3. [О знахарях]
Есть такие старухи, что ладят. А как они ладят, кто их знает, слова они не скажут. Вот у нас две коровы пропало, овцы гибли, коровы – кто-то портил. А потом мы разговорились с племянницей, она говорит: «Есть старушка, она хорошо ладит». Ну, мы с ней пошли к этой старушке. Она мне и говорит: «Знаешь, Яковлевна, я тебе ничего не скажу, ты только хозяйке скажи, пусть она положит по двадцать копеек в хлеву в каждый угол. А слов я тебе не скажу. Я спущу их по ветру, и слова эти придут к вам». Я пришла и сказала дочери, она так и сделала. Коровы перестали гибнуть [8, 400].
4. [О знахарях]
Мама рассказывала быль. Раньше овсяная была мука. В воду наболтают, получалась такая болтушка. Вот одна сделала такую болтушку на воде, которой обмывали покойника, и напоила женщину после родов, и та заболела. Говорит: я лежала, ничего не понимала. Муж повез ее к знатку, к знахарю. Он-то и говорит: «Истопи баню». В первый день он намыл с приговорами. Говорит ей: «Ложись на печку». А мужу: «Не будите. Сколько может, столько пусть и спит» И три раза он мыл в бане. Знахарь сказал: «Если не будете мстить, я вам покажу, кто сделал такое». Наливает воду и блюдце большое. Они наклонились над блюдцем, он их на крыл, свечку поставил сбоку. И в этой воде они увидели эту тетку, как она воду, которой покойника мыли, льет в бутылки и кладет муку в чашку. Они приехали домой. А женщина, которая роженицу испортила, каждый день к их дому приходила, у дома падет и катается, и плачет, и ревет, и просит прощенья. Пока роженица ей не сказала: «Бог простит», не могла уйти [8, 406].
[Як чараўнік абярнуў вясельны паязд у ваўкоў]
Некалі ехалі маладыя з вянца і, астанавіўшыся ў канцы сяла, прасілі вышоўшага мельніка, кааб ён адчыніў ім весніцы. Але той не ўважыў іх просьбы і сказаў на ехаўшага спераду свата:
– Нявелькі пан, і сам можаш адчыніць.
– А якім ты велькім панам тут зрабіўся; бадай табе камень лопнуў!
Адно што сват сказаў гэта слова, як у мліне зрабіўся неякі велькі стук. Калі паглядзіць туды мельнік – аж яго камень, як сказаў сват, разляцеўся надвое. Тады ён выскачыў зноў на двор і крыкнуў на дружбу:
– Гуж, га!
После гэтых слоў мельніка людзей на возах не было. Уся дружба абярнулася ў ваўкоў і точкаю пабяжала ад сяла ў лес. Гэты мельнік зрабіў ім быць ваўкалакамі сем лет. Так яны і бегалі… Маладыя і дружкі як былі ў стужках, так на іх была і шэрсць у дзяжкі рознага цвету [9, 177]. Начало документа
[О волколаках]
Возвращались два брата с поля домой. «А что, Грицко, очень ли ты боишься волков?» – спрашивает старший брат младшего. «Не знаю, я их сроду не видел», – отвечает брат. «А вот сейчас увидишь». Зашел он за могилу, находившуюся около дороги, вынул из кармана два ножа, воткнул их в землю и перекувырнулся между ними через голову. He успел Грицко и рта раскрыть, как из-за могилы показался большущий волк. Испугался Грицко, бросился за могилу, где скрылся его брат, но вместо брата нашел только два ножа, воткнутые в землю. Выдернул он ножи и бегом пустился домой, потому что за ним бежал волк, жалобно воя. Люди часто стали встречать около села странного волкa – тощего, со слезящимися глазами.
Раз ночью страшный лай собак разбудил Грицка. Вышел он из хаты, видит – сидит в углу хлева волк, а на него собаки бросаются. Вслед за сыном вышел и отец, который быстро сообразил, что это за волк. Подошел к нему, схватил за шиворот и сильно встряхнул. Шкура на волке треснула, и из нее вылез его старший сын. Когда уже все сидели за столом, мать спросила его: «Сыночек, что же ты ел, когда волкулаком был?» – «Облизывал на деревьях те места, за которые люди брались руками, только этим и жил» [8, 409].
[Муж-волколак]
Жили муж и жена. Хорошо жили, только муж временами исчезал, ничего не говоря своей жене. Поехали они однажды сгребать сено. Вот работали, работали. Наступил полдень. Муж и говорит жене: «Я должен отлучиться ненадолго. А ты залезай на копну и возьми в руки кнут. Если на тебя вдруг нападет волк, бей его этим кнутом». Сказал муж и ушел в ближайшую рощу, а жена залезла на копну, взяла в руки кнут и стала ждать мужа. Прошло несколько минут, вдруг из рощи, где только что скрылся ее муж, выбежал волк и набросился на женщину. Она его бьет кнутом, а он схватил ее за платье зубами и тянет с копны. Еле-еле она отбилась. Убежал волк назад в рощу. Посмотрела женщина – а у нее кусок подола вырван. Через какое-то время возвратился ее муж. Она ему стала рассказывать, как на нее волк нападал, как она от него кнутом отбивалась и как он вырвал и нее кусок платья. Муж ничего не сказал, догребли они сено, погрузили на телегу и поехали домой. А вечером, за ужином, муж начал ей что-то смешное рассказывать и рассмеялся, она посмотрела – а у него между зубов застрял кусочек от ее платья. Тогда она и поняла, кто был этим волком [8, 410].
[О сыне-волколаке]
Мне бабушка рассказывала. У одного деда был сын. Он женился. Вот его жена стала замечать, что он ночью выходит из хаты и пропадает до самого утра, а с утра до вечера может ничего не есть. Она рассказала своему отцу. А он, когда стемнело, начал следить за ним. Вот он пошел в огород, и ее отец пошел за ним. Три раза перекувырнулся в двенадцать часов и стал волколаком, здоровым, как теленок. Потом стал звать других волков и пошел с ними. И ее отец за ними. Пришли к лесу. А в это время там ехало три подводы. Две они пропустили, а людей на третьей подводе разорвали, коней и людей съели. И тогда он снова пошел домой. Три раза перекувырнулся и снова стал человеком. Утром ее отец стал расспрашивать его. Он объяснил, что превращается в волка, потому что он родился в такой день, когда родившийся ребенок становится волколаком. Отец спросил, почему они две подводы пропустили, а на третью напали. Волколак ответил, что люди на первых двух подводах перекрестились, а волколаки креста боятся. А на третьей человек ехал, мешки с пшеницей вез на мельницу молоть. Дома он пьяный был, а жена ему и сказала: «Чтоб ты поехал, и чтобы черти тебя смололи, чтобы я тебя больше не видела и не слышала». На нем креста не было, вот мы его и разорвали. Рассказал он все и пошел из дому. Где он делся, никто не знает [8, 413].
[Як чалавек жыў ваўкалакам]
Адзін раз гэтаксама да пабыў адзін чалавек трохі ваўкалакам, дак пасля ўжэ расказваў, як ён жыў. Дак казаў, што вельмі кепска на яду – усё сырое мяса, дак і які б, бывала, кажа, ні быў галодны, дак іншае падлы ані ў губу нават не возьмеш. Прыбяжыш, бывала, кажа, у грумаду авец ці ў быдла, дак тая, што трэба хватаць, каб была і найхудшая, дак стаіць такая пазорыстая, сытая, аж свіціцца, здаецца ўся. Задушыць адну, здаецца, нясмачна; задушыць другую – усё шукаеш смачнейшае, а яны ўсе роўныя; дак перадушыш гэтак многа скаціны, пойдзеш галодны. Раз, казаў, прыбягаў ён з ваўкамі на свой падворак і пачалі хапаць парасята: дак ваўкі бяруць, што большае і лепшае, а ён усё, што меншае і горшае, – нек такі шкода свайго. Спаць лажыўся, казаў, разам з ваўкамі, але цёнгля за ветрам, каб сіверам не цягнула на ваўкоў, бо яны б яго разарвалі. Напаследку нек ужэ ён лег проціў ветру. Прачнуўся ён, дак трашчыць яго шкура. Ён барджэй усхваціўся, да дай божа ногі – у сяло! А ваўкі за ім. Ледзве-на-ледзве нек ён ускочыў у сені, кульнуўся цераз парог і зрабіўся чалавекам зноў. На гэты час у сенях было яго дзіця. Дак беднае, на ўсе сені як нарабіла крыку: мама, воўк! Выбегла маці ў сені, адно ж стаіць там яе мужык. Чалавек той яшчэ жыў доўга. Нічога, быў сабе здаровы, толькі сподняя губа была вельмі тоўстая [9, 177].
[Вядзьмак-ваўкалак]
Жылі два саседы. Адзі бедны, другі багаты. Багаты быў вядзьмак, а бедны – добры чалавек. Бедны купіў каня і вывеў на выган, а багаты ўзяў тры нажы, утачыў у зямлю і пачаў куляцца. Перакуляўся праз адзін нож – у яго стала галава воўчая, перакуляўся праз другі – тады ўвесь стан стаў воўчы, ён перакуляўся праз трэці – тады і ногі зрабілісь воўчыя. Тады ён паляцеў і задушыў [каня], а бедны выняў адзін нож, як ён задушыў каня.
Воўк задушыў і бяжыць назад к нажам, штоб адвярнуцца назад на чалавека. Прыбег. Як перакуліўся праз адзін нож – тады стала галава чалавечча; як перакуліў праз другі нож – тады ўвесь стан зрабіўся чалавеччы; перакуліўся трэці раз, але ногі асталіся воўчыя, бо не было трэцяга нажа [9, 180]. Начало документа
1. [О русалках]
У нас [на Русском Севере – Л.С.] говорят, что русалки – это девушки, умершие перед самой свадьбой. Вот они и томятся всю жизнь и людям мешают [8, 234].
2. [О русалках]
Русалки – в белых сорочках, косы распущены. Если хлопец умирает, тоже будет русалкой – в белом мужчина, русалки в жите танцуют, свои песни поют, кричат по-своему. Русалки ходят табуном [8, 235].
3. [О русалках]
Русалкам погребения не делали, зароют – и все. И вот ходит душа бесприкаянная. Русалки ходили по полю, когда солнце сядет, и домой приходили на печку. Это мертвые души ходят [8, 236].
4. [О русалках]
Русалка совсем как женщина, только в лице румянца нет, да руки тощие и холодные, волосы очень длинные, груди большущие [8, 236].
5. [О русалках]
Ходили мы как-то по черемуху. Брали, брали да и решили в лесу-то и заночевать. Стали мы друг друга пугать русалками да водяными. Вдруг видим: как будто паром плывет и не паром будто. А на том пароме гребут веслами и песни поют. Присмотрелись мы и видим женщин во всем белом. А волосы длинные они гребнями чешут, а сами то песню запоют, а то вдруг как засмеются! Стали ближе-то подплывать: вместо ног-то у них хвосты рыбьи. Они ими по воде шлепают, а вокруг брызги серебряные летят. И потом вдруг не стало никого [14, 165].