ интересен в двух планах: во-первых, с точки зрения ценностных категорий сегодняшнего дня; во-вторых, с авторских позиций, насыщенных эсхатологическими интуициями.
Странный старец переносит нас в 18 век, эпоху Просвещения. Некто Бентам (недвусмысленно намекающий на английского философа-экономиста Иеремию Бентама), одержимый мечтой об основании собственной колонии на свободной от человеческих поселений земле, отправляется с группой своих последователей в дальнее плавание. Через некоторое время подходящий остров найден, и колония начинает свое безбедное существование. Что же побудило Бентама отправиться в дальнее путешествие, какую утопию лелеял он в своем сердце?
Идея пользы, а в переводе на современный язык – выгоды, корысти.
Бентам утверждал, что во главе общественной жизни должна стоять лишь польза и ничего кроме пользы, выгода, причем выгода не просто отдельного человека, но выгода всего народа, всей колонии, всей общины тружеников.
Удивительное дело, но благодаря этой всеохватывающей идее полезности (которую, как мы помним, отстаивал в своем романе «Что делать?» Н. Г. Чернышевский и которая на сегодняшний день заявила свои права на весь мир) общество стало интенсивно развиваться, прогресс двигался семимильными шагами.
«Замечал ли он где-нибудь малейшее ослабление, малейшую нерадивость, он произносил заветное слово: польза - и все по-прежнему приходило в порядок, поднимались ленивые руки, воспламенялась погасавшая воля; словом, колония процветала».
Некоторые старомодные господа, еще не привыкшие к новой идеологии, пробовали заикнуться о строительстве храма для жителей, но их мнению дали совершенно иной ход:
«Тотчас же возродился вопрос: полезно ли это? И многие утверждали, что храм не есть какое-либо мануфактурное заведение и что, следственно, не может приносить никакой ощутительной пользы. Но первые возражали, что храм необходим для того, дабы проповедники могли беспрестанно напоминать обитателям, что польза есть единственное основание нравственности и единственный закон для всех действий человека. С этим все согласились - и храм был устроен».
Храм, посвященный выгоде, незамедлительно был построен. Однако кому или чему поклоняются в таком храме? Отвлеченной идее, не имеющей ни души, ни разума, ни сердца. Перед нами идеологическое учреждение, или отдел пропаганды (на языке советской эпохи), или организация по работе с общественностью (Public relationships – на языке современности).
Во многом Одоевский предсказывает ближайшее будущее русской литературы, возникновение нигилизма как этической системы, формирование революционных кружков-коммун, наконец, героев, аналогичных «Подростку» Достоевского, а в широком историческом плане – и всю деловую Россию, когда единственным стимулом жизни и критерием счастья становится новая категория, именуемая «успех»:
«Один трудился над машиной, другой взрывал новую землю, третий пускал в рост деньги - едва успевали обедать. В обществах был один разговор - о том, из чего можно извлечь себе пользу? Появилось множество книг по сему предмету - что я говорю? Одни такого рода книги и выходили. Девушка вместо романа читала трактат о прядильной фабрике; мальчик лет двенадцати уже начинал откладывать деньги на составление капитала для торговых оборотов».
Следует отметить и то, что само понятие «успех» обладает специфическими характеристиками, вследствие которых понятие это никак не совпадает с категорией счастья в русском языке. Не всякий счастлив, кто добился успеха, и не всякий преуспевающий с необходимостью счастлив.
Счастье уже по определению существует в акте соучастия, соединения отдельных уделов и частей, то есть в факте «причастия». Напротив, успех по смыслу своему есть удел индивидуальный, не сводимый на других и не предполагающий включенность других в состояние успеха. Успеха достигают, добиваются, успех вырывается из рук судьбы, счастье же приходит, даруется, осеняет. Успех по смыслу есть удача, фортуна, слепая сила, которой безразлично, кому служить. Удача капризна и неразумна. Счастье всегда избирательно и несет в себе ценностные признаки добра, справедливости, красоты, благообразия.
Новое общество пользы постепенно достигает значительного могущества, устраивает не только храмы выгоды, но и театры, на сценах которых играют пьесы, посвященные «полезности пользы». Но вскоре ресурсы острова начинают сходить на нет, в то время как аппетиты потребителей только возрастают. Новые магнаты и хозяева небольших лавочек требуют ресурсов для своего существования. Потребление поставлено на поток, но где же получить потребляемое?
Тогда взоры правительства обращаются на мирных соседей, проживающих на соседних островах. Жители острова пользы руководствовались критерием выгоды и в строительстве партнерских отношений с соседями. В чем же состояли эти отношения?
«Руководствуясь словом польза, мы не считали за нужное щадить наших соседей; мы задерживали разными хитростями провоз к ним необходимых вещей, потом продавали им свои втридорога; многие из нас, оградясь всеми законными формами, предприняли против соседей весьма удачные банкротства, от которых у них упали фабрики, что послужило в пользу нашим; мы ссорили наших соседей с другими колониями, помогали им в этих случаях деньгами, которые, разумеется, возвращались нам сторицею; мы завлекали их в биржевую игру и посредством искусных оборотов были постоянно в выигрыше...»
Законы конкуренции не знают пощады. Бизнес не может ссылаться на сострадание и другие этические категории. Бизнес есть приобретение во имя большего приобретения. И потому разговор о безнравственности конкурентной борьбы нелеп. В бизнесе просто не существует ни нравственного добра, ни нравственного зла. В бизнесе существует лишь свое предпринимательское добро (репутация), и свое предпринимательское зло (банкротство). Эти и подобные им лозунги, без сомнения, внушали жителям Бентамии великую гордость за свой народ.
Со временем места на славном острове стало не хватать, и возникла серьезная угроза перенаселения. Безлюдных островов в округе было в избытке, однако ученые острова с математической точностью доказали, что много проще обрабатывать ту землю, что прежде уже была обработана, а значит вместо затратного заселения необитаемых островов не лучше ли было бы присвоить острова своих партнеров по бизнесу. Соседи не согласились с этой поистине здравой идеей. Произошла малая война на чужой территории, и остров был освобожден от соседей навсегда.
Мало-помалу государство имени Бентама сделалось мощной империей, во власти которой находились десятки островов. Ничто не предвещало беды. Однако по мере увеличения размеров государства происходило размежевание отдельных общественных групп, каждая из которых проповедовала принципы пользы, причем исключительно своей собственной – первая ласточка надвигающегося раскола:
«Обе стороны говорили об одном и том же: об общей пользе, не замечая того, что каждая сторона под этим словом понимала лишь свою собственную... И государство распалось на две части: одна из них объявила войну иноземцам, другая заключила с ними торговый трактат!».
Раздробление государства оказалось неизбежным. Силы взаимной выгоды и разумного эгоизма обратились внутрь страны. Уровень благоденствия граждан снижался, а уровень агрессивности и корысти возрастал в геометрической прогрессии. Оказалось, что жители Бентамии не могли, да просто и не умели жить сообща, и первый же кризис доказал это:
«…обнажались мечи, кровь лилась, восставала страна на страну, одно поселение на другое; земля оставалась незасеянною; богатая жатва истреблялась врагом; отец семейства, ремесленник, купец отрывались от своих мирных занятий... Воспитание казалось излишним. Одно считалось нужным - правдою или неправдой добыть себе несколько вещественных выгод».
Страна, переполненная ненавистью, разделяется на богатых и бедных. В лютую зиму хозяева угольных копей взвинчивают цены до предела. Крестьяне мерзнут, но, в конце концов, доказывают с математической точностью, что им значительно выгодней взять уголь даром, чем платить за него баснословные деньги. Начинается угольный бунт, в результате которого идея пользы как «всеобщей выгоды», всеобщего блага народа канула в Лету. Отныне уже никто не говорил о пользе всего народа, ибо никто не понимал, что значит «всеобщее». Из разумного эгоизм превращается в грубый инстинкт выживания. Перед нами вырисовывается апокалиптическая картина:
«Обман, подлоги, умышленное банкротство, полное презрение к достоинству человека, боготворение злата, угождение самым грубым требованиям плоти - стали делом явным, позволенным, необходимым».
Именно в этот момент, в период величайшего упадка и ощущения неминуемой катастрофы среди людей появляется пророк. Его слова во многом напоминают библейские изречения, его стиль и слог схож с духом христианской проповеди. Если Бентамия – это глобальное экономическое сообщество, если религия пользы есть не что иное, как религия преуспевающей личности, то судьба мира предрешена.
«Горе, - восклицал он, посыпая прахом главу свою, - горе тебе, страна нечестия; ты избила своих пророков, и твои пророки замолкли! Горе тебе! Смотри, на высоком небе уже собираются грозные тучи: или ты не боишься, что огнь небесный ниспадет на тебя и пожжет твои веси и нивы? Или спасут тебя твои мраморные чертоги, роскошная одежда, груды злата, толпы рабов, твое лицемерие и коварство? Ты растлила свою душу, ты отдала свое сердце в куплю и забыла все великое и святое; ты смешала значение слов и назвала златом добро, добром - злато, коварство - умом и ум - коварством; ты презрела любовь, ты презрела науку ума и науку сердца. Падут твои чертоги, порвется твоя одежда, травою порастут твои стогны, и имя твое будет забыто. Я, последний из твоих пророков, взываю к тебе: брось куплю и злато, ложь и нечестие, оживи мысли ума и чувства сердца, преклони колени не пред алтарями кумиров, но пред алтарем бескорыстной любви...»