Однажды, когда Корейко обычным размеренным шагом двигался на службу, возле самого "Геркулеса" его остановил нахальный нищий с золотым зубом. Наступая на волочащиеся за ним тесемки от кальсон, нищий схватил Александра Ивановича за руку и быстро забормотал:
- Дай миллион, дай миллион, дай миллион!"
"- Самое главное, - говорил Остап, прогуливаясь по просторному номеру гостиницы "Карлсбад", - это внести смятение в лагерь противника. Враг должен потерять душевное равновесие. Сделать это не так трудно. В конце концов люди больше всего пугаются непонятного. Я сам когда-то был мистиком-одиночкой и дошел до такого состояния, что меня можно было испугать простым финским ножом. Да, да. Побольше непонятного. Я убежден, что моя последняя телеграмма "мысленно вместе" произвела на нашего контрагента потрясающее впечатление. Все это-суперфосфат, удобрение. Пусть поволнуется. Клиента надо приучить к мысли, что ему придется отдать деньги. Его надо морально разоружить, подавить в нем реакционные собственнические инстинкты".
Не стоит соваться к клиенту не вовремя:
"Из планового отдела вышел служащий благороднейшей наружности. Молодая круглая борода висела на его бледном ласковом лице. В руке он держал холодную котлету, которую то и дело подносил ко рту, каждый раз ее внимательно оглядев. В этом занятии служащему чуть не помешал Балаганов, желавший узнать, на каком этаже находится финсчетный отдел.
- Разве вы не видите, товарищ, что я закусываю? - сказал служащий, с негодованием отвернувшись от Балаганова..."
Очень хорошо работают рекомендации и упоминания имен влиятельных рекомендателей:
"- Поезжайте в Киев и спросите там, что делал Паниковский до революции. Обязательно спросите!"
Но будем помнить о том, что наши покровители тоже меняются:
"- Раньше я платил городовому на углу Крещатика и Прорезной пять рублей в месяц, и меня никто не трогал. Городовой следил даже, чтобы меня не обижали. Хороший был человек! Фамилия ему была Небаба, Семен Васильевич. Я его недавно встретил. Он теперь музыкальный критик. А сейчас? Разве можно связываться с милицией? Не видел хуже народа".
Улыбка - очень сильное оружие продавца:
"- Гражданин Корейко? - спросил Остап, лучезарно улыбаясь.
- Я, - ответил Александр Иванович, также выказывая радость по поводу встречи с представителем власти.
- Александр Иванович? - осведомился Остап, улыбаясь еще лучезарнее.
- Точно так, - подтвердил Корейко, подогревая свою радость сколько возможно.
После этого великому комбинатору оставалось только сесть на венский стул и учинить на лице сверхъестественную улыбку. Проделав все это, он посмотрел на Александра Ивановича. Но миллионер-конторщик напрягся и изобразил черт знает что: и умиление, и восторг, и восхищение, и немое обожание. И все это по поводу счастливой встречи с представителем власти..."
Чем хуже дела - тем шире улыбка. А если дела идут хорошо, то главной заботой становится свобода:
"- Интересный вы человек! Все у вас в порядке. Удивительно, с таким счастьем - и на свободе…"
Расположить клиента к нам помогают нюансы:
"Слушая Фунта, Паниковский растрогался. Он отвел Балаганова в сторону и с уважением зашептал:
- Сразу видно человека с раньшего времени. Таких теперь уже нету и скоро совсем не будет. - И он любезно подал старику кружку сладкого чаю".
Или - вот такое "присоединение по лексикону":
- Пуэр, соцер, веспер, генер, либер, мизер, аспер, тенер.
Эти латинские исключения, зазубренные Остапом в третьем классе частной гимназии Илиади и до сих пор бессмысленно сидевшие в его голове, произвели на Козлевича магнетическое действие. Душа его присоединилась к телу, и в результате этого объединения шофер робко двинулся вперед..."
Иногда нам важно присоединиться к клиенту по темпу:
"Остап, принявшийся было расхаживать по кинофабрике обычным своим шагом, вскоре заметил, что никак не может включиться в этот кружащийся мир. Никто не отвечал на его расспросы, никто не останавливался.
- Надо будет примениться к особенностям противника, - сказал Остап.
Он тихонько побежал и сразу же почувствовал облегчение. Ему удалось даже перекинуться двумя словечками с какой-то адъютантшей. Тогда великий комбинатор побежал с возможной быстротой и вскоре заметил, что включился в темп. Теперь он бежал ноздря в ноздрю с заведующим литературной частью".
Наши клиенты и сотрудники могут быть "людьми, которых только что видели":
"Полуответственный Егор принадлежал к многолюдному виду служащих, которые или "только что здесь были", или "минуту назад вышли". Некоторые из них в течение целого служебного дня не могут даже добраться до своего кабинета. Ровно в девять часов такой человек входит в учрежденческий вестибюль и, полный благих намерений, заносит ножку на первую ступень лестницы. Его ждут великие дела. Он назначил у себя в кабинете восемь важных рандеву, два широких заседания и одно узкое. На письменном столе лежит стопка бумаг, требующих немедленного ответа. Вообще дел многое множество, суток не хватает. И полуответственный или ответственный гражданин бодро заносит ножку на мраморную ступень. Но опустить ее не так-то легко. "Товарищ Парусинов, на одну минуту, - слышится воркующий голос, - как раз я хотел проработать с вами один вопросик". Парусинова мягко берут под ручку и отводят в уголок вестибюля. И с этого момента ответственный или полуответственный работник погиб для страны - он пошел по рукам. Не успеет он проработать вопросики, пробежать три ступеньки, как его снова подхватывают, уводят к окну или в темный коридор, или в какой-нибудь пустынный закоулок, где неряха завхоз набросал пустые ящики, и что-то ему втолковывают, чего-то добиваются, на чем-то настаивают и просят что-то провернуть в срочном порядке. К трем часам дня он все-таки добирается до первой лестничной площадки. К пяти часам ему удается прорваться даже на площадку второго этажа. Но так как он обитает на третьем этаже, а служебный день уже окончился, он быстро бежит вниз и покидает учреждение, чтобы успеть на срочное междуведомственное совещание. А в это время в кабинете надрываются телефоны, рушатся назначенные рандеву, переписка лежит без ответа, а члены двух широких заседаний и одного узкого безучастно пьют чай и калякают о трамвайных неполадках".
Клиенты и сотрудники могут быть и "затворниками":
"Начальник отбился от категории работников, которые "только что вышли", и примкнул к влиятельной группе "затворников", которые обычно проникают в свои кабинеты рано утром, запираются там, выключают телефон и, отгородившись таким образом от всего мира, сочиняют разнообразнейшие доклады".
Сотрудники могут быть и ослами:
"- Вы знаете, Шура, как я вас уважаю, - загорячился Паниковский, - но вы осел. Это золотые гири! Понимаете? Гири из чистого золота!"
Но чего мы хотим от сотрудников и от клиентов?
"- Чего вы, черт возьми, хотите от меня добиться?
- Того, чего хотел добиться друг моего детства Коля Остен-Бакен от подруги моего же детства, польской красавицы Инги Зайонц. Он добился любви. И я добиваюсь любви. Я хочу, чтобы вы, гражданин Корейко, меня полюбили и в знак своего расположения выдали мне один миллион рублей…"
Берегите свои накопления! "Кстати, где вы держите свою наличность? Надо полагать, не в сберкассе?"
Кстати - зачем нам крысиные гонки бизнеса? Не ждет ли нас вот такое разочарование:
" - Вот я и миллионер! - воскликнул Остап с веселым удивлением. - Сбылись мечты идиота!"
На что мы истратим честно или нечестно заработанное?
"- Я - эмир-динамит! - кричал он, покачиваясь на высоком хребте. - Если через два дня мы не получим приличной пищи, я взбунтую какие-либо племена. Честное слово! Назначу себя уполномоченным пророка и объявлю священную войну, джихад. Например, Дании. Зачем датчане замучили своего принца Гамлета? При современной политической обстановке даже Лига наций удовлетворится таким поводом к войне. Ей-богу, куплю у англичан на миллион винтовок, - они любят продавать огнестрельное оружие племенам, - и марш-марш в Данию. Германия пропустит - в счет репараций. Представляете себе вторжение племен в Копенгаген? Впереди всех я на белом верблюде. Ах! Паниковского нет! Ему бы датского гуся!.."
И сколько денег нам нужно?
"- Скажите, Шура, честно, сколько вам нужно денег для счастья? - спросил Остап. - Только подсчитайте все.
- Сто рублей, - ответил Балаганов, с сожалением отрываясь от хлеба с колбасой.
- Да нет, вы меня не поняли. Не на сегодняшний день, а вообще. Для счастья. Ясно? Чтобы вам было хорошо на свете.
Балаганов долго думал, несмело улыбаясь, и, наконец, объявил, что для полного счастья ему нужно шесть тысяч четыреста рублей и что с этой суммой ему будет на свете очень хорошо…"
Когда у нас заводятся деньги, мы начинаем волноваться о нашей душе:
"Не дают делать капитальных вложений! - возмущался Остап. - Не дают! Может, зажить интеллектуальной жизнью, как мой друг Лоханкин? В конце концов материальные ценности я уже накопил, надо прикапливать помаленьку ценности духовные. Надо немедленно выяснить, в чем заключается смысл жизни".
С деньгами в кармане отношение к жизни меняется иногда не вполне адекватно:
"- Вчера на улице ко мне подошла старуха и предложила купить вечную иглу для примуса. Вы знаете, Адам, я не купил. Мне не нужна вечная игла, я не хочу жить вечно".
Приходят, к нам однажды обязательно приходят мысли о вечном:
"- Мне тридцать три года, - поспешно сказал Остап, - возраст Иисуса Христа. А что я сделал до сих пор? Учения я не создал, учеников разбазарил, мертвого Паниковского не воскресил, и только вы..."
Можно, конечно, плюнуть на все и заявить:
"- Довольно психологических эксцессов, - радостно сказал Бендер, - довольно переживаний и самокопания. Пора начать трудовую буржуазную жизнь. В Рио-де-Жанейро! Куплю плантацию и выпишу в качестве обезьяны Балаганова. Пусть срывает для меня бананы!"