В результате долгого проживания на одной территории, хозяйственно-бытовых контактов казаки многое заимствовали в хозяйстве, быте, материальной культуре, их влияние было настолько явным и сильным, что обращало внимание официальных кругов, а также исследователей и путешественников. «…Казаки, живя с киргизами, совершенно окиргизились, - отмечала Семипалатинская администрация во второй половине XIX века, - и говорят не только с киргизами, что было бы понятно, но и между собою по-киргизски, считая этот язык более легким для себя, носят они также киргизскую одежду. Маленькие дети казаков – и те говорят по-киргизски» [см 44, с.255]. В 1876 г. Ф.Н. Усов пишет: «В одежде казаков много восточного, перенятого от киргиз и татар; это происходит, конечно, от дешевизны бумажных среднеазиатских материй и разных предметов киргизской одежды, сравнительно с привозимыми в станицы русскими изделиями. Всего больше полюбился казакам восточный бумажный халат, его носят во всякое время: в будни и праздники, богатые и бедные. Даже, находясь на службе в отрядах, в лагерных сборах и т. п., казак при первой возможности облекается в халат, который щеголевато подвязывает обыкновенным русским поясом, образуя сзади множество складок, Кроме того, казаки носят по праздникам киргизского покроя камзолы (бешметы) из бумажной материи и такие же узенькие штаны, суконные, триковые и нанковые казачины, а также партикулярное платье; в рабочее время киргизского шитья армяки. Зимою овчинные шубы и полушубки, ергаки из цельной конины, шерстью вверх (род дахи), кожаные или плисовые чамбары (широкие шаровары), которые запускаются в сапоги. Летом на голове форменная казачья фуражка с козырьком и кокардой, или гражданская фуражка с козырьком; зимою бараньи тяпки, a в дороге овчинные киргизские малахаи с острым верхом и с лопастями, прикрывающими уши» [64, с.271-272]. Г.Н. Потанин в «Заметках о Сибирском казачьем войске» также констатировал этот факт: «Киргизский язык не только не пренебрегается, но считается разговорным; киргизские обычаи также многие усвоены: так, например, казаки охотно пьют кумыс и едят конину… Около Коряковской станицы происходит самое сильное взаимодействие русского и киргизского духа. Недалеко от Коряковской станицы находится другая станица – Ямышевская, в которой в прежнее время было сделано такое сближение между двумя народами, что обе расы здесь отчасти смешались… здесь много между казаками крещенных киргизов и даже киргизок, так что здесь можно встретить хоровод из смуглых и плоских лиц и можно услышать песню, представляющую много смесь киргизского языка с русским. Все окрестные киргизы сделали много заимствований из русской жизни и даже многие живут в землянках, по крайней мере в зимнее время, а казаки здешние, в свою очередь, подчиняются сильному влиянию киргизов, следуют в одежде их модам и в домашней жизни предпочитают киргизский язык своему» [7, с.6-7]. Также Г.Н. Потанин в другой статье писал: «Как на левом, так и на правом берегу Иртыша, к линии примыкают киргизские кочевья, так что здешние казаки окружены Киргизами и находятся под их исключительным влиянием. Почти все население говорит на киргизском языке, нередко предпочитая его, легкости ради, родному языку. Для многих это колыбельный язык, потому что няньками и стряпками здесь бывают Киргизки. Не только простые казачки, но и казачки – барышни болтают здесь по–киргизски. Киргизский язык услышишь повсюду: в тихой беседе о сенокосных пайках, которую ведут между собой казаки, сидящие на завалине; в разговоре ямщиков, хлопочущих на станции около экипажа, проезжающего чиновника; иногда даже в суде, потому что между здешними казаками встречаются лица, которые обстоятельнее рассказывают дело на киргизском языке, чем на русском языке. Рассказывают анекдоты о станичных начальниках, которые в своих рапортах сбиваются с русского языка и оканчивают доклад на киргизском. В станице Белокаменской была одна сотница, которая знала киргизский язык и киргизские юридические обычаи в таком совершенстве, что киргизы приезжали к ней судиться; ее киргизы звали «бий-байбиче», то есть госпожа судья. Киргизские привычки простираются и на одежду и пищу казаков. Подобно кочевнику, иртышский казак любит носить широкие плисовые шаровары, халат из бухарской парчи или саранжи и лисью шапку, называемую по-киргизски «борик». Иртышский казак – страстный охотник до киргизских национальных блюд. Он ест конину и казы и не уступает ему в способности выпить торсык кумыса. Есть старые казаки, которые колют собственных лошадей на еду. Кроме этих внешних черт, иртышские казаки заимствуют у киргизов многие предрассудки, понятия и убеждения. Казак, как и киргиз, считает за стыд сесть на коня без нагайки, надеть холщевые шаровары и прочее» [46, с.111-112]. Н.М. Ядринцев подметил: «…в Западной Сибири, на границе Киргизской степи, где казаки, мало того, что перешли местами к скотоводству, но заимствуют у киргизов одежду, обычаи, язык. Нравы эти проникли даже в среду офицерского сословия. Иногда офицеры являются в города совершенно окиргизившиеся» [72, с.111-112]. Известный Семипалатинский краевед Н. Коншин писал: «Дом казака гораздо богаче и чище не только зимовки киргиза, но и любой избы крестьянина, но этого нисколько не исключает возможности найти у казака те же вкусы, как у киргиза. Оба любят украшать свои зимние помещения коврами, оба питают пристрастие к сундукам (часто пустым у киргиза), которые должны свидетельствовать о богатстве хозяина. Костюм казака, его цветной бешмет с длинными рукавами – очень напоминает костюм богатого киргиза» [35, с.179]. Из казахских головных уборов казаки Прииртышья нередко носили лисий «бөрік», а в зимнее время многие одевали казахский «тымақ». Из казахской обуви среди казачьего населения довольно широкое распространение получили сапоги казахской работы, так называемые «саптама-етік», надеваемые на ноги, как и у казахов, с войлочными чулками (киіз-байпақ). Носившие «саптама-етік» старики из казачьих поселков утверждают, что такие казахские сапоги в условиях Восточного Казахстана и Прииртышья являются самым удобным видом обуви, так как войлочные чулки хорошо защищают от сильных морозов, а кожаные сапоги, надеваемые на «байпақ», не пропускали сырости даже во время слякоти [6, с.149-150].
Соседство с казахским аулом оказало заметное влияние на пищу прииртышских казаков, несмотря на то, что в пище русского населения главным образом преобладали продукты земледелия. Как писал Н. Коншин, что прииртышские казаки поглощали не меньше чашек кумыса, чем «заправский киргиз», охотно ели с одного блюда баранину или конину, хотя такие блюда сами не готовили…[60, с. 42] Многие казаки делали из молока «ірімшік» и «құрт» казахским способом и употребляли их в пищу. Все слои казачьего населения Прииртышья в большинстве случаев до некоторой степени и чай пили также по-казахски, то есть сидя на полу за круглым и низким столиком казахской работы [6, с.150-151].
На дворе у богатых казаков нередко можно было встретить войлочные юрты, куда переходили жить летом, а менее состоятельные казаки, как правило, в летний период проживали в выстроенных во дворе помещениях, называемых «завозня», что также является заимствованной от казахов традицией [35, с.179].
Здесь нужно обратить внимание на то, что простым казакам знание казахского языка необходимо было для торговли, а атаманам, офицерам, чиновникам для разрешения дел казахского населения.
2.5 Сибирское казачье войско как орудие самодержавия в подавлении национально-освободительных восстаний казахского народа
Подавление национально-освободительных восстаний казахского народа руками казачества являлось целенаправленной политикой царизма. Самодержавие успешно использовало в своих целях казачьи отряды. Подавление антиколониальных протестов кочевников казаками наносило отрицательный эффект во взаимоотношениях двух сторон.
В отличие от других выступлений, в основе восстания, руководимого Саржаном Касысовым, были сильны политические мотивы, а именно – стремление к возрождению независимого Казахского ханства под главенством потомков Аблая - султанов Касымовых.
Если восставшие под предводительством Жоламана Тленчиева в 20-х гг. XIX века, Исатая Тайманова и Махамбета Утемисова в 30-х гг. XIX века требовали, в первую очередь, возврата пастбищ, отобранных колониальной администрацией, то сыновья султана Касыма добивались восстановления ханской власти и передачи им ханского титула. Из этого следует, что в национально-освободительном движении Саржана Касымова тесно переплелись земельный вопрос (территориальный) и вопрос «короны» казахской государственности [8, с.22].
Для усмирения восставших царизм использует силу военного оружия, активно привлекая к подавлению движения сибирское линейное казачество. Хорошо организованные, мобильные казачьи войска Российской империи умело применяли различные тактические приемы в ходе борьбы с восстанием казахского народа под предводительством Саржана и Кенесары Касымовых.
Резко возрастает роль и место сибирских казаков во внешней политике России по отношению к Казахстану с 1822 года, после введения «Устава», так как они обеспечивали безопасность возникавших русских учреждений.
Число высылавшихся в степь отрядов сибирских казаков возрастало с каждым разом, по мере увеличения там новых русских укреплений. Так, например, если в 1826 году в Среднем жузе пребывали только 2 отряда, Кокчетавский и Каркаралинский, с численностью в 452 строевых казака, то в 1836 году отрядов стало в 4 раза больше. Общая численность находившихся при них казаков соответственно возросла более чем в 2 раза (до 1000 человек всего и 219 находилось в резерве), о чем свидетельствуют следующие статистические данные.