Последний создал еще один перевод, появившийся в 1935 году и затем вошедший в его сборник «Французские лирики XIX и XX веков» 1937 года. Лифшиц переводил многие стихотворения Рембо, и его тексты эти до сих пор представляют интерес, хотя во второй половине XX века появилось еще много хороших переводов.
В 1955-60х годах Павел Антокольский, один из крупнейших советских переводчиков французской поэзии, написал свой «Пьяный корабль», который вошел в сборник «От Беранже до Элюара» 1966 года издания.
В середине 70х годов был написан рассмотренный в этой работе вариант перевода Леонида Мартынова, хотя работа над ним до сих пор не окончена.
Последний перевод создан Давидом Самойловым в 1982 году. Это один из самых известных и популярных сегодня вариантов русского «Пьяного корабля».
Основное отличие перевода от оригинала заключается в том, на какую идею, мысль сдвигается в переводе акцент. Эти изменения становятся заметны и понятны лишь в результате тщательного анализа. Конечно, стихотворение Рембо очень сложное и затрагивает не одну важную для него идею, оно имеет много смысловых уровней, поэтому точный перевод оказывается практически невозможным. Тем не менее, можно говорить о том, что некоторые переводчики, очевидно, намеренно сдвигают акцент на какую-то идею, важную для них в их собственном творчестве.
Так, Владимир Набоков в своем стихотворении акцентирует внимание на внешней форме идеи, заложенной в стихотворении Рембо. Стихотворение Рембо «Пьяный корабль» описывает путешествие лирического героя – он же корабль – по всему миру. В ходе этого путешествия лирический герой Рембо познает мир, в чем и заключается смысл путешествия. Однако Набоков акцентирует внимание на путешествии как таковом. Видимо, эта тема для него важна в период создания перевода. Именно поэтому он создает в своем «Пьяном корабле» повествовательную интонацию. Эту интонацию читатель чувствует уже в переводе первой строки. В оригинале она звучит так:
Comme je descendais des Fleuves impassibles
В то время как я сплавлялся по безучастным, безразличным Рекам
Набоков переводит эту строку следующим образом:
В стране бесстрастных рек, спускаясь по теченью...
Этот перевод отсылает читателя к зачинам волшебных сказок. Создается ощущение, что дальше в стихотворении будут описаны какие-то чудеса. В результате оказывается, что сложные образы из мира путешествия Рембо интересуют Набокова лишь как диковинки, увиденные в ходе путешествия. Тем не менее, Набоков грамматически точно переводит текст, точнее других передает метафоры Рембо. Это, вероятнее всего, так, потому что Набоков лучше других переводчиков знал французский язык. По настроению же его стихотворение совсем не похоже на оригинал, где чувствуется напор и вызов.
Перевод Бродского является своеобразной попыткой стать соавтором Рембо, причем в гораздо большей степени, чем все другие переводчики. По сути своей перевод Бродского крайне вольный, но в нем есть много добавлений, которые чисто теоретически могли быть сделаны самим Рембо. К примеру, в своей Х строфе Бродский добавляет образ «Атлантиды», которого нет в оригинале:
Я сквозь волны, дрожавшие, как жалюзи,
Любовался прославленною Атлантидой.
Казалось бы, появление этого образа ничем не обосновано. Однако стоит вспомнить, что при написании «Пьяного корабля» на Рембо повлияли научно-фантастические книги, в частности «20 тысяч лье под водой» Жюля Верна. В этой книге целая глава посвящена описанию Атлантиды, находящейся под водой. Значит, Бродский использует при создании перевода тот же материал, что и сам Рембо. Подобных примеров в стихотворении Бродского много.
Ко всему прочему он уделяет много внимания настроению оригинала. В понимании Бродского основной чертой лирического героя является его желание быть свободным, поэтому Бродский до последней строки подчеркивает, что главная ценность его лирического героя – это свобода. В оригинале это не совсем так: для лирического героя Рембо свобода нужна, но лишь чтобы познавать; в момент, когда у лирического героя нет больше сил познавать, свобода ему не нужна, он готов находиться в маленькой луже Европы, а не в открытом море.
Перевод Бенедикта Константиновича Лифшица оказывается очень точным, что понятно: Лифшиц считал Рембо своим учителем и в 10е годы XX века серьезно увлекался его творчеством. В 1929 году Лифшиц ревел книгу Карре «Жизнь и приключения Жана Артюра Рембо». Несмотря на то, что эти знания не спасают Лифшица от ошибок, характерных большинству переводов, знание биографии Рембо позволило ему понять смысл «Пьяного корабля». Это стихотворение выражает воззрения Рембо на то, каким должен быть поэт и как им стать. Рембо считал, что для того чтобы стать поэтом, необходимо познать все, все прочувствовать, причем в самом прямом смысле. Но затем Рембо говорил про подобного поэта:
«Пускай в этом безумном взлете погибнет он под бременем неслыханного и неизреченного: на смену ему придут другие упорные труженики; они начнут уже с того места, где он бессильно поник».
Лирический герой «Пьяного корабля» в ходе своего путешествия именно познает мир. Затем наступает момент, когда он уже больше не может познавать, его силы исчерпаны. Он не может соперничать с другими кораблями, с революционерами, о чем сказано в последней, XXV строфе. Для Рембо такой конец не является ни трагичным, ни благополучным – лирический герой следует определенной схеме, изобретенной автором. Так, последняя строфа оказывается нейтральной, что очень трудно передать. Лифшиц же, переводя слово за словом, не добавляя своей оценки строфе, сумел сохранить почти нейтральное настроение в последней строфе.В переводе Павла Григорьевича Антокольского важное место занимает тема времени, а в какой-то момент она становится основной, главной. Это хорошо видно на примере VI строфы:
Так я плыл наугад, погруженный во время,
Упивался его многозвездной игрой,
В этой однообразной и грозной поэме,
Где ныряет утопленник, праздный герой...
Так, у Рембо море – это море поэзии, а лирический герой, он же корабль, - это поэт. У Антокольского же море – это время, а лирический герой – человек во времени, маленькое и слабое существо, которое не может совладать ни с силами природы, ни, тем более, со временем. Вероятнее всего, эта тема действительно интересовала Антокольского, поскольку в оригинале время не выступает в роли самостоятельной темы, а лишь как вспомогательная.
Перевод Мартынова оказывается довольно точным не только в общей идее, но и в мелочах. Его перевод полон необычных, интересных находок для передачи тех или иных мест, с которыми у других поэтов возникали сложности. Одним из примеров может служить перевод слова derades в XV строфе. Это слово образовано от французского глагола derader, что означает «быстро уйти с рейда, оставив якорь или проволочив его по дну». Рембо образовал от этого слова существительное, то есть придумал подобие термина. Понятно, что точно перевести значение слова derades трудно, и вряд ли такой перевод уместился бы в стихотворную строку. Однако Мартынов все же пытается передать значение этого слова, переводя его как «мои срыванья с якорей». Есть еще много других примеров того, как Мартынов пытается передать значение трудно переводимых слов. Это показывает уважительное и внимательное отношение к тексту оригинала.
Самойлов использует опыт всех предыдущих переводчиков; его перевод во многом состоит из элементов уже ранее написанных. Это не лишает его точности, но делает его менее оригинальным, заметным для читателей. Важным отличием от оригинала является постоянная попытка Самойлова сохранить в строфах оптимистичное, радостное настроение, даже там, где в оригинале его нет. Это лишает его перевод напряженности и некоторой трагичности, которую в оригинале читатель чувствует с первых же строк.
Итак, можно выделить основные проблемы, возникающие при переводе «Пьяного корабля» Рембо.
Первая проблема – это перевод названия стихотворения: делать ли его точным или следовать сложившейся в русской поэзии традиции? Дело в том, что в своем названии Рембо использовал слово le bateau. Во второй половине XIX века на русский язык это слово переводилось как «судно». Современники Рембо укоряли его за использование слова le bateau, так как считали, что оно принадлежит низкому стилю и недопустимо в поэзии. Но Рембо употребил его намеренно, чтобы создать эффект смешения стилей. С той же целью он употребляет морские термины и специальные слова наряду со словами высокого стиля. Переводя название стихотворения как «Пьяный корабль», русские поэты употребляли то же слово, что и век назад Пушкин, то есть смешение стилей отсутствовало. Тем не менее, подавляющее большинство поэтов называли свои переводы именно «Пьяный корабль».
Следующая проблема, касающаяся всех переводчиков, - это передача морских терминов и других специальных слов. Поэты начала XX века отказываются от многих терминов, передают их общеупотребительными словами, подходящими по смыслу к их строфам. Во второй половине XX века заметно особое внимание, которое уделяют переводчики этим словам. Крайне щепетильно к этим терминам относится Мартынов, в чьем переводе мы находим немало удачных попыток передать смысл, значение этих слов. Появляется и третий путь, свойственный переводам Мартынова и Самойлова, применимый к наиболее трудным случаям. Для некоторых французских слов, значение которых переводчикам не удается передать, они оставляют в своих переводах их звуковое оформление, передают их на фонетическом уровне.
Очень трудным оказывается перевод метафор Рембо, связанных с морем, морской водой, волнами. Все эти метафоры у Рембо оказываются неясными, не вполне понятными, так как построены на ассоциациях не с настоящей морской водой, а с ее описанием в книгах, поскольку на момент написания стихотворения Рембо еще ни разу не видел моря. С другой стороны, многие метафоры имеют не одно, а два-три значения, которые образуются, благодаря многозначности слов. Естественно, подобрать в русском языке слово, которое и в прямом и в переносном значении было бы эквивалентом для французского очень сложно, порой невозможно. Каждый переводчик, очевидно, пытается понять и объяснить себе, в чем заключается основа для сравнений или метафор. Эти попытки до конца понять текст оригинала приводят к тому, что поэты делают метафоры более простыми и гораздо более понятными читателю, чем в оригинале. Однако при этом текст значительно упрощается, становится грубее, площе, теряет свою многозначность. Есть и другой путь решения этой проблемы: Лифшиц, Набоков и Мартынов зачастую придумывают окказионализмы, которые достаточно хорошо передают специфику метафор оригинала. Мартынов, ощущая, как сложны метафоры оригинала, разъясняет их себе, но при этом, пытаясь передать характерные особенности оригинала, добавляет свои, новые алогизмы.