Сам Л. С. Выготский рассуждает так. Сознание человека, в полном согласии с Марксом, – это продукт общественного развития. Поэтому социальное выступает как ещё одна причина удвоения реальности. Сознание, по Выготскому, взаимодействует с ситуацией не непосредственно, а через другое лицо. «Мы можем сформулировать общий генетический закон культурного развития: всякая функция в культурном развитии ребенка появляется на сцену дважды, в двух планах: сперва – социальном, потом – психологическом, сперва между людьми, как категория интерпсихическая, затем внутри ребенка, как категория интрапсихическая». Таким образом, сознание вторично, а социальное взаимодействие, общественное бытиё первично. Исходная внешняя деятельность (для Выготского «внешнее» тождественно «социальному») постепенно погружается внутрь (интериоризуется, как начинает называться этот процесс) и переходит во внутреннюю («идеальную») деятельность. (Г. В. Суходольский в связи с этим иронически замечает, что обсуждаемый постулат Выготского никак не может объяснить процесс порождения нового знания, так как новое знание не может быть усвоено извне).
Любимый пример Выготского, поясняющий эту его идею и экспериментально изученный А. Н. Леонтьевым: вначале запоминание осуществляется как внешняя деятельность, посредством завязывания узелков «на память», а уже затем возникают внутренние мнемические процессы, в которых завязывание этих узелков осуществляется не реально, а идеально. Приведенный пример, однако, показывает невозможность разгадки сознания на пути, предложенном Выготским. Человек может завязывать узелки на память «в идеальном плане» только в том случае, если он предварительно обладает этим «идеальным планом», т. е. сознанием. В противном случае, где и что он будет завязывать после интериоризации? Процесс перехода внешней деятельности во внутреннюю реален, его можно показать в эксперименте. На этой идее можно построить систему эффективных педагогических приемов (что предлагал сам Выготский в дефектологии и успешно делали его ученики в других областях). Но нельзя с помощью этого процесса объяснить наличие внутреннего мира, т. е. возникновение сознания.
Попробуем лишь допустить, что в филогенезе сознание появляется вследствие каких-то возникших на заре человечества социальных процессов. Мол, именно эти процессы постепенно интериоризовались и породили сознание. Мы снова столкнемся с неразрешимой проблемой: если древние предки человека, напрочь лишенные сознания, смогли создать неведомые в животном мире социальные отношения, смогли в совершенно бессознательном состоянии начать трудиться или, тем более, беседовать друг с другом, то что им мешало продолжать свою бессознательную социальную жизнь? Зачем им потом понадобилось сознание? И как, собственно, они могли его создать, если изначально его не было? Социальные процессы оказывают огромное влияние на сознание, но они не могут его породить.
Развиваемые подходы не могли противостоять бихевиоризму. Например, Дж. Мид, прямо называвший себя социальным бихевиористом, также пытался вывести всё многообразие психической жизни из социального взаимодействия (его подход получил соответствующее название – интеращионизм. Мид утверждал: человек только тогда становится подлинной личностью, когда относится сам к себе как к объекту, т. е. относится к себе так, как к нему относятся другие люди. Наши взгляды на все объекты (в том числе на самый любимый объект наших мыслей – на себя) возникают из нашей способности видеть мир глазами других людей, понимать и поддаваться воздействию социальных символов. Ключевая гипотеза Мида – что мы принимаем новые точки зрения (установки, по Миду) путем принятия, включения в себя установок других людей. Мид называл этот процесс интернализацией. Но при этом он понимал и подчеркивал: из социального взаимодействия можно вывести самосознание, но не сознание.
Попытки найти объяснение сознанию в его общественной природе встречаются до сих пор. Сознание в такой интерпретации существует, как иронически замечает Д. И. Дубровский, где-то между головами людей. Очевидна загадочность такого предположения. Но оно вело исследователей к экспериментальному изучению процесса совместного или индивидуального приписывания значений окружающему миру, другим людям и самому себе. Они настойчиво подчеркивали: сознание оперирует значениями и смыслами. Такой акцент в экспериментальных исследованиях приводил к плодотворным результатам. Эти результаты были благосклонно восприняты преемниками. Тем не менее, сознание как самоочевидность (непосредственная данность) не может само по себе возникнуть ни в трудовом процессе, ни в общении, ни в других социальных актах. Оно должно существовать до начала социального взаимодействия. Ведь даже выражаемые в словах значения и смыслы могут появиться в сознании, только если оно уже существует.
Краткие выводы:
* Сознание – это всегда какое-то удвоение реальности.
* Специфика психической деятельности состоит в том, что её объектами и орудиями выступают не предметы, а их заместители – знаки. Сознание оперирует значениями.
* Вначале психическая деятельность (например запоминание) осуществляется как внешняя деятельность (например, посредством завязывания узелков «на память»), а уже затем возникают внутренние процессы, в которых эта же деятельность (завязывание узелков) осуществляется не реально, а идеально.
* В сознании отражается только часть того, что в целом дано организму.
* Взгляд человека на все объекты (в том числе на себя) возникает из способности видеть мир глазами других людей, понимать и поддаваться воздействию социальных символов.
* Из социального взаимодействия можно пытаться вывести самосознание, но само сознание из социального принципиально невыводимо.
Предшественники психологики
Бихевиоризм за 50 лет заполонил психологический мир вначале Америки, затем Европы и даже России, где якобы официально и был объявлен слугой чуждой идеологии, но по существу проник в исследовательские коллективы. Изданная в 1984 г. монография самого титулованного в то время советского психолога Б. Ф. Ломова «Методологические и теоретические проблемы психологии», встреченная советскими психологами с восторгом, является, на мой взгляд, гимном бихевиоризму, хотя автор и подчеркивает свою ориентацию на диалектический материализм. Во всяком случае, попытки решения фундаментальных проблем объявляются Ломовым (вполне в бихевиористском духе!) абсурдными и ненаучными, вырывающими отдельные связи из целостной системы.
Возникает целая индустрия экспериментальных исследований, изучающих мало осмысленные, но вполне конкретные частности. Например (и это не шутка!): как влияет цвет глаз на склонность к нарушениям правил дорожного движения? Что ж, исследователь «не может ждать откровения, которое осенит другого» – он решает те задачи, которые может. Собирать факты, искать корреляционные зависимости можно всегда. Стоит лишь надеяться, что потом кто-нибудь воспользуется полученными данными. Такая позиция вдохновляет исследователей, не давая им надежды на получение Нобелевской премии (которая всё равно психологам не присуждается), но и не принося разочарования. В условиях, когда неизвестно, в каком направлении и что именно искать, эта позиция перспективна, ибо стимулирует поиск во всех возможных направлениях.
И всё же психология должна была что-нибудь противопоставить бихевиоризму. Главной проблемой оставалась тайна сознания. Путь к её разгадке оставался неведомым.
Гуманистическое противостояние бихевиоризму
Позитивизм был окончательно прёодолён западной культурой лишь к середине XX в. Меняется методологический климат эпохи. Всё большую популярность (особенно после Второй мировой войны) получают такие менее рациональные философские системы, как феноменология и экзистенциализм. В этих системах обращается внимание на необходимость для человека в каждый момент своей жизни делать выбор, говорится об «обреченности человека на поиск смысла» (М. Мерло-Понти), о том, что «человек всегда натыкается только на свою ответственность» (Ж.-П. Сартр).
И именно к середине XX в. группой психологов был объявлен прямой протест бихевиоризму. Великие люди и блестящие имена: А. Маслоу, Р. Мэй, Г. Оллпорт, К. Роджерс, В. Франкл, Э. Фромм... Чаще всего их относят к школе гуманистической психологии. Впрочем, сторонников этой школы объединяет не столько единый подход к психологическим проблемам, сколько психотерапевтическая практика, общая этическая направленность и ориентация на личностное развитие, личностный рост человека. Человек создает себя сам, говорят гуманисты XX в. Он сам решает свои проблемы, сам строит свою судьбу (психотерапевт может только помочь ему стать тем, кем он способен стать). Академические американские психологи – убежденные бихевиористы – их не понимали и не принимали. Тогда они вынужденно пошли в наступление.
Бихевиоризм удалил из психологии сознание, а вместе с ним удалил осознание человеком себя и необходимую для принятия решения свободу выбора. Человек в бихевиоризме развивается только под воздействием среды, он не имеет никакой возможности самоизменения, саморазвития. Бихевиорист уверяет, что он по заказу способен сделать из любого ребенка музыканта, ученого или бандита. Это неправда, отвечают гуманистически ориентированные психологи. (Правда, как мудрые специалисты, понимающие проблемы других людей, они, конечно, не говорят не столь резко. Например, так: 99% того, что написано по так называемой теории научения, просто неприменимо к развивающемуся человеческому существу). Жизнь человека – процесс постоянного выбора, и только сам человек несет за него ответственность.