По этим причинам мы заявляем, объявляем, приказываем, повелеваем и нам угодно:
Чтобы во всех укрепленных местах, будь то города или замки, находящихся внутри нашего королевства и провинций и не расположенных в важных пунктах на границах или других важных местах, укрепления были снесены и разрушены; даже старые стены должны быть разрушены, сообразно с тем, насколько это будет признано необходимым для блага и спокойствия наших подданных и безопасности государства, так чтобы отныне наши подданные не могли опасаться, что названные укрепления доставят им какое-либо беспокойство, и чтобы мы были освобождены от расхода, который мы принуждены производить на гарнизоны.
(пер. П. Н. Ардашева)
Текст воспроизведен по изданию: Хрестоматия по истории средних веков. Т. 3. М. 1950. С. 184-185.
5. ЭДИКТ, ЗАПРЕЩАЮЩИЙ ПАРЛАМЕНТАМ
ВМЕШИВАТЬСЯ В ГОСУДАРСТВЕННЫЕ ДЕЛА
И АДМИНИСТРАЦИЮ (февраль 1641 г.)
... Мы, согласно с мнением нашего совета, по нашему определенному убеждению и в силу нашей королевской власти и авторитета, сказали и объявили, говорим и объявляем, что наш парижский парламент и прочие наши трибуналы были учреждены только для того, чтобы давать правосудие нашим подданным; мы делаем им строжайшие запрещения на будущее время не только брать в свое ведение какие-либо дела, подобные тем, которые выше названы, но вообще все дела, которые могут касаться государства, администрации и правительства; эти дела мы оставляем исключительно за нами и нашими преемниками, если только мы не дадим им нашими грамотами власти и специального поручения, сохраняя за собой право спрашивать мнение нашего парламента относительно государственных дел в тех случаях, когда мы сочтем это полезным для блага нашей службы.
IV. Мы повелеваем и желаем, чтобы эдикты и декларации, которые будут занесены в реестры по этой форме (в нашем присутствии и королевском заседании — lit de justice), были вполне исполняемы по их форме и содержанию, и запрещаем нашему парламенту и другим трибуналам оказывать какое-либо противодействие, не воспрещая, однако, нашим должностным лицам делать нам представления, которые они сочтут нужными, относительно выполнения эдиктов для блага нашей службы, после каковых представлений мы желаем и повелеваем, чтобы они повиновались нашим желаниям и исполняли эдикты согласно исправлению, которое будет сделано нашей властью, если мы это прикажем им.
V. Что касается эдиктов и деклараций, которые будут посланы им относительно правительства и администрации государства, то мы приказываем и предписываем им опубликовывать их и подвергать регистрации, никоим образом не разбирая и не обсуждая их; что касается эдиктов и деклараций относительно наших финансов, то мы желаем и повелеваем, чтобы, если, после того как они будут присланы им, встретится какое-либо затруднение при их регистрации, они возвращались для представления нам, чтобы мы могли сделать в них изменения, какие сочтем нужным, они же не будут иметь права вносить в них какие-либо изменения своей властью или же употреблять слова “мы не должны и не можем”, что оскорбительно для авторитета государя.
VI. В том случае, когда мы найдем, что эдикты должны быть зарегистрированы и исполнены в той форме, в какой мы их послали им после того, как выслушали представления по этому поводу, мы желаем и повелеваем, чтобы по получении нашего приказания они приступили к проверке и регистрации, прервав все дела, если только мы не позволим им сделать вторые представления, после которых мы желаем, чтобы это было выполнено без всяких промедлений.
(пер. П. Н. Ардашева)
Текст воспроизведен по изданию: Хрестоматия по истории средних веков. Т. 3. М. 1950. С. 186-187.
6. АРМАН ЖАН ДЮ ПЛЕССИ, ГЕРЦОГ ДЕ РИШЕЛЬЕ
МЕМУАРЫ. УСМИРЕНИЕ ГУГЕНОТОВ (1629 г.)
Покончив с этим затруднением[10], король позволяет герцогу де Рогану перевести общее собрание мятежников из Нима в Андюз, на что те едва согласились. Это собрание пожелало иметь сочувствие провинции Севен и Андюз; оно приняло к себе еще 6 депутатов от Нима и 6 от Андюз, и все вместе отправили депутацию ко двору. Сначала эти господа имели большие претензии: они намеревались сохранить свое положение [своих городов] в качестве маленьких республик, но необходимость заставила их подчиниться тому, на что они не согласились бы добровольно, хотя этого требовало благоразумие. Они были вынуждены принять мир не так, как они желали, но как было угодно дать его королю, и не в форме договора, как то они всегда делали в прошлом, но в виде прощения и милости. Прежде им оставляли укрепленные города; теперь король приказал их срыть все без всякого исключения укрепления тех городов, которые участвовали в мятеже, и сделать это за их счет собственными руками; это должно показать, что король желает иметь ту честь, чтобы воздвигнутое против его авторитета было разрушено самими же строителями. Некогда в местах, занятых этими несчастными, можно было служить богу только тайно, теперь они были обязаны восстановить церкви, допустить поразить идола Дагона, чтобы с триумфом бог вступил во все места, откуда его внешний культ был святотатственно изгнан. Некогда вожди мятежей получали видное положение, награды и огромные суммы не менее 40—50 тыс. экю. В этом случае герцог де Роган не только оставил Лангедок, но и королевство; едва ли ему давалась награда тем, что ему возвращали только его имущество и дали 100 тыс. экю, которые не составляли и половины стоимости разрушенных его построек и домов и опустошенных лесов. Надо еще заметить, что в других договорах на первом плане стоял частный интерес, тогда как в настоящем случае никогда герцог де Роган не узнал бы, что король пожелал пожаловать ему что-либо раньше, чем принял милость мира.
(пер. П. Н. Ардашева)
Текст воспроизведен по изданию: Хрестоматия по истории средних веков. Т. 3. М. 1950. С. 185.
7. АРМАН ЖАН ДЮ ПЛЕССИ, ГЕРЦОГ ДЕ РИШЕЛЬЕ
ПОЛИТИЧЕСКОЕ ЗАВЕЩАНИЕ
СОСТОЯНИЕ ФРАНЦИИ В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XVII ВЕКА
Из “Политического завещания” Ришелье
Когда вы, ваше величество, решились предоставить мне одновременно и доступ в ваши советы и оказать значительное доверие в ведении ваших дел, то я могу удостоверить, что гугеноты разделяли государство с вашим величеством, что вельможи вели себя, как если бы они не были подданными вашего величества, а наиболее могущественные губернаторы провинций вели себя, как будто они были государями в своих должностях.
Я могу сказать, что дурной пример тех и других был столь вреден для королевства, что наиболее упорядоченные корпорации [парламенты] испытывали расстройство и, в известных случаях, уменьшали ваш законный авторитет, насколько это было им возможно, чтобы вознести свой далее разумных пределов.
Я могу сказать, что каждый измерял свою заслугу своей дерзостью; что вместо того, чтобы ценить благодеяния, которые они получали от вашего величества, по их собственной цене, они дорожили ими только тогда, когда они были пропорциональны их разнузданной фантазии: что наиболее предприимчивые считались умнейшими и оказывались наиболее счастливыми.
Я могу еще сказать, что иностранные союзы находились в пренебрежении: интересы частные предпочитались государственным; одним словом, достоинство вашего величества было столь унижено и столь отличалось от того, каким бы оно должно было быть, по вине тех, кто имел тогда главное управление вашими делами, что почти невозможно было признать его.
Нельзя было далее терпеть поступки тех, кому вы, ваше величество, доверили кормило своего государства, чтобы не потерять всего; с другой стороны, нельзя было также сразу изменить все, не нарушая законов благоразумия, которое не позволяет непосредственно переходить от одной крайности к другой.
Плохое состояние ваших дел, казалось, побудит вас к опрометчивым решениям без выбора времени и средств; однако, необходимо было выбрать и то и другое, чтобы извлечь пользу из перемены, которой требовала от вашего благоразумия необходимость.
Лучшие умы не думали, что можно без крушения обойти все подводные камни, которые появились в столь мало надежное время; двор был полон людей, которые уже порицали безрассудство тех, кто желал взяться за это; и так как все знали, что государи легко приписывают тем, кто находится при них, плохие успехи дел, относительно которых они получили хорошие советы, то столь немного людей надеялось на хороший исход перемены, которую, как объявили, я хотел произвести, что многие считали мое падение обеспеченным ранее, чем ваше величество возвысили меня.
Невзирая на все эти затруднения, которые я представил вашему величеству, я, зная, что могут делать короли, когда они хорошо пользуются своей властью, осмелился обещать вам, по моему мнению, не безрассудно, что вы обретете благо вашему государству и в непродолжительном времени ваше могущество и благословение божие придадут новый вид этому королевству.
Я обещал вашему величеству все свое искусство и весь авторитет, который вам угодно было дать мне, чтобы сокрушить партию гугенотов, сломить спесь вельмож, привести всех подданных к исполнению их обязанностей и поднять ваше имя среди иностранных наций на ту ступень, на которой оно должно находиться.
ОТНОШЕНИЕ РИШЕЛЬЕ К ДВОРЯНСТВУ
Из “Политического завещания” Ришелье
Я говорю, что дворянство надо рассматривать, как один из главнейших нервов государства, могущий много способствовать его сохранению и упрочению. Оно в течение некоторого времени было столь унижено благодаря большому числу чиновников, которых зло века создало в ущерб ему, что оно весьма нуждается в поддержке против посягательств этих людей. Богатство и спесь одних отягчают нужду других, богатых только храбростью, благодаря которой они свободно жертвуют жизнью государству, от которого чиновники получают содержание.