В. Вундт, Э. Титченер и другие представители версии обсуждаемого подхода, названной структурализмом, настаивали на специальной тренировке испытуемого, которая позволяла бы этому испытуемому выделять «подлинные», т. е. лишенные предметности, ощущения. Любое указание на объективное содержание переживания Титченер называл «ошибкой стимула». По Титченеру, например, вместо «неровная дорога» надо говорить о «неодинаковом давлении на подошвы моих ног». Вундт утверждал, что для избавления от ошибок испытуемый должен выполнить не менее 10 тысяч самонаблюдений, запротоколированных под наблюдением опытного экспериментатора.
К обсуждаемому направлению относятся также школа психологии актов Ф. Брентано (в этой школе испытуемым предлагавшая сосредоточиться не на элементарных ощущениях, а на самих актах видения или слышания, ибо только эти акты являются психическими образованиями, а ни цвет, ни звук, ни холод –сами по себе последние являются предметом изучения физики, а не психологии. Акты порождают в сознании объекты в форме образа, в форме суждения и в форме его эмоциональной оценки (как желаемого или отвергаемого). Соответственно, если в лаборатории Вундта испытуемый разлагал свое сознание на элементы, обращая внимание на различные качества своих ощущений, их интенсивность и т. д., то в лабораториях последователей Брентано испытуемые тщательно описывали не само по себе содержание, а те внутренние операции, которые приводят их к созданию образа, суждения и эмоциональной оценки), вюрцбургская школа исследования мышления, показавшая, в частности, что мы не умеем осознавать создание мысли, мысль всегда дана нам в готовом виде!
Исследователям, несмотря на все старания, не удалось избавиться от принципиальных методических недостатков самонаблюдения как метода психологии. Кроме того, обнаружилось, что не всё происходящее в сознании доступно самонаблюдению. Например, напишем какое-нибудь слово так, чтобы каждая его буква была изображена с помощью двух разных цветов а затем предъявим это слово испытуемым с помощью тахистоскопа на несколько десятых секунды с просьбой рассказать о том, что он увидел. Испытуемый обычно способен назвать предъявленное ему слово, хотя отнюдь не всегда готов ответить на вопрос, какими цветами были написаны буквы; зачастую даже не замечает, что они были разноцветными. А ведь если бы он не воспринял эти цвета, то он вообще не увидел бы никаких букв и не смог бы прочитать написанное слово!
Сам В. Вундт говорил, что эти элементы соединяются в «творческом синтезе». Химические элементы, соединяясь, образуют новые вещества. И психические элементы «в силу соединения» образуют новые свойства. Но сам процесс творческого синтеза оставался загадкой. Вундт ввёл в качестве универсального объяснительного принципа этого синтеза апперцепцию – связывание «в мгновенном акте» содержания отдельных восприятий в одно целое вместе с уже накопленным предшествующим опытом. Но он не смог объяснить, что, собственно, происходит в процессе апперцепции. Оно и понятно: апперцепция есть нечто синонимичное вниманию, внимание же, как характеристика самого сознания («фокусировка сознания»), из содержания сознания невыводима.
Вундт понимает, что разработанный им концептуальный аппарат недостаточен для описания всех явлений сознания: «Индивидуальное сознание абсолютно не способно дать нам историю развития человеческой мысли, поскольку оно обусловлено предшествующей историей, относительно которой само оно не может дать нам никакого знания». Поэтому психология народов, утверждает он, не может быть полностью построена по типу экспериментальной психологии.
Исследования структуралистов имели серьёзное значение для последующего развития психологии, хотя их исследовательская программа потерпела неудачу. Попытка объяснения сознания изнутри самого сознания экспериментально подтвердила то, что можно было ожидать из логических соображений: сознание из самого сознания невыводимо, оно не разлагается на какие-либо неделимые элементы.
Недостатки метода самонаблюдения не призывают отказаться от этого метода – это невозможно. Они лишь подчёркивают невозможность объяснения сознания из самого себя, экспериментально подтверждая логическую несостоятельность этой идеи. Нельзя найти причины сознательной деятельности в самом сознании. То, что мы осознаём, постоянно меняется во времени.
Но в том-то и заключается мощь естественной науки, что, как только она принимается за дело, чисто словесные споры заканчиваются. Спорить теперь можно только с учетом полученных в опыте данных.
Приведем некоторые важные экспериментальные выводы, полученные школой Вундта и другими:
* Мы не осознаём процесса создания мысли. Течение осознаваемой мысли определяется причинами, которые сами не осознаются (или, в терминологии вюрцбургской школы, это течение «детерминируется неосознаваемыми тенденциями»).
* Процессы в сознании протекают гораздо быстрее, чем скорость их словесного описания.
* Словесное описание не исчерпывает содержание сознания.
* Сознание состоит не только из ясных переживаний, но и из смутных, неясных.
То, что человек осознает, во многом зависит от его предварительных предположений, а также от того, какую задачу он в данный момент решает.
* Самонаблюдение подвержено ошибкам так же, как и все остальные процессы, протекающие в сознании.
* Как только человек задумывается над тем, как протекает деятельность его сознания, так сама эта деятельность изменяется.
* Возможности сознания ограничены по объему, но природа этих ограничений не осознается, т. е. в самом сознании не содержится.
После этих изысканий в психологических кругах надолго зародилось сомнение в самонаблюдении как в приемлемом методе психологического исследования. А то, что представлялось самой очевидной вещью на свете – сознание – оказалось гораздо менее ясным, чем предполагалось до этих исследований.
Поиск оснований в физическом мире
Другой путь предложил Густав Теодор Фехнер – один из самых оригинальных ученых, когда-либо занимавшихся психологией.
Его трудно охарактеризовать однозначно. Отец-основатель экспериментальной психологии был врачом по образованию, профессором физики по должности, мистиком и философом по характеру взаимодействия с миром, великим мечтателем (в частности, им написана замечательная работа о душе растений, где он доказывает, что лилия принимает свою форму для того, чтобы максимально насладиться водной средой и теплотой солнечного света) и едким сатириком – автором юмористического эссе по сравнительной анатомии ангелов... Также он был одним из последних в европейской истории глубоко верующих пантеистов и самым первым из тех, кто стал изучать воздействие визуального искусства строгими экспериментальными методами. Он, в частности, обнаружил, что из прямоугольников равной площади (16 кв. см.) наиболее привлекательными для испытуемых в среднем были прямоугольники с отношением сторон 34:21, т. е. с соотношением, близким к золотому сечению.
Фехнер был уверен, что физический и психический миры – две стороны одной и той же действительности. Эти стороны не тождественны друг другу, но при этом они должны быть взаимосвязаны. Фехнеровская школа психофизики как раз и ставила задачу построить «точную теорию об отношениях между физическим и психическим мирами». Изучалась реакция сознания на внешний раздражитель, но реакция, не тождественная этому раздражителю. Именно она, по Фехнеру, и должна вести нас к искомым основаниям психологии. В ней проявляется психическая составляющая опыта. Вот я что-то сказал человеку, а он в ответ подпрыгнул. Ясно, что его прыжок не предопределен физическим воздействием звука моего голоса. Поэтому для психологии самым ценным является фиксируемое в эксперименте отличие физического от психического.
Правда, остаются проблемы, которые заведомо ставят под сомнение возможность описать сознание на языке физического мира. Рассмотрим пример. Допустим, мы хотим установить, что осознаёт человек, встречаясь со словом «синий». Длину волны в 475 нм? Это вроде бы и есть значение слова, выраженное физическими параметрами. Но длина волны – это характеристика физического мира; значение этой длины волны – характеристика мира сознания. И связь между этими разными явлениями не может быть выражена в терминах физики. Во-первых, названия цветов употреблялись за тысячи лет до открытия волновой теории света – что же, до этого открытия люди не знали, называя цвета, что они имеют в виду? Знали. Но в чём тогда заключалось для них значение слова «синий»? Во-вторых, диапазон длин волн, к которому применяется слово «синий», в русском языке меньше диапазона применения английского «blue», а у японского «aoi» этот диапазон шире, чем у «blue». Но тогда значение слова не только длиной волны определяется... И т.д.
Сходные проблемы всегда будут возникать, пока мы пытаемся описать сознание на языке окружающего мира (или на каком-либо другом внешнем для сознания языке). В итоге в лучшем случае мы будем иметь физическое описание, а оно заведомо не является психологическим.
Рассмотрим самый известный в психофизике результат – закон Вебера-Фехнера. Физиолог Э. Вебер изучал способность человека различать физические раздражители по их интенсивности. Оказалось, что человек реагирует не на абсолютную разницу в интенсивности раздражителей, а на относительную: чем выше интенсивность двух раздражителей, тем больше должна быть разница между ними, чтобы испытуемый её вообще заметил. Практически это обозначает, что если для груза весом в 20 г необходимо добавить 2 г, чтобы возникло ощущение разницы в весе, то для груза в 200 г надо добавить с этой же целью уже вес в 20 г. Однако при исходном весе в 2 кг эти дополнительные 20 г не вызывают ощущение изменения веса: теперь уже требуется дополнительный вес в 200 г.