– А почему такое отношение? – перебил Ханин. – Мнение есть?
– Есть, – сказал Вовчик. – Все потому, что мы у них на пансионе. Их фильмы смотрим, на их тачках ездим и даже хавку ихнюю едим. А сами производим, если задуматься, только бабки… Которые тоже по всем понятиям ихние доллары, так что даже неясно, как это мы их производить ухитряемся. Хотя, с другой стороны, производим же – на халяву-то никто не дал бы… Я вообще-то не экономист, но точно чувствую – дело гнилое, какая-то тут лажа зарыта».
Приведенный фрагмент разговора главного героя и криминального авторитета отражает тот факт, что заграницу в 1990-е г.г. продолжают ездить только те, у кого есть денежные средства, то есть большинство населения, как и главный герой Вавилен Татарский за пределами страны попросту не было. Кроме того, подчеркивается усиливающееся влияние Запада на Россию во всех сферах.
«Вовчик замолчал и тяжело задумался. Ханин собирался что-то вставить, но Вовчик вдруг взорвался:
– Но они-то думают, что мы культурно опущенные! Типа как чурки из Африки, понимаешь? Словно мы животные с деньгами. Свиньи какие или быки. А ведь мы – Россия! Это ж подумать даже страшно! Великая страна!
– Да, – сказал Ханин.
– Просто потеряли на время корни из-за всей этой байды. Сам знаешь, какая жизнь, – вздохнуть некогда. Но это ж не значит, что мы забыли, откуда мы родом, как негры эти козлиные…».
После небольшой передышки разговор между героями продолжился.
«Давай без эмоций, – сказал Ханин. – Объясни парню, чего ты от него хочешь. И попроще, без лирики.
– Короче, я тебе сейчас ситуацию просто объясню, на пальцах, – сказал Вовчик. – Наш национальный бизнес выходит на международную арену. А там крутятся всякие бабки – чеченские, американские, колумбийские, ну ты понял. И если на них смотреть просто как на бабки, то они все одинаковые. Но за каждыми бабками на самом деле стоит какая-то национальная идея. У нас раньше было православие, самодержавие и народность. Потом был этот коммунизм. А теперь, когда он кончился, никакой такой идеи нет вообще, кроме бабок. Но ведь не могут за бабками стоять просто бабки, верно? Потому что тогда чисто непонятно – почему одни впереди, а другие сзади?
– Во как, – сказал Ханин. – Учись, Ваван.
– И когда наши русские доллары крутятся где-нибудь в Карибском бассейне, – продолжал Вовчик, – даже на самом деле не въедешь, почему это именно русские доллары. Нам не хватает национальной и-ден-тич-ности…
Последнее слово Вовчик выговорил по складам.
– Понял? У чеченов она есть, а у нас нет. Поэтому на нас как на говно и смотрят. А надо, чтобы была четкая и простая русская идея, чтобы можно было любой суке из любого Гарварда просто объяснить: тыр-пыр-восемь-дыр, и нефига так глядеть. Да и сами мы знать должны, откуда родом».
Таким образом, В. О. Пелевин устами Вовчика Малого передает суть и смысл «русской идеи». Любая национальная идея нужна только для того, чтобы она объясняла, «почему одни впереди, а другие сзади», и давала то, за чем бы «стояли бабки». Исходя из этого, появляется предположение, что все «национальные идеи» созданы искусственно с целью, нами только что выведенной. Созданы искусственно были и так называемые «русские идеи», о которых вспоминает Вовчик Малой: «православие, самодержавие и народность», затем «коммунизм». Можно сюда же включить и идею «Москва – Третий Рим», об искусственном создании которой известно ученым-историкам. Для ее доказательства был даже написано «Сказание о великих князьях Владимирских», в котором говорится о том, что русские цари ведут свой род от римского императора Августа. Таким образом, происходит сакрализация царского служения.
С падением Советского Союза страна оказалась без национальной идеологии, в ступоре, в невесомом, потерявшемся состоянии. Ушла и «национальная идея», а новая еще не была выведена. Неудивительно, что рассказ о сути «русской идеи» В. О. Пелевин поручает в своей книге именно криминальному авторитету, лицо которого было «типичной бандитской пельмениной невнятных очертаний». Таким образом, он подчеркивает то, что заинтересованность «русской идеей» присутствует только со стороны далеких от народа людей: криминальных авторитетов, олигархов и политиков, которые недалеко ушли от двух предыдущих социальных классов.
В итоге криминальный авторитет ставит перед Вавиленом следующую задачу: «Напиши мне русскую идею размером примерно страниц на пять. И короткую версию на страницу. Чтоб чисто реально было изложено, без зауми. И чтобы я любого импортного п...ра – бизнесмена там, певицу или кого угодно – мог по ней развести. Чтоб они не думали, что мы тут в России просто денег украли и стальную дверь поставили. Чтобы такую духовность чувствовали, как в сорок пятом под Сталинградом, понял?».
Задача для Татарского на первый взгляд показалось легкой, однако, взявшись за дело, он так уже не думал. Попытка сочинить «русскую идею» кончилась первым в карьере Татарского полным провалом. Не помогла главному герою даже планшетка, к которой он обращался в самые отчаянные моменты. Не помог Татарскому и Че Гевара, дух которого еще ранее выдал Татарскому известный монолог о вау-факторах.
«Попытки Татарского выйти на связь с каким-нибудь более компетентным в вопросе духом кончились ничем. Правда, после обращения к духу Достоевского, на которого Татарский возлагал особые надежды, возникли некоторые побочные эффекты: планшетка мелко затряслась и запрыгала, словно ее дергало во все стороны несколько одинаково сильных присутствий, но оставшиеся на бумаге кривые загогулины тоже не годились заказчику, хотя, конечно, можно было тешить себя мыслью, что искомая идея настолько трансцендентна, что это единственный способ как-то зафиксировать ее на бумаге. Но, как бы там ни было, работу Татарский не сделал».
Однако данная провальная работа проблем Татарскому не принесла, потому как на следующий день Ханин объявил, что Вовчика «завалили» чеченцы, а «контора» на время закрывается.
2.3. Телевидение и реклама как средство выработки национальной идеи и её трансформации в массы
Большое внимание В. О. Пелевин в романе уделяет телевидению и рекламе. Именно они, по мнению автора, руководят миром.
«Высшей точки обличительный пафос Пелевина достигает в эпизодах, связанных со странным "межбанковским комитетом", куда Татарского приглашают работать. Выясняется, что эта рекламная контора создана для моделирования фальшивой действительности, универсальным символом которой представлен телевизор – единственный способ общения с миром для жителя "общества потребления". Выясняется, что все политики, все реалии – все, что показывают в программах новостей и других телепередачах, есть не более чем плод искусной работы специалистов по компьютерной графике. Автор беспощадно демонстрирует подоплеку современного мира, объясняя, что любые политики – персонажи рекламного клипа, а истинные боги, истинные герои – две бездушные машины, компьютер и телевизор» [27].
Татарский в «Межбанковском комитете», который располагался в огромном сталинском здании под вывеской «Институт пчеловодства», стал старшим криэйтором в отделе компромата, куда, оказалось, берут всех новичков. Задачей Татарского стало выдумывание каких-либо компрометирующих сцен из жизни олигархов, политиков, в общем, всех тех, кто появляется на экране телевизора. Первой такой работой Татарского стала беседа олигарха Березовского и чеченского боевика Радуева.
Нас, однако, интересует другой отдел «Межбанковского комитета» – отдел, которым руководит товарищ Татарского Саша Бло. Именно этому герою предопределено в романе развить тему «русской идеи». Саша Бло на работу в «комитет» устроился раньше Татарского, к моменту прихода на работу которого уже возглавлял отдел «русской идеи».
«Из "рэйнджровера" вылез полный и низенький мужчина в подчеркнуто буржуазном полосатом костюме, повернулся, и Татарский с изумлением узнал в нем Сашу Бло – разжиревшего, еще сильнее облысевшего, но с той же гримасой мучительного непонимания на лице.
– Саша, – сказал Татарский, – ты?
– А, Ваван, – сказал Саша Бло. – Тоже здесь? В компромате?
– Откуда ты знаешь?
– А оттуда все начинают. Чтоб руку набить. Креативный штат-то не особо большой. Все друг с другом знакомы. Так что, если я тебя раньше не видел, а теперь ты у этого подъезда паркуешься, значит, ты в отделе компромата. Да и то – недели две, не больше. Элементарно, Ватсон.
– Месяц уже, – ответил Татарский. – А ты кем работаешь?
– Я? Я завотделом "русской идеи". Это во флигеле. Идеи будут – заходи.
– От меня толку мало, – ответил Татарский. – Я пробовал думать – не выходит. Ты бы поездил по окраинам, поспрашивал у мужиков.
Саша Бло недовольно наморщился.
– Да я пробовал вначале, – сказал он. – Стакан нальешь, в глаза заглянешь, а тебе в ответ: «Да разъ..ись ты на х.., Мерседес козлиный». Они круче «мерседеса» ничего представить не могут… И все так деструктивно…».
Рассмотрев данный отрывок, в первую очередь отметим тот факт, что в «комитете» существует отдел «русской идеи», в котором она и разрабатывается. А раз «комитет» в романе – это образ рекламы и телевидения, то выводим следующую мысль – телевидение и реклама разрабатывают и создают «русскую идею». Для чего? Для того, чтобы руководить страной. По роману, как уже говорилось ранее, реклама и телевидение руководят и управляют страной, «обществом потребления».