[О пчелах]
Бог создал шмелей, а черт – пчел, но в его рое не было пчелиной матки. Видит Бог, что мало ему проку от шмелей – меда нет. Зашел он к черту, а тот накормил его медом. Понравился Богу мед, и Он захотел поменяться с чертом. Черт, разумеется, отказался.
– Хорошо, – говорит Бог, – подари мне хотя бы одну пчелу.
Черт подумал и согласился. Бог дунул на эту пчелу и превратил ее в матку. Пчелиная матка поднялась вверх, и пчелы поднялись за ней и улетели. Черт пустился в погоню, а Бог ему говорит:
– Это, черт, не для тебя пчелы, это пчелы для крестьян, а я тебе покажу твоих пчел.
Повел дьявола к осине и показал ему больших гудящих шершней. Так черт получил шершней, а пчел Бог отдал людям [8, 133].
Пчала
Бог даў людзям пчалу і сказаў, што яна будзе найлепшая казюлька для людзей, што яе ўсе будуць любіць і паважаць. Пчала ад радасці дужа зачванілася і кажа:
– Каго я ўкушу, той памрэць.
А бог тут зазначыў:
– Не! Не той памрэ, каго ты ўкусіш, а сама перастанеш жыць.
I вось цяпер усе пчалу любяць як найлепшую – найкарыснейшую казюльку. А яна, як толькі каго ўкусіць, зараз жа і ўміраець [9, 71].
[О папоротнике]
Один хлопчик накануне Ивана Купалы искал в лесу пропавших волов. И цветок папоротника упал ему в башмак. Хлопец сразу же понял, где находятся его волы, и быстро нашел их. Вышел он на дорогу и видит – едет пан в бричке на хороших лошадях. Пан остановился и сказал мальчику: «Давай меняться – я тебе дам своих лошадей, а ты мне свои башмаки». Парень удивился, но снял башмаки и отдал их пану, а себе взял бричку и коней. Только взял он в руки вожжи и хотел ехать, глядь – а у него в руках лыко, а вместо коней – три палки [8, 58].
Цветок папоротника
(легенды, предания и поверья польского народа)
В ночь на святого Яна шел одни мужичонка по лесу и видит – светится что-то под дубом, словно венок из звездочек. Подошел поближе – а это новехонькие золотые дукаты.
Страшно стало мужику. Глянул он на землю – а та вся прозрачная будто стекло. Куда ни посмотри – везде серебро да золото в сундуках, горшках да котелках. Некоторые словно дымом курятся, словно пеплом присыпаны, и сквозь тот пепел сияет золото ясным огнем.
Смотрит мужик на это богатство, а оно как бы подплывает, вокруг него собирается, все ближе подступает – ну, рукой достать!
Вдруг кто-то хвать его за плечо! Оглянулся мужик, видит – ксендз не ксендз, и бос на левую ногу.
– Слушай, – говорит. – Отдай мне свой сапог с левой ноги. (Говорит, а имя божье при том не поминает.) Беда со мной стряслась, заночевал я на сеновале в одном селе, а тут буря налетела, гром гремит, молнии сверкают, ударила молния прямо в крышу надо мной, люди бегут, кто куда, спастись не чают, я тоже вскочил, одного сапога не нашел, не до того было, пустился бежать, еле-еле жив остался.
Стоит мужик, раздумывает: «Что правда, то правда: ежели господь зажег – не потушишь. Спас господь этого человека, так и я ему помогу, отдам сапог. Мне до дома недалеко, небось не помру, в одном сапоге шагаючи».
А этот – ксендз не ксендз – говорит, частит, торопится:
– Я тебе заплачу, без награды не оставлю, босому, мне по лесу не пройти, чуть ногу не повредил, дай скорее сапог, бери деньги.
Сел мужик на землю, стал сапог стягивать, а этот – ксендз не ксендз – дергает, помогает.
И вдруг где-то вдалеке-вдалеке пропел петух.
Страшно захохотал ксендз не ксендз мужику в лицо, швырнул в него сапогом. Свист, грохот пошел по лесу, дубы с корнями выламывать начало. И все богатства подземные вмиг пропали, свет погас, земля потемнела.
А все оттого, что этому мужику за голенище цветок папоротника попал. Страшное это дело: тут и в пекло угодить не долго. Но не было в том у мужика умысла, все нечаянно вышло, и поэтому черт осилить его не смог, а хитростью цветок у него выманил.
Добрался мужик до дома, посмотрел, что за монету ему ксендз не ксендз в руки сунул, глядит – а это навоз конский [20].
Про Иванов цвет
Одина парень пошел Иванов цвет искать, на Ивана на Купалу. Скрал где-то евангелие, взял простыню и пришел в лес, на поляну. Три круга очертил, разостлал простыню, прочел молитвы, и ровно в полночь расцвел папоротник, как звездочка, и стали эти цветки на простыню падать. Он поднял их и завязал в узел, а сам читает молитвы. Только откуда ни возьмись медведи, начальство, буря поднялась. Парень все не выпускает, читает себе знай. Потом видит: рассветало и солнце взошло, он встал и пошел. Шел, шел, а узелок в руке держит. Вдруг слышит – позади кто-то едет; оглянулся: катит в красной рубахе, прямо на него; налетел, да как ударит со всего маху – он и выронил узелок. Смотрит: опять ночь, как была, и нет у него ничего [16, 229].
Папараць-кветка
Пайшоў на Яна [Ивана Купалу. – Л.С.] ў лес гаспадар шукаць карову, а за ім паляцелі яго два сабакі. Iшоў гаспадар лесам, учапілася яму ў лапаць кветка папараці, і чуе ён сабакі гавораць між сабою. Адзін кажа:
– Ляці да хаты, там злодзей хоча ў хату залезці, а я астануся карову шукаць.
Згаварыліся і разляцеліся ў розныя бакі.
Чуе гаспадар, пра яго птушкі і букашкі гавораць, знайшоў ён карову, а каля дому зноў тыя сабакі падбягаюць да яго і гавораць мі сабою:
– Ну, як, прагнаў таго злодзея?
– Прагнаў.
– А ці пакарміла цябе гаспадыня?
– Дала таго бліна, што дзеці абцерла.
Тут гаспадар стаў тупаць ды абчышчаць свае лапці, кветка вылецела з лапця, і гаворка сабачая перайшла ў лаянку. Больш ён ад іх нічога не пачуў, толькі адно зразумеў: сабак трэба карміць, трэба іх аддзячыць [9, 207].
Иван-да-Марья
Полюбил Иван Марью, а она – Ивана, но родители и слышать не хотели о свадьбе, подыскивая своим детям богатых жениха и невесту.
Вот и решили Иван и Марья к знахарке сходить: знала та бабка «веду». Пришел к ней Иван. «Садись. Ваня! – сказала бабка беззубая. – Знаю, зачем пришел! Степаниду тебе на шею навязать хотят. Не выйдет ихнее дело!» Между тем родители сватов заслали, получили согласие. Как тут отказаться? Думал Иван, думал и опять к бабке. А та и говорит ему: «Ежели никак нельзя будет отказаться, так возьми вот эту траву, да сделай настойку, сам выпей и Марье дай. Тогда никакие силы вас не разделят!» Поблагодарил Иван бабку, взял траву. Сделал настойку, при себе стал носить. Подошел день, готовятся родители к свадьбе. А Марьины тоже, и в одно воскресенье венчаться должны были. Стеречь их обоих начали, чтоб не ушли перед венцом из дому. Марью на замок посадили, а за Иваном все время отец ходил! Вот улучил минутку Иван, пришел к Марье под окошко и говорит: «Ты здесь, милая?» – «Да, я здесь. Сижу под замком, выйти не могу!» – «Ну, ничего, я разломаю окошко!» Сказал и стал ломать. Сломал. Вытащил Марью наружу. Видит, родители бегут за ними. Побежали они в степь. На бегу дал он ей глотнуть настойки и сам глотнул, и вдруг оба они повалились наземь и сделались травой, на одном стебле желтенький, а на другом голубенький цветок!.. Так с тех пор и зовут его «Иван-да-Марья»! [13, 536].
[Как появился осот?]
Когда Бог людям, зверям, птицам и насекомым раздавал созданные им растения, к этому дележу поспел Сатана и потребовал себе какое-нибудь растение за то, что он помогал Богу творить свет. Бог подумал, что рожь, пшеницу, гречиху, ячмень, горох отдавать нельзя – они нужны людям.
– Что ж мне тебе дать? Бери овес!
Сатана радостно побежал по дороге, непрерывно повторяя: «Овес, овес, овес!», чтобы не забыть названия.
Апостолам Петру и Павлу стало жалко отдавать черту такое полезное растение – ведь он нужен людям, чтобы кормить скот.
– Что же делать, – сказал им Бог, – ведь я уже подарил ему овес.
– А я, – говорит Павел, – отберу!
Павел забежал вперед, спрятался под мостом и, когда черт пробегал по мосту, по-медвежьи зарычал на него. Сатана от испуга забыл название растения.
– Что ты наделал! – закричал он Павлу. – Бог подарил мне какое-то растение, а я забыл его название!
– Может, жито? – спросил Павел.
– Нет.
– Пшеницу?
– Тоже нет.
– Может быть, осот?
– Точно! – закричал черт. – Осот, осот, осот!
Так Сатане достался бесплодный сорняк, который он теперь сеет на поле среди жита. А овес, благодаря хитрости апостола Павла, служит людям [8, 139–140].
[О васильке и крапиве]
Красивую девушку полюбил король ужей, и она согласилась выйти за него замуж. Родственники не хотели отдавать ее за ужа, но пришлось это сделать. Уж забрал свою молодую жену на дно озера, где она жила в красивом хрустальном дворце и родила двоих детей: сына Василька и дочь Горпину. Через несколько лет жена попросила мужа-ужа отпустить ее повидаться с родными. Он согласился, только просил и ее, и детей ничего не рассказывать ни о нем, ни о том, каким путем они попадут в дом родителей. Обернулся он деревянным мостом, и жена с детьми в золотой карете выехала по нему из озера и прибыла домой. Ее отец попросил дочь прилечь отдохнуть, а сам вывел внуков в сад и стал расспрашивать их об отце. Василек помнил наказ отца и молчал, а Горпина проболталась о том, что отец, обернувшись мостом, до сих пор стоит над озером и ждет, когда они поедут обратно. Тогда дед взял топор, пошел к озеру, разрубил мост на куски, а сам вернулся назад, ничего не сказав ни дочери, ни внукам. Когда те сели в карету и приехали к берегу озера, то увидели, что моста нет, а вода вся красная от крови. Поняла тогда женщина, что отец убил ее мужа, и спросила детей, кто из них рассказал деду об отце. Когда она узнала, что это Горпина погубила отца, она повелела ей стать крапивой и причинять людям такую же боль, какую она причинила своей матери. А сына она обратила в цветок василек, сказав, что люди будут брать его для букетов и освящать в церкви [8, 140–141].