Часто утверждается, что в гуманитарных науках применяется специальный метод, не подлежащий употреблению в естественных науках, – метод эмпатического понимания, сопереживания людям, включенным в исследуемые события, «последовательного вживания в ту или иную систему культурных образов». Говорят, что историки, социологи и культурологи именно с помощью отождествления с изучаемыми героями приходят к пониманию, а следовательно, и к адекватному объяснению интересующих их событий. В общем, как в рассказе X. Борхеса, когда наш современник доводит себя до такого душевного единения с Сервантесом, что оказывается в состоянии самостоятельно написать XVII главу «Дон Кихота». Но нет даже намека на критерий, позволяющий установить степень подобного отождествления. К. Поппер, видимо, прав, когда считает такой метод субъективным, догматичным и опасным.
Б. Спиноза шутил: когда человек придает Богу людские свойства, это все равно как если бы треугольник считал Бога в высшей степени треугольным. Как же определить, в каком случае мы рассуждаем как треугольники и поэтому принимаем все действительное за треугольное, а когда вчувствуемся в реальность по-настоящему и соответствуем ей? Метод вчувствования эвристически полезен, создает у людей, знакомящихся с его результатом, чувство правдоподобия, но он не делает те или иные высказывания верными. Он даже не является специфическим для гуманитарных наук. Аналогичную функцию выполняет в естественных науках критерий эстетического совершенства: недостаточно красивые теории не вызывают чувства сопереживания природе и не кажутся правдоподобными, говорил Эйнштейн.
Позиция В. М. Аллахвердова: гуманитарные науки – особый вид эмпирических наук, где отнесение к тому или иному классу делается исключительно по смыслу.
Исходя из этого определения и согласно существующей традиции, будем в дальнейшем все, что изучают гуманитарные науки, называть текстом. Текстом, таким образом, является не только письменная или устная речь, но и любые события, явления, вещи, поступки. Например, Кельнский собор, сновидение, теория относительности, любовная записка, груда камней на месте археологических раскопок – все это текст, подлежащий интерпретации.
Сознание, по Э. Гуссерлю, – это поле, на котором совершается наделение смыслом. Сам мир просто таков, как он есть, и не имеет никакого смысла. Смысл – это то, что привносит в этот мир человек. И для него окружающее всегда насыщено смыслами. А смысл – это интерпретация. Интерпретировать же все можно по-разному, а потому встает задача выбора наилучшего из всех возможных смыслов. Этот выбор заведомо не может опираться на строго объективные критерии, поскольку смысл всегда насквозь субъективен. Тем не менее люди способны обмениваться смыслами, а следовательно, перед каждым человеком встает задача согласовать сделанный им свой выбор с выборами других людей.
Однако разные люди могут приписать одной и той же ситуации еще больше разных смыслов. Какой же интерпретации следует отдать предпочтение?
Поскольку смысл всегда полностью привносится самим интерпретатором, то и произвольность классификаций в гуманитарных науках наибольшая. Однако и здесь существуют нормативы, ограничивающие произвол субъективности. Среди реально работающих методологических принципов гуманитарных наук можно выделить следующие.
Смысловое совершенство истолкования (аналог логических требований к классификации в эмпирических науках). Исследователь исходит из предположения, что в тексте нет случайных элементов, что в нем все можно объяснить. «Мы всегда подходим к тексту с такой предпосылкой. И лишь если предпосылка не подтверждается, т. е. текст не становится понятным, мы ставим ее под вопрос» (Гадамер) Отсюда следует, что из нескольких интерпретаций более предпочтительна та, которая более полна, т. е. объясняет большее число фрагментов текста (включая любые мелочи). Чем, например, отличается фраза «Он три года жил в Индии» от фразы «Он три года прожил в Индии»? Предполагается, что раз автор высказывания использовал только одну из этих фраз, то он сделал свой выбор из каких-либо понимаемых соображений. Так, некоторые комментаторы нам объяснят, что несовершенный вид глагола подчеркивает постепенность протекания действия, его разложимость на какие-то внутренние фазы, а совершенный вид – непрерывность и целостность действия. Другие добавят: совершенный вид (в отличие от несовершенного) обозначает еще и достижение результата – ср. найти и искать, тонуть и утонуть. И т.д. в целом можно сформулировать обсуждаемый принцип следующим образом: описание должно быть свободным от противоречий, исчерпывающим и предельно простым. Требование непротиворечивости предшествует требованию исчерпывающего описания. Требование исчерпывающего описания предшествует требованию простоты.
Переносимость интерпретации на другие тексты (ослабленный вариант проверяемости- прогнозирования существования пока неизвестного). Из нескольких возможных интерпретаций более предпочтительна способная объяснить и другие тексты (ситуации, поступки и т. д.), которые до построения данной интерпретации вместе не рассматривались. Всегда можно, например, придумать способ перевода одной какой-либо надписи с этрусского языка на современные языки. Но принят будет такой вариант перевода, который точно позволит переводить и другие этрусские тексты. М. Вебер вводит в анализ хозяйственной деятельности новый, ранее в этом контексте не слишком обсуждаемый компонент – анализ религиозных убеждений. Этот ход оказывается эвристичным, поскольку позволяет связать эффективность экономической деятельности в протестантских странах с этическими нормами протестантизма.
Поскольку любые два текста всегда можно связать между собой, то для подтверждения интерпретации недостаточно просто указать на связь с другим текстом, важно еще показать, как с помощью этой интерпретации можно вскрыть иной смысл этого другого текста.
Принципы, аналогичные конвенциональным нормам в эмпирических науках. В гуманитарных науках они играют особую роль. Дело в том, что смысл весьма субъективен, и по-настоящему объективизировать его можно только в диалоге – только другой человек способен критически оценить, насколько осмысленной выглядит предложенная интерпретация, и усовершенствовать ее. Поэтому достижение взаимопонимания в гуманитарных науках выступает как принцип, критерий для оценки качества концепции. Взаимопонимание, в свою очередь, всегда опирается на согласование разных точек зрения на объект понимания.
Но, как хорошо знает любой практикующий психолог, человек понимает только то, что готов принять. Отсюда важной нормой (принципом) гуманитарных наук становится соответствие идеалу. Идеал «дает нам картину мира не таким, каков он есть, а таким, каким он должен быть согласно нашему желанию». Вот как эту мысль выражает В. И. Слободчиков: «Психология человека должна быть не о том, что есть – как любая наука о природе, а о том, как должно (или – может) быть. ...Гуманитарные (человеко-ориентированные) науки должны строиться в первую очередь на аксиологических (ценностных основаниях)». То есть наличие идеалов вводит в деятельность ученого этические и эстетические нормативы.
Научное сообщество как сообщество в целом тоже имеет свои идеалы. Поэтому тексты интерпретируются с опорой на идеалы, принятые в данный момент всем научным сообществом. Ориентация на разные идеалы ведет не только к разному толкованию фактов, но и к разному подбору этих фактов. В итоге при смене общественных идеалов ученые каждый раз по-новому рассказывают нам давнюю историю собственной страны. Так, Россия – любительница всевозможных пертурбаций – все время оказывается страной с непредсказуемым прошлым (но, разумеется, не только Россия).
Конвенциальной нормой является и требование соответствия традициям. Отсылка к хорошо известной традиции помогает перевести новые идеи на понятный язык. Так, сколь скептическим ни было бы отношение к существующей классификации психических процессов, любое исследование все же должно быть переводимо на эту классификационную сетку, иначе научное сообщество не примет его результатов.
Требование к описанию результатов (квалификационный уровень истолкователя). Поскольку по сравнению с обычными эмпирическими науками в гуманитарных науках свобода исследователя в выборе интерпретаций больше, там накладываются более жесткие требования к изложению собственных взглядов: новую интерпретацию текста имеет право предложить только тот ученый, который хорошо знает предшествующие интерпретации этого текста. В. Ф. Петренко прямо формулирует это для психологии как гуманитарной науки: новый научный текст должен быть вписан в корпус психологической науки, а система цитирования, неявных ссылок и перекрестных ассоциаций должна обеспечивать «жизнь текста» в ранее существовавшем тексте.
Этим гуманитарное научное сообщество защищается от дилетантов. Поэтому только ученые-гуманитарии среди предварительных этапов научного исследования могут выделить такой: «составить по возможности полный перечень имеющихся теорий и предтеорий, известных эмпирических исследований по проблеме, сопоставить их с библиографическими данными». Это требование выполняет очень важную охранную функцию: мало знающему нет места на Олимпе гуманитарных наук. Сравните: ученые-естественники, наоборот, даже несколько бахвалятся тем, что самые выдающиеся открытия в естествознании обычно делают молодые люди, и любят вспоминать известную шутку А. Эйнштейна о том, что он смог привнести в науку новые идеи только потому, что мало знал.